Для того чтобы путешествовать на автомобиле по России, дороги вовсе не обязательны. Корреспондент «Ленты.ру» проехал на UAZ Patriot по расположенным в Заполярье полуостровам Средний и Рыбачий и понял, почему они стали культовыми для любителей автопутешествий по бездорожью со всей России.
Первая в моей жизни ночь в палатке прошла идеально, несмотря на все мои опасения. Шкуры, надувной матрас и спальник, рассчитанный на минус 18 градусов, а также сопящий рядом сосед — сработали идеально — так крепко и комфортно я не спал ни в одном пятизвездочном отеле. А пока я досматривал очередной сон, в наш лагерь въехал… БТР не то с пограничниками, не то с морскими пехотинцами. К счастью, нас не заставили срочно собрать лагерь и эвакуироваться в ускоренном порядке, просто предупредили, что до 16:00 часть полуострова Средний будет закрыта для стрельб Северного флота.
На рейде уже стоят корабли, а самоходные гаубицы и системы залпового огня «Град» выдвигаются на позиции. Ближе к полудню тарахтение дизелей сменяется грохотом артиллерийских залпов, многократно отраженным от суровых скал. Гаубицы бьют куда-то за горизонт, ориентируясь по дыму гигантского костра на дальней сопке. Вокруг суетятся солдаты. В голову как-то сама собой приходит мысль о том, что бьют в сторону Норвегии, в сторону НАТО. Расположенным в приграничной полосе полуостровам в случае войны вновь, как и в 1941-1944 годах, предстоит стать ареной крупномасштабных сражений. Или не предстоит.
Ведь в разделяющей Средний и Рыбачий губе расположен полигон Северного флота, где проходят испытания подводных лодок, и одна из них как раз всплыла во время нашего проезда мимо губы. Немаленький корабль, слушающий новые лодки во время испытаний, кажется жалким траулером на фоне могучего атомного подводного ракетного крейсера. Характерные ребра на задней части корпуса лодки не оставляют сомнений — это лодка 4-го поколения, вооруженная 16 ракетами «Булава».
Каждая ракета несет в себе шесть боевых блоков с индивидуальным наведением и возможностью изменять траекторию. Итого 96 боевых блоков, способных фактически уничтожить несколько крупных городов или небольшую европейскую страну. Гарантия того, что третья мировая война будет быстрой и безболезненной. Умрем и не заметим.
Приграничная территория России с Норвегией — территория войны. Наверное, нет в России такого места, где эхо Великой Отечественной было бы столь отчетливо слышно. Идешь по тундре, а ковер из зеленого мха и ягеля вдруг начинает хрустеть под ногами. Смотришь, а это немецкая «колючка». Или гильзы, или перья стабилизатора минометной мины. Столь большое количество военных артефактов обусловлено закрытым статусом, который полуострова имели большую часть послевоенной истории.
До революции здесь жили поморы — потомки новгородских колонистов — и лопари, как на Руси называли саамов. Первые удили рыбу, вторые пасли оленей. И те и другие обходились без конфликтов. Все изменилось после обретения Финляндией независимости, когда по полуостровам прошла граница нового государства и СССР. Средний разделили практически поровну, а Рыбачий отошел к финнам на треть.
С этого момента полуострова стали ареной противостояния нашей страны с соседями. В ходе советско-финской войны они были быстро полностью заняты Красной армией без особых боев, после чего части РККА продолжили движение вглубь финской Лапландии. Не было боев на самом Рыбачьем и во время войны. Остановить наступление гитлеровцев на Мурманск удалось как раз в том месте, где узкий перешеек соединяет материк и полуостров Средний, — на хребте Муста-Тунтури.
Это одно из самых страшных мест, где мне довелось побывать. В переводе с финского название хребта означает «мрачная безлесая гора», и это лучшее для нее определение. Хребет высотой чуть больше 200 метров (абсолютная высота равна 262 метрам) вытянулся в длину на девять километров. Девять километров суровой северной природы. Хмурые скалы, крутые склоны, поросшие карликовыми березами и мхом. Подъем даже по сухим склонам заставляет быть внимательным, аккуратно прощупывать камни, иногда хвататься руками за скалы.
Представить, каково делать это в дождь, с боеприпасом через плечо, под постоянным огнем противника, я не могу. А воевавшие здесь парни не просто могли это представить, они раз за разом совершали этот подъем, ведь линия фронта проходила через Муста-Тунтури с 29 июня 1941 года — первого дня войны на Кольском — по 10 октября 1944 года, когда во время Петсамо-Киркенесской операции фронт был, наконец, прорван.
Три года и три месяца советские и австрийские солдаты, а воевали на Кольском именно австрийские горные егеря, находились на расстоянии броска гранаты друг от друга: расстояние между окопами колебалось от 20 до 100 метров. Войска рейха находились на южной оконечности хребта, советские — на северной. А между ними каменная плоскость — Муста-Тунтури представляет собой типичную столовую гору.
Я стою в тщательно восстановленном австрийском окопе и смотрю на то место, где ныне высится обелиск памяти погибших советских солдат, а тогда располагались наши позиции, и с трудом представляю, каково это: воевать, когда ты не только слышишь, но и видишь своего врага. Практически глаза в глаза. И каково это, подниматься в атаку по совершенно голой поверхности. Нечем прикрыться, некуда спрятаться — идеальный естественный плац, на котором так легко выкашивать идущих в наступление.
Прикрывались чем могли, да не всегда помогало. Вот стоит изрешеченный пулями противопульный бронещит. Судя по тому, как разорвана и оплавлена броня, становится ясно — шансов у находящегося за ним бойца не было. На Муста-Тунтури кажется, что война закончилась вчера, столько тут ее артефактов. И если сейчас это только осколки, то еще в 1980-е годы в окрестностях хребта находили сумки, котелки, кружки, вполне рабочие бинокли, а также оружие и боеприпасы. Однажды местная молодежь даже подняла со дна озера немецкую гаубицу и начала из нее стрелять.
Не менее удивительной находкой стала мумия эсэсовца, покончившего жизнь самоубийством в одной из пещер. На двери помещения, где он нашел свое последнее пристанище, была надпись, запрещающая входить, вот никто и не входил. Когда в 1970-е геологи вскрыли дверь, то обнаружили мумию нациста, сидящего за столом с простреленной головой. Как только к нему прикоснулись, мумия рассыпалась в прах. Эту и другие невероятные истории нам поведал один из самых известных краеведов в истории Михаил Георгиевич Орешета.
Орешета — личность легендарная. Один из самых известных краеведов в стране, он, кажется, знает на Рыбачьем и Среднем каждую скалу. И совершенный на ней подвиг. Рация в нашем внедорожнике не смолкает ни на секунду — Михаил Георгиевич перечисляет номера рот, взводов и дивизий, сыплет фамилиями, именами, датами. Кажется, что у него в голове стоит не один заполненный информацией о войне жесткий диск. А еще Орешета — настоящий кладезь всевозможных баек, веселых историй и любопытных фактов.
Но куда важнее еще одна его ипостась — хранителя памяти. За свою жизнь он вместе со сподвижниками организовал только в Мурманской области около 30 воинских захоронений, установил без малого 40 мемориальных досок и более 20 обелисков. То, что на Рыбачьем памятников больше, чем людей, во многом его заслуга. Свой вклад в сохранение памяти внесли и мы.
Целью нашей экспедиции была установка двух памятных досок в честь сбитых над Муста-Тунтури летчиков. Доски в честь экипажей Пе-2 поставили на братском кладбище еще в 1980-е, но за прошедшие годы надписи почти полностью исчезли. Памятники подновили, и мы водрузили их на место. Одну из досок выпала честь везти в своем «Патриоте» мне. Трое пацанов: старшему — 25 лет, младшему — 21 год. Одни из тысяч погибших на крохотном участке фронта.
Но самый удивительный монумент расположен не на Рыбачьем и Среднем, а на материке — в населенном пункте Старая Титовка. Огромный обелиск с колоколом на вершине возник благодаря все тому же Орешете, а точнее его книгам. Увлеченный историей московский адвокат Евгений Алистратов прочитал книги, прошел все места боев в районе Рыбачьего и решил поставить на свои деньги прекрасный памятник. Открытие состоялось в июне этого года, и теперь у всех путешественников на Рыбачий есть новая традиция — бить в колокол, перед тем как отправиться на остров.
Рядом с памятником расположен небольшой народный музей, посвященный боям в районе Титовки и советским дотам, которые первыми встретили удары гитлеровцев. Карты, фотографии, оружие, амуниция, предметы быта — в музее хранится множество поднятых из земли артефактов. Орешета рассказывает историю этих дотов и их защитников по рации уже по пути на Рыбачий, и когда он заканчивает, никто еще долго не решается прервать тишину в эфире.
Доты, как и многое в приграничной полосе, строились перед самой войной и до конца так и не были завершены. К ним не успели подвести связь, завезти в них медикаменты и провиант. Когда горные егеря перешли границу и ударили по дотам 29 июня, защищавшие их бойцы просто не знали, что происходит. Ребята защищались из последних сил, доты стали прибежищем для десятков раненых солдат, искавших в них убежище. Когда поисковые отряды спустя много лет обследовали доты, то нашли лишь гору трупов, опознать которые было почти невозможно.
Удалось установить имена лишь 11 бойцов. Спустя какое-то время из Барнаула пришло письмо от одного из защитников дота, который был внесен в список погибших. Орешета в ответном письме попросил его рассказать о том, что происходило в дотах, но ветеран отказался. В итоге его удалось уговорить, и Михаил Георгиевич спустя некоторое время получил исписанную мелким почерком тетрадь — самое страшное, что он читал в жизни.
Ветеран вспоминал, как стонали в доте раненые бойцы, как они умоляли убить их и звали на помощь. Как в конце концов защитников осталось только двое, как разорвавшаяся в бойнице граната оторвала руку одному из них, рука повисла на сухожилии, и автору воспоминаний пришлось перебивать сухожилия камнем, а затем проволокой зашивать руку, чтобы остановить кровотечение.
Как еще живой однорукий товарищ подавал ленту, пока оставшийся в строю последний защитник дота стрелял. Как был пленен и попал в лагеря: сначала в немецкий, потом в советский. В какой-то момент рассказ обрывался, и следовал сухой текст другим почерком — не выдержавшее воспоминаний сердце ветерана остановилось, а тетрадь Орешете отправил врач, установивший смерть.
Но как бы ни сильно было эхо войны на Среднем и Рыбачьем, обаяние местной природы все равно сильнее. Сюда, да и в целом на Кольский полуостров лучше всего ехать в августе-сентябре. Раньше — слишком много мошки, а полярный день не даст насладиться северным сиянием, позже становится слишком холодно. В сентябре же Кольский встречает буйством красок, обилием грибов и ягод и температурой выше нуля. А еще в это время дороги, которые лучше назвать направлениями, довольно легко проходимы.
Впрочем, даже в сезон проходимы они только для серьезной техники. Легковым машинам тут делать нечего, особенно современным. Да и на кроссовере отправляться сюда можно лишь при наличии очень большого джиперского опыта. Мой коллега по экипажу как раз из таких. Однажды он приехал на Рыбачий на Toyota Highlander. Все ограничилось порванным пыльником ШРУСа и потраченными во врем штурма каменистых подъемов нервами, но я бы его подвиг повторить не решился.
Поэтому большинство машин на Среднем и Рыбачьем — это рамные внедорожники с понижающей передачей и набором блокировок дифференциалов. Многие отправляются сюда на подготовленной технике с лифтом подвески, шноркелями, силовыми бамперами и лебедками. Местное бездорожье предлагает полный набор джиперских удовольствий: глубокие грязевые колеи, каменистые подъемы, броды, песчаный пляж, бесконечные грунтовки с покрытием типа «стиральная доска» и редкие остатки асфальта, которые вполне можно считать отдельным типом бездорожья.
Нам невероятно повезло с погодой — все три дня пребывания на полуостровах светило солнце, так что броды были неглубокими, колеи — не слишком размыты, а камни — не самыми скользкими. Поэтому понижающую передачу наш экипаж активировал ровно два раза: при штурме крутого подъема и на пляже. Увы, на состоянии местных дорог это никак не отразилось — трясти меньше не стало.
Самое ужасное, что в ямах на этих грунтовках нет логики, ты не можешь найти траекторию, где ям было бы меньше. Трясешься километр за километром, пока не входишь в какое-то состояние транса и принятия реальности. Не обретаешь, так сказать, дзен. Еще одна проблема Рыбачьего — острые камни, разбросанные под колесами. Наш экипаж колес не пробил. Но другим повезло меньше. В нашей колонне из 11 UAZ Patriot пришлось заменить пять или шесть шин с порезами боковин.
Но Рыбачий и Средний стоят того, чтобы сюда приехать. Где еще героическая история сплетается воедино с невероятной природой? Где еще за три дня ты успеешь прыгнуть из бани прямо в Северный Ледовитый океан, полакомиться клюквой, морошкой и черникой, увидеть подберезовик, который выше, чем дерево давшее ему название, посмотреть на выдолбленные в скалах австрийскими стрелками пещеры и походить по восстановленным окопам? Где еще ты на небольшом участке суши увидишь учебные стрельбы, северное сияние, испытания подводной лодки и мертвого кита?
Несчастные гиганты до сих пор регулярно пытаются прорваться между Средним и Рыбачьим — еще несколько тысяч лет назад перешейка между ними не было, и киты, похоже, помнят об этом. Животные садятся на мель, а отливы в этих краях быстрые и резкие, так что шансов выбраться у китов уже нет. Огромные туши быстро съедают вездесущие чайки и косатки, которые регулярно охотятся в этих водах. В этих местах вообще все сурово. За это их и любят.