В рамках фестиваля SOUND UP в Москве 9 ноября сыграют программу DAVID LANG /ULTRA/, составленную из произведений одного из самых востребованных, титулованных и экспериментирующих композиторов современности — американца Дэвида Лэнга, сочинившего музыку к «Молодости» Паоло Соррентино (за что он получил номинацию на «Оскар»). Кроме того, Лэнг — автор аранжировки знаменитой Requiem for a Dream для струнного квартета Kronos Quartet. В Москве можно будет услышать самые известные произведения музыканта, в том числе композицию «Страсти по девочке со спичками», за которую он получил Пулитцеровскую премию. «Лента.ру» побеседовала с одним из основателей американской современной композиторской школы накануне концерта.
«Лента.ру»: Насколько я знаю, одним из ваших учителей был известный немецкий композитор Ханс Вернер Хенце. Стал ли он важной фигурой в вашей жизни, и часто ли вы общались? У него же были ярко выраженные и достаточно радикальные политические взгляды. Это как-нибудь проявлялось в его педагогических методах?
Дэвид Лэнг: Ханс Вернер Хенце был моим преподавателем во время Танглвудского музыкального фестиваля 1983 года. Официально он был моим учителем только тем летом, но мы так хорошо поладили, что очень тесно общались до конца его жизни. По его заказу я написал много музыки для различных оркестров, концертов, фестивалей. Мы много говорили и о политике, что было для меня очень интересно: я никогда раньше не встречал композитора, который видел бы в музыке инструмент, способный изменить мир. Я перенял эту идею, хотя мои собственные политические и музыкальные стратегии отличаются от тех, что проповедовал он. Самым важным уроком, который я вынес из нашего с ним общения — я стал мыслить масштабно. Он действительно считал, что музыка больше, чем жизнь, и я был очень вдохновлен этой идеей.
Пять лет назад журнал «Музыкальная Америка» назвал вас «композитором года». Кто еще из ваших нынешних коллег достоин такого титула, кто из них способен войти в историю как «символ эпохи» первой четверти XXI века?
Не уверен, что могу сказать, кто «войдет в историю». Думать о вечности — не мое дело. Нужно быть честным с самим собой, создавать музыку, которая для меня значительна, а будущие поколения решат, стоит ли их внимания то, что я написал.
Вообще, самое захватывающее в прослушивании музыки, написанной современниками, состоит в том, что мы все становимся частью истории, и, фактически, формируем музыкальное будущее. У Баха и Бетховена уже все в порядке: то, что каждый из нас думает о них, никак не влияет на общее отношение к ним. Но если вы идете на концерт современника, которого вы не знаете — вы рассказываете о нем своим друзьям, а потом начинаете следить за его творчеством — вы влияете на историю музыки, вы — лично! Именно поэтому мне кажется, что слушать современную музыку в некоторой степени интереснее чем классическую.
Вы пишете партитуры для ударных и струнных инструментов, для симфонических оркестров и детских хоров, для оперы и балета. Есть ли у вас любимый жанр, музыкальная форма или инструмент?
Последние несколько лет я посвящаю большую часть время написанию музыки для голоса: опера, хоровая музыка, песни. И дело не в том, что я люблю вокальную музыку больше других видов музыки — просто я очень люблю тексты. Обожаю слова: читать их, писать, думать о них, вплетать в музыку. Соответственно, мне нужны люди, которые могли бы произносить их и петь. Поэтому я все больше и больше времени провожу с вокалистами.
Сейчас идет очередной виток дискуссии о кризисе рок-музыки. Вам было бы интересно написать что-нибудь нестандартное для электрогитар и синтезаторов и предложить новую форму рок-н-роллу?
Разве кризис в рок-музыке вещь не постоянная? По-моему, сегодня существует множество музыкантов, ищущих способы выйти за пределы своих жанров и их традиционных ограничений. Речь не только об академических исполнителях, движущихся в сторону рока, импровизации и этнической музыки, но и о рок-музыкантах, импровизаторах и этнических исполнителях, двигающихся в обратном направлении. Мне кажется, в этом есть большой потенциал для новых увлекательных совместных музыкальных проектов.
Несколько лет назад я написал произведение под названием «Death speaks». В его основу вошли выдержки из песен Шуберта, где смерть обращается к нам напрямую. Форма концерта, состоящего из песен, отсылает к стандартам поп-музыки. Поэтому я решил сделать произведение для ансамбля музыкантов, которые начинали с классики, а потом перешли к року. В проекте участвовали Брайс Десснер из группы National, Оуэн Паллетт из Arcade Fire, Шара Нова из My Brightest Diamond и Нико Мули, классический музыкант, известный по работе с разными звездами, в частности с Бьорк. Мне кажется, объединение непохожих музыкальных миров в проектах разрушает ненужные границы между ними и способно дать серьезный энергетический толчок.
А что вы думаете о рэпе и хип-хопе? Это музыка? Есть представители данного жанра, за которыми вы следите и выделяете среди прочих?
Мне нравится хип-хоп, и я слушаю много такой музыки. Оба моих сына — хип-хоп музыканты и продюсеры, так что в моем доме целыми днями звучит мощный бит. Кроме того, я был в жюри, присудившем Пулитцеровскую премию Кендрику Ламару! Прежде из музыкантов ее получали только классики и джазмены. Когда я слушаю хип-хоп, понимаю, какую колоссальную роль здесь играет качественный продакшен. Эта музыка буквально ваяется в студии. Обработке звука уделяется огромное внимание, намного большее, чем при записи классической музыки. Нет ни одного академического произведения, записанного и спродюсированного столь же кропотливо, как Yeezus Канье Уэста. Признаюсь, меня это очень печалит. Наверное, чаще всего я слушаю Эзопа Рока, который, родись он раньше, стал бы бит-поэтом.
Свою Пулитцеровскую премию и «Грэмми» вы получили за произведение «Страсти по девочке со спичками». Считаете ее своей самой успешной работой? Почему она привлекла столь большое внимание? И слышали ли вы когда-нибудь ансамбль «Интрада», который сейчас исполнит эту пьесу в Москве?
«Страсти по девочке со спичками» несомненно изменили мою жизнь. Я очень старался написать серьезное произведение, посвященное религии, обществу, беспризорности и нашим обязательствам друг перед другом. Меня радует, что эту вещь услышало такое множество людей, и она для них что-то значит. Я вдохновляюсь тем, что оно по-прежнему звучит по всему миру.
Об ансамбле «Интрада» я слышал. Знаю, что в нем собраны мастера мирового уровня. На сей раз я не смогу лично присутствовать в Москве на их выступлении, но, надеюсь, в один прекрасный день вживую услышать, как они исполняют мое сочинение.