Северная Корея — это разруха, Мордор и расстрелы из зенитного собакомета, а Южная — рай с «Самсунгом», кей-попом и демократией. Примерно так считает большинство современных людей, наученных долгими традициями антисеверокорейской пропаганды. Между тем реальная история куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, которые на нем расположены. В прошлый раз мы рассказывали о Южной Корее до и во время Корейской войны, а до этого — о таинственном Пак Хон Ёне — северокорейском вожде, который вполне мог убить Ким Ир Сена и втянуть СССР в третью мировую. На этот раз речь пойдет о крахе южнокорейского диктатора Ли Сын Мана и «идеальном Майдане».
Если рассматривать историю падения власти Ли Сын Мана с точки зрения современных штампов, то перед нами история про «идеальный Майдан». Откровенно коррумпированная власть проводит целиком и полностью фальсифицированные выборы, попытка группы молодежи выразить свой протест встречает совершенно неадекватное насилие, студентов поддерживает народ, и на улицы выходят сотни тысяч, после чего силовые структуры не торопятся стрелять, а часть политиков прозревает и лишает президента власти. Впрочем, в этой истории мы рассмотрим не только революцию, но и ее последствия, которые были не менее интересны.
Напомним, что режим Ли Сын Мана, установившийся на юге после раскола страны, был классическим примером «банановой республики», поддерживаемой Соединенными Штатами исключительно из идеологических соображений и представлявшей собой диктатуру куда более тоталитарную, чем на севере. Сам Ли, которому ко времени описываемых событий было далеко за 80, на полном серьезе считал себя мессией корейского народа, был абсолютно уверен, что он знает, «как надо», и никто не смеет угрожать его власти или серьезно претендовать на нее.
Правой рукой Ли Сын Мана был Ли Ги Бун — один из самых богатых людей страны, обладатель отрицательной харизмы. Если былые заслуги президента оставляли к нему хотя бы какое-то уважение, его помощника откровенно ненавидели, списывая все беды страны на его козни. Ли Сын Ман, однако, не чаял в нем души настолько, что даже усыновил его старшего сына. Главной оппозиционной силой в стране была Демократическая партия — не левые, но проамериканские силы, выступающие за соответствие страны критериям демократического государства и объединяющие всех недовольных режимом.
В 1959 году руководство правящей Либеральной партии дало министру внутренних дел специальное поручение: на выборах в марте 1960 года обеспечить избрание Ли Сын Мана президентом, а Ли Ги Буна — вице-президентом. Для этого чиновникам была разослана секретная инструкция, где, например, открытым текстом говорилось, что до начала голосования в урне уже должно находиться некоторое количество «заряженных» бюллетеней, которые высылались заранее заполненными сотнями тысяч людей.
Так как несогласие с инструкцией означало отставку, ее выполняли всеми доступными способами, вплоть до досрочной организации голосования 40 процентов избирателей путем мобилизации чиновников и членов правительственных организаций. Одновременно полукриминальные «патриотические элементы» громили офисы Демократической партии, избивали работников предвыборного штаба и просто активных сторонников, а правительство «подрезало врагам крылья» действиями вроде запрета ведущей оппозиционной газеты «Кёнхян синмун».
За месяц до выборов кандидат от демократов Чо Бён Ок скончался в госпитале в США, и избирательная комиссия снова запретила замены. Ли Сын Ману в очередной раз предстояло состязаться с покойником (как мы помним, за четыре года до этого в Сеуле победил мертвец), и потому главной интригой были выборы вице-президента. Несмотря на часто встречающиеся обвинения Ли Сын Мана в устранении конкурентов, я склонен все же считать эти смерти совпадениями.
Разумеется, Ли Сын Ман и Ли Ги Бун «победили», но фальсификации достигли такого уровня, что когда вскрывали урны, оказалось, что за кандидата на пост вице-президента Ли Ги Буна было подано немногим больше ста процентов голосов. В результате власти снова прибегли к фальсификации, волевым решением снизив эту цифру до 79 процентов. Настолько откровенное вмешательство в выборный процесс со стороны полиции и правительственных чиновников, шантаж, угрозы, физическое насилие, покупка голосов, взятки и коррупция вызвали массовые протесты, более или менее успешно подавляемые подконтрольными режиму гангстерами.
Спичкой, брошенной в пороховой погреб всенародного гнева, стало найденное 11 апреля в бухте города Масан тело убитого учащегося средней школы Ким Чжу Ёля, исчезнувшего в день выборов. В глазу у него был осколок слезоточивой гранаты. До того в течение месяца мальчика считали пропавшим, и, согласно самой распространенной версии, полицейские выбросили тело ребенка в море, чтобы скрыть тот факт, что они стреляли такими гранатами с близкого расстояния и на поражение — как болванками и в упор.
В Сеуле первой демонстрацией стало выступление студентов университета Корё 18 апреля 1960 года. Затем в акциях стали принимать участие студенты, учащиеся старших и средних школ Сеула, к которым присоединялись горожане.
19 апреля 1960 года демонстрация минимум из 100 тысяч человек направилась к президентскому дворцу. Охрана открыла огонь, убив, по разным данным, от 115 до 130 человек и ранив около тысячи, после чего выступление было рассеяно механизированными частями армии и полиции.
Вечером того же дня посетивший Ли Сын Мана американский посол обнаружил, что президент не только не представляет себе, что произошло в этот день, но и находится в плену странных фантазий. Он был уверен, что против него существует заговор, в котором принимают участие коммунисты, оппозиционный кандидат в вице-президенты Чан Мён, католический епископ Сеула и Госдепартамент США.
На протесты против своего правления он реагировал с искренним удивлением: «Невероятно, что патриотический корейский народ, которому я посвятил всю свою жизнь, мог вести себя так, как участники этих демонстраций». Ли Сын Ман объявил, что волнения спровоцированы коммунистическими подстрекателями, однако это явно опровергалось тем фактом, что один из лозунгов, с которыми студенты вышли на улицы, был «Даешь демократию, долой коммунизм!», а значительное число людей, поддержавших лидеров оппозиции, были хорошо известны своими антикоммунистическими взглядами.
Каждый день на демонстрации выходило больше 100 тысяч человек. Ли Сын Ман объявил военное положение, однако армия не стремилась подавлять выступления народа так, как полиция. Тем временем от критики выборов демонстранты перешли к требованию немедленной отставки Ли Сын Мана. 25 апреля состоялась демонстрация профессоров университетов Сеула, которые требовали от властей «ответить за пролитую кровь студентов». К ним присоединялась оппозиция и все больше горожан.
Терпение кончалось и в Вашингтоне. Подсознательно американцы уже были готовы сдать Ли Сын Мана — в Госдепартаменте его считали упрямым и неблагодарным эгоистом, а его правительство — коррумпированным и не соответствующим требованиям времени.
Еще в начале апреля 1951 года в письме домой один британский дипломат предлагал кому-нибудь «открутить старику голову, положить ее в сумку и никогда больше оттуда не вытаскивать». А в сентябре того же года главы внешнеполитических ведомств США, Великобритании и Франции пришли к выводу, что режим Ли Сын Мана «не заслужил» безусловной поддержки из-за слабости и коррумпированности. Однако найти альтернативную фигуру было невозможно — все достойные кандидаты были или уничтожены, или не имели необходимых качеств руководителя страны, или казались слишком левыми.
Но на фоне общенациональных выступлений против Ли Сын Мана Вашингтон тоже подверг его режим публичной критике, указав на необходимость реформ и свобод. 26 апреля Госдепартамент США сделал официальное заявление о протесте в связи с «нарушениями демократии» в Южной Корее, а американский посол и командующий войсками США в Корее прошли через толпу демонстрантов, приветствовавших их овациями, и потребовали, чтобы Ли Сын Ман ушел в отставку.
В тот же день на экстренном заседании Национальной Ассамблеи (присутствовало 136 депутатов из 233, преимущественно оппозиционеры) была принята резолюция, объявившая недействительными результаты президентских выборов и требовавшая отставки Ли Сын Мана. К этому времени армия и полиция уже не спешили выполнять приказы президента, направленные на подавление народного движения.
27 апреля министр иностранных дел Хо Чжон объявил о создании правительства переходного периода, которому подчинилось подавляющее большинство силовиков. 28 апреля 1960 года Ли Ган Сок, старший сын Ли Ги Буна, приемный сын Ли Сын Мана, выполняя волю отца, застрелил из пистолета родителей и младшего брата, а затем смертельно ранил себя. Считается, что таким образом его отец хотел искупить позор, связанный с его пребыванием у власти, но есть мнение, что семья просто предпочла умереть такой смертью, чем быть растерзанными толпой, которая ворвалась в резиденцию Ли Ги Буна и разнесла ее по кирпичику — подобно тому, как в начале ХХ века разрушали дома «национальных предателей». Единственной вещью, которая не пострадала во время погрома, был большой американский флаг, который впоследствии передали оказавшемуся поблизости американцу.
Потеря ближайшего сподвижника нанесла Ли Сын Ману последний удар. 29 апреля 1960 года он покинул страну на американском военном самолете и отбыл на Гавайи, где прожил еще пять лет. Через несколько дней после отъезда президента студенты повесили на статую американского генерала Дугласа Макартура цветочную гирлянду — в знак признательности позиции США, без чьей поддержки события вряд ли развивались бы так быстро, успешно и без слишком большого числа жертв (погибли 183 и ранены примерно 6,3 тысячи человек).
15 июня 1960 года была принята новая конституция, которая установила парламентское правление по типу правительства Великобритании или Западной Германии, снова сведя роль президента к церемониальной. Он считался главой государства, но исполнительной властью не обладал. 29 июля Демократическая партия получила большинство голосов: президентом стал участник антияпонского сопротивления Юн По Сон, а премьер-министром — Чан Мён, который взял в свои руки реальную власть. Наступила так называемая Вторая республика…
Как писала в то время газета «Чосон Ильбо», «темная эра тирании ушла в прошлое, правлению гангстеров настал конец». Увы, нас ждет печальная повесть о том, что бывает, когда демократия приходит в неготовое к этому общество. Первый блин демократического эксперимента вышел комом, и менее чем за год проект потерпел неудачу практически по всем направлениям, каждое из которых мы рассмотрим ниже.
Легитимность власти. Хотя Демократическая партия имела давнюю традицию борьбы с режимом, она переживала определенный кризис легитимности, так как не захватила власть своими силами, а «получила ее из рук студентов». Это не придавало власти необходимой решимости, хотя целый ряд законов, особенно направленных на наказание «совершивших преступления против демократии», был принят с нарушением процессуальных норм и имел обратную силу (позволялось судить за подобные преступления, совершенные до принятия закона, как, например, в СССР при Хрущеве судили валютчиков).
Стоит учитывать и личность нового лидера страны. Чан, бывший посол Кореи в США во время Корейской войны, не предпринимал ни одного важного шага без консультации с американским посольством или с сеульской резидентурой ЦРУ. Его окружение состояло из хороших специалистов, крайне редко делавших технические ошибки, однако никто из них не обладал способностью быть политическим лидером, и потому ни одна из разработанных ими программ не была доведена до конца и внедрена.
Политическая борьба и состояние дел в правящей партии. Демократическая партия была типичным «союзом против» неограниченного срока президентства Ли Сын Мана. Внутри партии существовали «старая» и «новая» фракции, которые достаточно быстро разошлись между собой, как только партия стала правящей. В результате 14 ноября 1960 года «старая» фракция, неудовлетворенная распределением власти, отделилась и образовала Новую Демократическую партию. Вместо того, чтобы создать общенациональную коалицию, фракционеры по-прежнему ставили свои интересы выше общенациональных.
Ситуацию усугубляла нераспущенная демократами Либеральная партия, которая, став оппозицией, использовала методы своих оппонентов, устраивая многочасовые обструкции или бойкотируя Национальную Ассамблею во время принятия ключевого законопроекта. То есть правящая партия и оппозиция поменялись местами.
Из 24 существовавших в то время политических партий 16 были социалистическими, или «прогрессивными». Их идеологией был завезенный американцами нейтрализм: сделать Корею нейтральным государством по образцу Австрии, выведя с полуострова все иностранные войска и обеспечив нейтралитет страны за счет договора между сверхдержавами.
Попытка властей реорганизовать систему командными методами привела ее в состояние коллапса, усиленного апатией, охватившей госслужащих на фоне новой волны чисток, в ходе которых представители разных фракций сводили счеты друг с другом. В результате значительная часть чиновников фактически саботировала действия правительства или, боясь быть осужденными за свои действия, предпочитала бездействие.
Кроме того, новая власть испытывала дефицит управленческих кадров, не запятнанных сотрудничеством со старым режимом. Вследствие этого критерием для занятия должности нередко становились не профессионализм кандидата, а его личные связи или «анкета», говорящая о его оппозиционном прошлом. Понятно, что такие новые управленцы уступали чиновникам старого образца, но отличались не меньшим аппетитом к власти, по традиции видя в ней кормушку. И когда несколько членов кабинета Чан Мёна оказались вовлечены в коррупционные скандалы, это вызвало значительное неудовольствие масс, болезненно реагировавших на то, что новая власть мало чем отличается от старой.
Положение дел в силовом блоке. На ослабление репрессивных структур руководители Второй республики смотрели как на политическую панацею. Полицейские силы обучались уже по американскому образцу, а разоблачительный пафос и охота на ведьм той поры чрезвычайно напоминают мне то, что происходило в РФ в начале 1990-х годов. Как и тогда, клеймо душителей свободы очень больно ударило по рядовым работникам, многие из которых стали жертвами самосудов, за которыми часто стояло не справедливое возмездие, а сведение личных счетов. При этом считалось, что убитые во время таких судов Линча получили по заслугам, а расследование подобных случаев практически не велось.
В результате запуганная чистками и пропагандистскими кампаниями полиция не испытывала особенного желания предпринимать какие-то действия по восстановлению общественного порядка из опасения, что ее активность ударит по ней самой. Любая попытка вернуть силы и средства, необходимые для противодействия начинающемуся хаосу, рассматривалась как скрытая подготовка новой диктатуры, а слишком жесткие методы работы — как возврат к временам тоталитаризма.
Разгром старых кадров и общее ослабление репрессивного аппарата подстегнули как волну организованной преступности (бывшие политические гангстеры перестали быть политическими, но продолжали заниматься рэкетом и разбоем с не меньшим рвением), так и рост коррупции и незаконных доходов крупных компаний, руководство части которых просто отказывалось платить налоги.
«Распустились» не только гангстеры, но и студенты, которые давили на правительство своими массовыми выступлениями. Они несколько раз даже врывались в здание Национальной Ассамблеи во время ее заседаний, занимая трибуну спикера, укоряя депутатов в отсутствии революционного духа и полагая, что правительство в своих действиях подотчетно им. Телефонное право фактически сменилось «мегафонным».
С 19 апреля 1960-го по 16 мая 1961 года прошли около 170 студенческих демонстраций (всего в них приняли участие 120 тысяч участников) и 35 демонстраций профсоюзов (20 тысяч участников) — в среднем по четыре демонстрации в неделю. В ноябре 1960 года студенты университета Ёнсе выступили против «пролисынмановски» настроенной администрации университета, обратив свой гнев на временного ректора Андервуда (гражданина США, потомка основателя университета) и его коллег. Полторы тысячи студентов совершили налет на их дома и разгромили их почти так же, как в свое время резиденцию Ли Ги Буна. Затем они устроили демонстрацию перед посольством США, требуя высылки этих людей из страны. Полиция подавила выступления только после того, как Госдеп направил правительству официальную ноту протеста.
Когда ситуация начала выходить из-под контроля, правительство стало хвататься за дубинку чрезвычайных законов, но в обстановке, которую оно само же создало, его уже никто не слышал. Закон о контроле над демонстрациями и так называемый Временный чрезвычайный антикоммунистический закон — не очень отличались от антикоммунистических законов времен Ли Сын Мана и тоже грозили драконовскими мерами за любые формы поддержки или восхваления коммунизма. Однако ослабленный репрессивный аппарат уже не мог адекватно контролировать волну протестов — студенты открыто называли революцию 1960 года «украденной».
Экономика. Власти Второй республики пытались избавиться от «экономики, основанной на помощи», и разработали обширную программу развития экономики и пятилетний план развития страны на 1961-1965 годы. Американские деньги пытались инвестировать в создание собственной промышленности, однако США отказались финансировать программу. Вашингтон заявил, что причиной всех бед режима Ли Сын Мана было разворовывание американской помощи, и потому надо не столько реформировать экономику страны, сколько усилить контроль над тем, как используются уже имеющиеся фонды.
8 февраля 1961 года было подписано Корейско-американское экономическое и техническое соглашение. Оно под предлогом контроля за распределением американской помощи давало США очень широкие возможности для вмешательства в экономическую жизнь страны, включая предоставление американским советникам полной информации об экономических программах и права их пересматривать.
Понятно, что это парализовало экономическую политику и вызвало сильный всплеск антиамериканских настроений, ибо уровень американского контроля резонно сравнивался с уровнем японского вмешательства в экономическую жизнь страны во время протектората. А это в свою очередь только раскачало общую ситуацию.
Кроме того, предметом беспокойства для правительства Чан Мёна стали также требования о наказании тех, кто нечестным путем нажил богатство и фальсифицировал выборы при правительстве Либеральной партии. Беда не пришла одна: экономический спад конца 1950-х привел к росту числа безработных до 2,4 миллиона человек, и к концу 1960 года 80 процентов предприятий столичного региона прекратили работу. При этом 2 миллиона крестьян до нового урожая ячменя испытывали тяжелый весенний голод — в то время богачом считался даже тот, у кого хотя бы был рис.
Внешняя политика. Со второй половины 1960 года начало нарастать движение за объединение страны без вмешательства США и других внешних сил. Левые газеты выступали за диалог с севером и изгнание американских войск, а целый ряд организаций — за создание постоянных контактов с КНДР и скорейшее объединение.
Следует помнить, что север в это время опережал юг по темпам экономического роста, и потому желание скорейшего воссоединения с ним базировалось не только на коммунистической пропаганде. Потому Северная Корея действительно могла призывать к открытости и диалогу, так как оправившись от последствий войны гораздо быстрее, чем юг, она обладала более привлекательным имиджем, особенно в глазах молодежи.
Правительство Чан Мёна оказалось между двух огней. Его традиционная ориентация на США и объективная зависимость от Америки не устраивали студентов и левых, проводивших стотысячные митинги, а охватившие общество тенденции сближения с севером и неспособность правительства их пресечь не устраивали его заокеанских покровителей и консервативные круги. И ни тех, ни других не устраивала страна, катящаяся в хаос.
Естественно, долго такая ситуация продолжаться не могла, и вопрос был в том, «кто успеет раньше». 20 мая 1961 года левые собирались провести марш студенчества и молодежи к демаркационной линии, чтобы «провести прямые переговоры с КНДР по вопросу о воссоединении». Но за четыре дня до этого, 16 мая 1961 года, в стране произошел практически бескровный военный переворот — к власти пришли военные под руководством генерала Пак Чжон Хи.
О том, что это был за человек, как благодаря его политике в Корее случилось экономическое чудо и почему споры вокруг его наследия напоминают российские споры о Сталине, — в следующем материале.