«Лента.ру» продолжает цикл публикаций о гениальных аферистах Советского Союза — людях, которые делали миллионные состояния под носом у советской власти, несмотря на грозящую за это смертную казнь. В предыдущей статье мы рассказывали о Вениамине Вайсмане — неуемном аферисте, провозгласившем себя дважды Героем Советского Союза. Он обеспечил себе безбедную жизнь, обманывая советских министров. Вайсман был не единственным в своем роде: в годы войны и послевоенное время появились подпольные предприниматели — цеховики, которые богатели на страшном дефиците, без оглядки на власть и товарища Сталина. В стране, где не хватало всего — от хлеба до грампластинок, — ловкие дельцы быстро становились миллионерами. Но сказочно богатых цеховиков нередко губила банальная страсть к пышным кутежам...
В самом начале Великой Отечественной войны некто Михаил Исаев за большие деньги купил себе «освобождение» от участия в боевых действиях. Впрочем, без дела на гражданке он не сидел и устроился снабженцем в региональный трест. Благодаря пробивному характеру и сомнительной морали Исаев всего за пару лет дорос до начальника отдела снабжения Росглавхлеба. Его отдел поставлял по всему Союзу не только хлеб, но и другие продукты; поставки шли в воинские части, столовые, магазины, детские сады...
В суровые военные годы должность Исаева оказалась в прямом и переносном смысле очень хлебной — и он не удержался от соблазна. Но заморачиваться с многоходовыми схемами не стал, решив попросту забирать часть поставляемых продуктов. Казалось бы, мелочь — одно яйцо с десятка, но учитывая, что отдел Исаева каждый день отгружал по тысяче яиц, он получал весьма приличный навар. Брал все без разбора: и муку, и сахар, и чай — с каждой поставки немного оставлял себе. Исаев не стеснялся воровать даже товары, предназначенные для жителей блокадного Ленинграда, прекрасно зная об их страшном положении.
Чтобы ничто ему не мешало, аферист обзавелся тем, что в лихие 90-е станут называть крышей. Защищать Исаева от желающих войти с ним в долю стал его знакомый бандит Андрей Горелов. За это он получал не только щедрые гонорары, но и ценные наводки: Исаев сообщал ему, на каком участке железной дороги застрял тот или иной состав с продовольствием. В то время такое случалось нередко — из-за постоянных бомбежек пути находились в плачевном состоянии, и поезда надолго застревали на безлюдных полустанках.
Получив от Исаева очередную наводку, Горелов собирал подельников и атаковал эшелон с продуктами — из-за нехватки людей они шли практически без охраны, и добыча доставалась налетчикам без шума и пыли. Наводчик от набегов Горелова тоже получал прибыль: если он знал, что состав наверняка застрянет, то грузил в вагоны лишь половину указанного в накладных продовольствия. После атаки разбойников Исаев лишь разводил руками — мол, все, что значилось в документах, похитили бандиты. Состоявший с ним в доле бухгалтер Давид Розенбаум, который вел еще и теневую бухгалтерию своего босса, слова Исаева полностью подтверждал.
К концу войны мошенники «заработали» миллион рублей и задались вопросом, куда, собственно, его девать. Исаев прекрасно понимал, что «светить» богатство категорически нельзя, а потому как можно аккуратнее скупал ювелирные украшения. Часть золота аферист потом раздаривал многочисленным любовницам, часть просто закапывал на даче. Там же, в земле, он прятал трехлитровые банки, плотно набитые купюрами. Второпях Исаев не закрывал их герметично, и большая часть наличных в итоге попросту сгнила.
Хозяин наворованных сокровищ старался быть к ним как можно ближе: Исаев часто принимал подельников в своем загородном доме, устраивал там шумные вечеринки. Мошеннику казалось, что в глуши Подмосковья до него никому нет дела, но он ошибался — уставшие от постоянного шума соседи пожаловались на Исаева в милицию. Прикормленный аферистом участковый попытался было дело замять, но его начальство сильно заинтересовалось тем, откуда у обычного снабженца средства на столь частые пиры.
Оперативники стали присматриваться к Исаеву и вскоре установили, что за время своей «работы» он вместе с подельниками похитил, помимо прочего, около двух тонн сахара и повидла, почти 10 тонн муки и 400 килограммов сливочного масла. А Исаев, даже не подозревая, что попал под подозрение, продолжал вести разгульную жизнь. Последней каплей стало самоубийство его жены, которая устала терпеть измены и издевательства мужа. Пытаясь избежать лишнего шума и внимания, аферист использовал все свои связи, чтобы получить заключение о ее смерти от сердечного приступа.
Этим и воспользовались наблюдавшие за Исаевым сотрудники Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) МВД СССР: они быстро вычислили все его преступные связи и установили подельников. Всю группу задержали летом 1947 года; несколько месяцев спустя мошенник Исаев и его бухгалтер Розенбаум получили по 25 лет тюрьмы. Все их имущество, а также имущество их родных было конфисковано. Единственным, кто сумел уйти от наказания, стал главарь банды налетчиков Горелов: поняв, что запахло жареным, он исчез. Найти его так и не удалось.
Пока Исаев делал целые состояния на махинациях с продуктами, нашлись те, кого заинтересовал не менее дефицитный в послевоенные годы товар — ткань. Поскольку фабрики были разрушены, в СССР не хватало даже самой простой хлопчатобумажной материи — причем не только для рядовых советских граждан, но и для производства спецодежды. Чтобы хоть как-то восполнить ее недостаток, государство стало выделять бельевые ткани из оскудевших к тому времени стратегических запасов. Они шли на пошив всевозможных халатов, фартуков и косынок — в первую очередь для медиков и работников пищевой промышленности.
К несчастью, поток «стратегических» тканей шел через одного человека — начальника Московской межобластной конторы по фамилии Тавшунский. Он быстро смекнул, что на фоне всеобщего дефицита можно делать очень хорошие деньги, и способ долго придумывать не пришлось.
Тавшунский инициировал создание швейных артелей, которыми заправляли его подельники. Их сотрудничество было взаимовыгодным: Тавшунский получал от начальников артелей взятки за то, что закрывал глаза на результаты их деятельности. Работа кипела, вот только спецодежда, что выпускалась по госзаказу, в итоге отправлялась на тряпки, так как была короткой, узкой, маленькой и непригодной для использования по назначению…
Благодаря этому у портных скапливались излишки тканей, которые они снова пускали в дело — но уже на производство «левой» продукции. Она, к слову, была вполне нормальных размеров, попадала на прилавки магазинов и раскупалась моментально. Так единичные счастливчики получали новое постельное белье, рубашки, а некоторые модницы — даже платья. Правда, мало кто догадывался, откуда именно берется редкий товар. Но бурная деятельность Тавшунского и его коллег не осталась без внимания ОБХСС. Все вскрылось в 1947 году; к тому времени ущерб от действий мошенников превысил 200 тысяч рублей (средняя зарплата в конце 1940-х — примерно 400-500 рублей). Все они получили длительные тюремные сроки, но избежали расстрела.
Еще одной золотой жилой для цеховиков середины XX века стал алкоголь, при помощи которого советский человек мог позволить себе расслабиться после тяжелых военных лет. Правительство отлично понимало эту нужду — приказ о создании питейных заведений, именуемых в народе рюмочными, отдал лично товарищ Сталин. Так что после войны производство спиртных напитков сразу же оказалось в привилегированном положении, а заведовало им главное управление по виноделию при Министерстве пищевой промышленности СССР (Главвино).
Упор на увеличение объемов производства алкоголя делался и еще по одной причине: к 50-м годам прошлого столетия началась нещадная война со спекулянтами. Те, пользуясь дефицитом, ломили за бутылку вина цену, которая порой равнялась месячному окладу работника завода. А в новых реалиях гражданам было выгоднее зайти в рюмочную, чем покупать бутылку из-под полы.
Неудивительно, что быстро нашлись те, кто решил сколотить капиталы на развитии винно-водочной промышленности. Одним из них оказался замначальника Главвина Николай Мирзоянц, который сосредоточил в своих руках контроль над винодельнями Кавказа, Грузии и Молдовы. Мирзоянц быстро понял всю выгоду своего положения: за приличные деньги он ставил на должности директоров региональных винзаводов своих людей. Посвященные в тайны этого механизма кандидаты прибывали в столицу со всего Союза и обитали там не один месяц, пытаясь пробиться на прием к товарищу Мирзоянцу.
Бывший глава банно-прачечного комбината Тбилиси Тенгиз Алабидзе стал тем человеком, которому удалось попасть к замначальника Главвина и за нескромное вознаграждение получить пост главы нового винзавода в городе Куйбышеве (ныне Самара). Деньги на взятку Мирзоянцу Алабидзе заработал криминальным путем: несколько лет он крышевал публичный дом в одной из городских бань Тбилиси. На проституции Тенгиз сумел сколотить капитал в 200 тысяч рублей, 170 тысяч из которых попали в карман к Мирзоянцу (средняя зарплата в начале 1950-х — 500-600 рублей).
Как и другие покупатели директорских кресел, Алабидзе жаждал максимального обогащения. Сообща они создали схему, механизм которой поражал своей простотой. Винзаводы получали от производителей виноматериалов бочки с винным концентратом, в котором содержание сахара и спирта превышало положенные нормы в несколько раз. Соответственно, при разведении получалось куда больше продукции. Излишки, разумеется, оставались в распоряжении аферистов.
Затем лишние бутылки наравне с учтенным спиртным поступали в магазины и заведения общепита, которыми заправляли свои люди. Деньги текли рекой — за годы, пока работала эта схема, лишь один Московский винзавод принес преступникам около полумиллиона рублей. С этого дохода всемогущий Мирзоянц получил немалый процент — около 160 тысяч рублей.
В масштабах же всего Союза бутлегеры заработали впечатляющие по тем временам суммы: по разным данным, их доход составил от 10 до 200 миллионов рублей. Конец бурной деятельности Мирзоянца и его подельников положил легендарный оперативник Федор Невзоров, который участвовал и в расследовании «хлебного дела» Михаила Исаева. Как ни странно, стражу порядка очень помогли сами кандидаты в директора винзаводов, которые ехали в Москву — на поклон к Мирзоянцу.
Все просители, обладая немалыми средствами, ни в чем себе не отказывали, сорили деньгами и кутили на широкую ногу, сильно выделяясь на фоне простых советских работяг, и быстро попадали в поле зрения сотрудников ОБХСС. Остальное было делом техники. Среди тех, кто оказался «под колпаком», был и глава куйбышевского винзавода Алабидзе, приехавший в Москву развлечься. Он отдыхал в столичном ресторане вместе с приятелями и не поделил очередь заказать музыкантам песню с сидевшими по соседству летчиками. Завязалась драка, разнимать которую пришлось милиции.
На дебош в ресторане обратил внимание Невзоров (по другим данным, Алабидзе был у него в разработке и раньше). Повинуясь профессиональному чутью, оперативник последовал за директором в Куйбышев. Вскоре после прибытия в город Невзоров разговорил одного из работников предприятия: тот, не стесняясь в выражениях, рассказал, как на его глазах налитый в стакан винный концентрат полыхал как чистый спирт.
Устроенная Невзоровым проверка лишь подтвердила его догадки: крепость концентрата, который поступал в Куйбышев из Грузии, была превышена вдвое — вместо положенных 18 процентов она составляла 36. Потому и алкогольной продукции аферисты выпускали вдвое больше. Нехватки тары, к слову, советские бутлегеры не испытывали — прямо при винзаводе в Куйбышеве был организован сбор стеклотары, причем по столь выгодной цене, что сдавать пустые бутылки сюда приезжали со всего города и выстраивались в очередь.
Последний компонент подпольного производства — этикетки — подручные Алабидзе печатали на собственном типографском станке. Его директор винзавода получил благодаря одному из бывших клиентов своего публичного дома. За несколько лет работы в одном лишь Куйбышеве аферисты выпустили почти 25 тонн неучтенного алкоголя — около 35 тысяч бутылок. Впрочем, их могло быть и больше: проверка показала, что в каждую бутылку теневые торговцы недоливали 10-15 граммов спиртного. Эта мелочь, неопределимая на глаз, приносила дополнительные десятки тысяч рублей каждый месяц.
После обысков в Куйбышеве Федор Невзоров тут же отправился в Грузию, на комбинат по производству концентрата. Там он быстро выявил большую недостачу сахара и виноматериалов. Правда, допросить директора предприятия Невзорову не удалось: тот узнал о проверке, сулящей большие проблемы, и исчез со всей выручкой. Но Мирзоянц (его поймали в квартире любовницы, где он хранил миллион рублей), Алабидзе и другие члены подпольной алкоимперии в итоге предстали перед судом. В 1952 году советских бутлегеров отправили за решетку на сроки от 2 до 10 лет.
Еще одной отдушиной для советских людей в послевоенные годы была музыка: в конце 40-х в Союзе начался настоящий бум торговли грампластинками. Как и многие другие товары, записи популярных советских, а тем более зарубежных исполнителей быстро оказались в большом дефиците — покупатели были готовы платить за них куда больше обычных трех-пяти рублей. Именно это и стало причиной появления сети подпольных фабрик, которые наладили производство и сбыт грампластинок сразу в 20 городах СССР.
Одним из «отцов-основателей» сети стал заведующий производством Апрелевского завода по производству грампластинок Дорошенко, а его главными компаньонами — начальник сбыта Миронов и заведующий заводским складом Оськин. По данным следствия, в группу входили десятки человек — от руководителей разных уровней до рядовых мастеров и учетчиков.
Схема их работы не отличалась особой сложностью. На Апрелевском заводе грампластинок и Ленинградской фабрике «Пластмасс» аферисты получали за взятки матрицы и сырье. Затем изготавливали пластинки — причем даже специалисты позже отмечали, что качество их было вполне приличным. Свою продукцию пираты сбывали через сообщников в торговых сетях, зарабатывая на этом огромные деньги.
Их сеть охватила весь Советский Союз — «серые» пластинки расходились по РСФСР, Прибалтике, Белоруссии, Украине… Расследуя первое крупное дело о пиратстве, следователи МВД СССР объехали всю страну — и к 1957 году собрали достаточно материалов для суда. Двух месяцев хватило, чтобы вся подпольная музыкальная империя была полностью разгромлена. При этом только в трех городах — Москве, Риге и Каунасе — оперативники изъяли у фигурантов дела ценностей и имущества более чем на два миллиона рублей (средняя зарплата в те годы составляла 700 рублей).
Под суд за «серые» пластинки в конечном итоге пошли 74 человека; которые были приговорены к длительным тюремным срокам. Несмотря на то что «музыкальное дело» было закрыто уже после смерти Сталина, его традиционно ставят в один ряд с «хлебным» и «винным» делами, а также «делом ткачей». Их объединяет одно: это были истории тех, кто делал деньги на сильнейшем дефиците, начавшемся со времен войны. Советские правоохранительные органы разгромили это поколение теневых дельцов, но подпольный бизнес в СССР не исчез, а лишь изменился — в соответствии с реалиями времени. О его эволюции мы расскажем в следующих текстах цикла о крупных аферистах Советского Союза.