5 февраля в Китае отмечают главный праздник — наступление весны по лунному календарю. Именно этот день для китайцев является настоящим началом года. Тем, кто хочет провести его счастливо, богато и беспечно, советуют нарядиться в одежду золотых или красных оттенков. Лучше всего выбрать что-то традиционно-китайское, или хотя бы найти в своем гардеробе воротник-стойку, сережки с узорными узелками или прихватить с собой за праздничный стол веер с цветами и птицами. «Лента.ру» решила вспомнить, как китайские традиции в одежде приживались на Западе, а затем завоевывали сердца кутюрье и их поклонников.
Желание одеть себя в одежду Made in China для европейских модниц не ново. Оно обуяло их еще три столетия назад. Тогда, правда, возможность одеться a la chinoiserie была далеко не у многих: «алиэкспресса» еще не было, а доставка занимала в лучшем случае полгода. Кроме того, в отличие от настоящего времени, тогда надеть платье с причудливыми восточными орнаментами было доступно далеко не каждой желающей. В напоминание о временах, когда стиль шинуазри — в переводе с французского «китайщина» — был на пике европейской моды, нам остались картины Рембрандта и китайские чайные кабинеты в музеях.
Веком позже уже не только Китай, весь Восток завоевал умы стильных мира того времени. Однако, когда европейцам открылось все огромное разнообразие дальне- и ближневосточных орнаментов, стили смешались, отличать японское кимоно от китайского ципао или индийского сари уже никто необходимым не считал. Тогда восточный стиль назвали более лаконично — ориентализм, от латинского «ориент» — Восток.
Вскоре в Европе решили, что ждать по несколько месяцев доставки ткани или лакированного сундука из красного дерева не очень удобно, и начали создавать ориентализм на месте, своими руками. Так, к XX веку в Европе появились дизайнеры и модельеры, вдохновлявшиеся Востоком. В их интерпретации мода, приходившая и исчезавшая на протяжении почти трехсот лет, вновь обрела жизнь. Тогда желание познать далекие уголки мира, проявить свой интерес через искусство не вызывал стыда у творцов, а у тех, кто наблюдал за ними, — желания обвинить в культурной экспроприации.
К ориентализму в своих коллекциях обращались многие именитые кутюрье, в их числе был сам Поль Пуаре — Пикассо высокой моды. Он обращался как к персидским и ближневосточным мотивам, так и к Дальнему Востоку. Его пальто «Конфуций» и вечерние платья, созданные по мотивам нарядов наложниц, произвели в 1920-х годах настоящий фурор. За Пуаре последовали и такие модные дома, как Babani, Lanvin, Dior, Balenciaga. Однако самым скандальным и запоминающимся «востоковедом» мира высокой моды XX века стал другой француз — Ив Сен-Лоран. Его увлечение было настолько грандиозными, что именно восточным коллекциям посвящен его главный музей в Париже.
Ив обращался и к Индии, и к Японии, и к Монголии, но самой запоминающейся в его коллекции была китайская тематика. Чего стоил один аромат Opium («Опиум»), пожалуй, самый противоречивый и скандальный из всех когда-либо выпущенных.
Молодой дизайнер был в восторге от всего, что было связано с Китаем. Несмотря на то что в Поднебесной он не побывал ни разу до выпуска коллекции, а вдохновение черпал из книг, с первого взгляда можно понять, что он знал, о чем шил.
Начал Ив Сен-Лоран весьма скромно. Единственным намеком на Китай в коллекции осень-зима 1969 было ожерелье. Три красных диска с отверстиями посередине, через которые был протянут черный шнур. Тогда украшение дополняло черную кофту-джерси с коротким рукавом. Спустя год в коллекции осень-зима haute couture появилось больше намеков на китайщину: ботинки, шляпы и накидки с мехом. На некоторых моделях уже была видна цветная вышивка бабочек и цветов, а воротники напоминали халаты ципао, которые носили шанхайские дамы в начале века.
В полной мере проявить свою увлеченность Китаем Сен-Лоран смог лишь в 1977 году. Он представил одну из самых запоминающихся в истории моды коллекций из 132 предметов гардероба и украшений. Тогда в «Библии» коллекции (так называли книгу, в которой была собрана информация о каждом образе — цвета, материалы, модель) появились особые китайские названия: «китайская шляпа», «китайский бант», «пагода», «фонарик», «драконий шелк», «рисовый блинчик» и тому подобные.
«Гвоздем коллекции» стал «номер 86»: куртка-накидка с плечиками в форме крыши пагоды, расшитая золотыми узорами, с лисьим мехом на рукавах. К образу прилагались черные шелковые бархатные брюки и золотые кожаные перчатки. На голове вместо шляпы был виниловый черный бант. В таком наряде женщина походила на отважную воительницу.
В новой коллекции Ива, в отличие от предыдущей, кстати, посвященной России, преобладали свободные формы и широкие рукава. Знатоки китайских традиционных нарядов, глядя на коллекцию, сразу узнают китайские куртки-халаты ао, которые были особенно популярны во времена династии Хань. Однако вместо юбок ао дополняли брюки прямого кроя. Из классических китайских форм Сен-Лоран также позаимствовал асимметричные туники с запахом и пуговицами по бокам. Отличалось лишь то, что запах у приличных китаянок был слева направо, а не наоборот, как в интерпретации кутюрье.
Другими отличительными чертами были воротнички-стойки и конусовидные шляпы, которые носили рабочие на рисовых полях. Они стали своего рода маркером коллекции и сменили тюрбаны, которыми Сен-Лоран увлекся годом ранее.
Что касалось цветов, модельер отдал предпочтение китайской классике: золотому, черному и красному, правда, красный у него был более рыжеватого, охрового оттенка. Для китайцев красный традиционно — цвет счастья и торжества: это главный цвет нового года и свадеб. Желтый или золотой символизировал власть, а черный — ученость и мудрость. Его в костюмах, как правило, не использовали, роль темного оттенка исполнял насыщенный зелено-голубой.
Другой хит сезона — фиолетовый — вообще появился в Китае довольно поздно, в середине XIX века. В моду его ввела вдовствующая императрица маньчжурской династии Цин Цыси, по крайней мере так гласит легенда.
Модельеру удалось передать экзотику и сложность китайского костюма. Вышивка, узорные пуговицы, аксессуары, все это неотличимо от экспонатов в музее истории. В то же время Сен-Лорану удалось интерпретировать наряды китайских дам так, что они пришлись по душе самым искушенным, современным и привередливым европейкам.
Главными источниками вдохновения для модельера были вышивки и росписи. Причем в ход шли не только наряды китайских наложниц и императриц. Формы и расцветки заимствовались у ваз, картин, ширм и даже мебели и предметов декора.
Самым скандальным модным явлением не только 1970-х, но и, пожалуй, всех времен, стал парфюм «Опиум». Названный в честь наркотика, с помощью которого британцы в XIX веке чуть не поработили Китай, и из-за которого дважды произошли разрушительные для страны Опиумные войны, аромат стал объектом всеобщих возмущений и даже протестных акций.
Для Ива «Опиум» стал апогеем коллекции. Запуск аромата был более чем грандиозным. 20 сентября 1978 года 800 гостей поднялись на борт корабля «Пекин», пришвартованного в одном из портов Манхэттена. Судно было украшено в цвета аромата — красный, золотой и фиолетовый, а на мачте реял флаг с именем Ива Сен-Лорана.
Отправлявшийся в опиумный круиз корабль был настоящим островом экзотики: орхидеи, стебли бамбука, красные фонари, модели в туалетах восточной коллекции охраняли хозяина вечеринки будто китайские терракотовые воины на страже императора. В разгар вечера гостей ждали залпы 70 тысяч фейерверков. В конце зрелища в небе над Манхэттеном появился мерцающий логотип YSL.
Это был триумф. Вскоре все женщины планеты мечтали «подсесть» на «Опиум» от Ива Сен-Лорана. Однако для самого модельера создание идеального аромата обернулось безумием. Стремясь увенчать коллекцию «Опиумом», Сен-Лоран начал страдать от нервных расстройств, депрессии и даже был вынужден проходить лечение.
Само название далось Иву нелегко, и было на самом деле зашифрованным кодом. O.P.I.U.M.:
О — orgasm, оргазм, единение реального с потусторонним;
Р — prayer, молитва, «подношение, религия, алтарь, благодать, Абсолют»;
I — illumination, озарение, мечты, которые претворяются в жизнь;
U — unique, уникальность: «Ив Сен Лоран и есть Опиум»;
M — mystery, таинство, «которое является плодом моего воображения и самых личных чувств, которые я отражаю в своей работе», говорил сам Сен Лоран.
В «Опиум» Ив вложил первобытное значение парфюма. Для него он был магической священной водой, наделенной потусторонней силой, потом Богов, как считали в древности.
Для модельера это были не просто духи. В «Опиум» он вложил отчаянное стремление познать таинственность и элегантность Востока, аромат был тиарой его работы, «вспышкой, катаклизмом, оргазмом», как писали критики. В то же время, аромат для Ива так и оставался незаконченным, неидеальным и неполным.
На момент выхода восточной коллекции Иву Сен-Лорану было 40 лет. О своем произведении он говорил: «Не знаю, лучшая ли это моя коллекция, но определенно, самая красивая». Тогда же он рассказал журналу Vogue, что находится на пике своей креативности. Двадцать лет работы привели его к центру лабиринта, в котором он изучал свой творческий потенциал. В своей работе он вышел за пределы возможного и обратился к неизведанному. Такой миру моды запомнилась мечта Ива Сен-Лорана о Востоке в коллекции Les Chinoises и таким экстравагантным и выходящим за рамки запомнился ему сам Ив.