«Лента.ру» продолжает серию репортажей с юго-востока Украины. Чтобы понять, чем живет страна в преддверии выборов, которые могут вновь изменить ее судьбу, мы попросили журналиста Игоря Ротаря поделиться впечатлениями от его поездки по украинским регионам. В предыдущем материале мы рассказали о том, как живут люди в городах юго-востока, оказавшихся в прифронтовой зоне. В этом репортаже речь пойдет о деревнях и селах, по которым прошла та самая линия разграничения.
— В мире очень многие думают, что война в Украине уже окончилась, но на самом деле это полная чушь! Бои идут постоянно, по-прежнему гибнут люди, — говорит руководитель гуманитарной организации «Пролиска» (укр. подснежник) Евгений Каплин. — В феврале в прифронтовой зоне погибли шесть человек, и еще семь получили ранения. В результате обстрелов полностью или частично разрушены 43 жилых дома, в том числе и многоквартирных — это в два с лишним раза больше, чем в январе, и в четыре раза больше, чем в декабре 2018-го. То есть интенсивность боев возрастает. Я хочу, чтобы твоя статья помогла людям узнать правду о реальной жизни здесь, на передовой украинского фронта.
Именно с таким условием Евгений согласился взять меня с собой в поездку по так называемой зоне соприкосновения. Эта территория, условно подконтрольная Украине, но фактически живущая по законам нейтральной полосы. Примерно та же картина наблюдается и по другую сторону «фронта», где территорию контролируют силы самопровозглашенных республик. Еще недавно сотрудники «Пролиски» приезжали и туда — раздавали мирному населению продукты и товары первой необходимости, вывозили на Украину женщин с детьми, которым необходима квалифицированная медицинская помощь. Но сегодня такой возможности уже нет...
Я познакомился с Женей четыре года назад, тогда ему было 26 лет. Пятый год он «кочует» по селам в зоне соприкосновения, проводя в родном Харькове от силы 3-4 дня в месяц. В целом он неплохо относится к россиянам, за исключением тех, кто пытается «помочь» украинцам. И неважно, по какую сторону фронта.
— Как-то в Луганске разговорился с добровольцем из Красноярска. Поинтересовался, чего ради он оставил свой дом и отправился за четыре тысячи километров. Он мне объяснил, что приехал сюда с фашизмом бороться. Ни больше, ни меньше. А в Харькове я познакомился с красивой девушкой, бывшей сомелье одного из московских ресторанов. Она, наоборот, приехала в Украину, чтобы бороться с диктатурой Путина и записалась в батальон «Правого сектора» (организация запрещена в России). Твою ж мать! — думаю. Я понимаю, что вам делать нечего и скучно, но моя родина — это что, полигон, куда вы приезжаете в войнушку поиграть?!
Сегодня «Пролиску» финансирует Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ OOН). В ней работает около ста человек (в основном жители той же прифронтовой полосы). УВКБ передали организации три внедорожника и оргтехнику, а поначалу Женя ездил на фронт на собственной машине, а его «Пролиска» существовала за счет скромных частных пожертвований.
И хотя материальное положение «Пролиски» улучшилось, география ее деятельности в последние годы заметно сузилась. Поначалу организация работала по обе стороны фронта, но в 2015 году власти ЛНР не выпустили на подконтрольную украинским властям территорию автобус с беженцами, сопровождаемый волонтерами. Каплина тогда обвинили в том, что женщин он вывозит затем, чтобы отправить потом в турецкие бордели, а дети должны были стать донорами органов. Стоит ли говорить, что с тех пор «торговцу людьми» Евгению Каплину путь в ДНР/ЛНР заказан.
— У меня нет слов, чтобы описать этих тварей, — говорит Евгений. — Некоторые женщины, как и их дети, остро нуждались в квалифицированной медицинской помощи, которую им просто не могли оказать на месте. Мы только хотели вывезти этих людей из-под обстрелов в безопасное место и помочь им. Однако некоторые чиновники ЛНР посчитали неправильным, что их гражданам могут помочь на подконтрольной Украине территории.
Первым пунктом нашего маршрута была Авдеевка, расположенная приблизительно в пяти километрах от донецкого аэропорта. В 2014-2015 годах город подвергался регулярным обстрелам, и многие дома до сих пор не восстановлены. Но по сравнению с теми временами обстановка стала намного спокойнее, и сюда вернулось около 80 процентов жителей. Разрушений в городе действительно много, но среди этих напоминаний о недавней войне попадаются настоящие арт-объекты. Так, на посеченной снарядами и осколками стене одного из многоэтажных домов японский художник нарисовал портрет местной учительницы украинского языка. Это граффити стало своеобразным посланием сепаратистам: посмотрите, кого вы убиваете.
В целом же, несмотря на ежевечерние канонады и обилие разрушенных домов, Авдеевка выглядит вполне мирной: неплохие магазины с достаточно широким ассортиментом товаров, есть даже кафе.
Из Авдеевки наш путь лежал в поселок Опытное, что в 500 метрах от линии соприкосновения. Грунтовая проселочная дорога туда пролегает через минное поле. Впрочем, назвать это дорогой можно с большой долей условности — наш внедорожник буквально плывет по грязи. Причем вытаскивать машину, в случае если бы мы застряли, было бы опасно — шаг в сторону от узкой дороги, и можно подорваться на мине. К счастью, мощный автомобиль преодолел все препятствия, и мы добрались до поселка, не запачкав ног.
Поселок производит жутковатое впечатление. Целых домов здесь практически не осталось. Какие-то разрушены полностью, у других нет крыши или одной из стен, иные вроде бы целы, но подходя ближе, понимаешь, что изнутри они почти полностью выгорели. В Опытном нет электричества, газа и водоснабжения. Тем не менее в таких условиях живут, а если точнее, выживают, 38 человек, в основном пожилые люди.
В доме восьмидесятилетней пенсионерки бабы Мани в печке горят топливные брикеты — помощь от международных благотворительных организаций. В общем-то, не холодно, но поврежденная печь немного дымит, и с непривычки в помещении находиться нелегко.
В 2015 году у бабы Мани погиб сын: чинил крышу у соседа, а тут прилетел шальной снаряд. Вывезти покойника из непрерывно обстреливаемого поселка было нереально, и мужчину похоронили в собственном дворе. Лишь спустя два года его останки перевезли на авдеевское кладбище.
У бабы Мани есть телевизор, который она иногда смотрит, подключив к аккумулятору, но его заряда хватает ненадолго, а зарядить его удается, только когда приезжают волонтеры. Можно посмотреть телевидение ДНР и несколько российских каналов, а вот украинские здесь не ловятся. Поэтому для местных приезд волонтеров — целое событие. Помимо продуктов и товаров первой необходимости, это еще и новости, и живое общение. А еще так эти люди понимают, что о них хоть кто-то помнит.
Баба Маня провожает нас через двор, проходя между грудами битого кирпича. «Вот так и живем мы, ну все разбомбили, да разве это война?! Это не война, а мясорубка!» — как-то очень буднично ворчит старушка. Спрашиваю бабу Маню, за кого она собирается голосовать на выборах. «Да вот за Женю Каплина проголосую — больше и не за кого», — отшучивается она.
— Люди здесь совершенно оторваны от украинской повестки, — рассказывает Каплин. — Без преувеличения скажу: Украина о них просто забыла. Так, например, здесь нет сельсовета, и местные жители не только не получили компенсации, но им даже не составили актов о разрушении их домов.
Как утверждает Каплин, в зоне соприкосновения 78 изолированных поселений, подобных Опытному. Многие жители таких деревень страдают не только от нехватки самого необходимого, но и от посттравматического синдрома, выражающегося в хронических депрессиях. Наиболее уязвимая категория — мужчины трудоспособного возраста. Так, например, в Опытном было две попытки самоубийства, одна из них завершилась смертью. Всего же в 2018 году в прифронтовой зоне, как правило, в таких небольших поселениях, было зафиксировано 19 попыток самоубийств, из которых 10 закончились трагически.
Когда уже с наступлением сумерек мы собирались покидать Опытное, начиналась стрельба. Вроде бы стреляли далеко, но Евгений решил не рисковать, опасаясь, как бы артиллеристам не «приглянулась» одинокая белая машина, пробирающаяся по проселку. Переждав полчаса, мы все же решили возвращаться. За час доехали до Константиновки. Никаких следов войны: хорошие гостиницы, магазины и рестораны. Правда, в отличие от Славянска, где почему-то почти все рестораны специализируются на американской кухне, в Константиновке предпочитают французскую. Ужинали в ресторане «Комильфо».
На следующий день мы поехали в греческое село (на юге Донецкой области очень много греков) Чермалык. Здесь есть своя проблема — кладбище, расположенное в нескольких сотнях метров от позиций ДНР. Без видимых причин ополченцы самопровозглашенной республики время от времени начинают обстреливать погост.
— В начале февраля это было, — рассказывает свою историю сотрудник похоронной службы Илья Сарбаш. — Мы копали с товарищем могилку местному жителю, а тут ни с того ни с сего начался такой обстрел, что нам не оставалась ничего другого, как сигануть в могилу. А стрельба такая плотная, что не то чтоб вылезти и убежать — голову поднять страшно. Лежим и думаем: да, судя по всему, для себя самих же и копали...
— Мы будем добиваться защиты этого места «эффектом присутствия». На каждые похороны будет приезжать машина ОБСЕ, и, думаю, тогда вряд ли кто-нибудь решится обстреливать кладбище, — делится своими профессиональными секретами Евгений Каплин.
Нормальная автомобильная дорога в село Новогригорьевка проходит через территорию ДНР; в результате вся связь с внешним миром происходит по проселочной дороге через речку без моста. Особенно тяжело приходилось детям, которые вынуждены были добираться в школу вброд.
— В прошлом году мы построили небольшой мост из бетонных плит, но через него сразу же стали ездить танки украинской армии — еще немного, и он бы рухнул, — рассказывает мне Каплин. — Тогда мы установили плакат, предупреждающий о том, что мост не предназначен для проезда тяжелой техники. Забавная вышла история. Сначала хотели нарисовать два перечеркнутых танка: с эмблемами ДНР и Украины, но потом решили, что украинские военные обидятся, и оставили только танк ДНР. Подействовало, больше не ездят!
Впрочем, со стороны ситуация выглядит немного абсурдно. Вроде как появление танков ДНР здесь настолько привычное дело, что для них даже установили специальное предупреждение.
Кстати, в Новогригорьевке мы сделали очень доброе дело. Дело было 8 марта, и Каплин раскрутил меня как «богатого американца» на покупку цветов всем местным женщинам (27 человек!). Вышло примерно 50 долларов, но я решил, что дело того стоит. Вечером Евгению позвонила внучка одной из его подопечных и рассказала, что бабушка была просто в восторге. В последний раз ей дарил цветы ныне покойный муж, еще до войны.
И еще один забавный эпизод в Новогригорьевке. Когда мы раздавали гуманитарку, нас спросили: «Скажите, а это не с выборной кампанией связано? А то если так, то и брать ничего не хотим — противно!» Заверили, что не имеем отношения к властям.
Село С. (меня просили не писать название) разделено на две части: половина под контролем Украины, а другую половину контролирует ДНР. Местным жителям разрешено проходить границу без пропуска; более того, дети с половины ДНР ходят в школу на украинскую половину. Ситуация уникальная, учитывая, что украинские власти ввели жесткую пропускную систему на линии соприкосновения с «оккупированными территориями», и в любом другом месте на КПП выстраиваются многочасовые очереди.
На двери местного сельсовета висит красочный плакат. «Называй правильно: Военнослужащий одной страны на территории другой — ОККУПАНТ; митингующий под флагом другого государства и призывающий к отделению — СЕПАРАТИСТ; присоединение территории без согласия государства, которому она принадлежит — АННЕКСИЯ...»
Председатель местного сельсовета, неунывающий крепкий мужичок лет шестидесяти, угощает нас чаем с тортиком: «Вы знаете, когда этот бардак начался, то все умные люди — председатели соседних сельсоветов — слиняли». Заверяем его, что он — большой молодец, что не бросил село. «Да… (длинная пауза). Один дурак остался, — отвечает он. — А вообще у нас тут весело было: то с украинским флагом БТР проедет, то с дэнээровским. Сегодня одна власть, завтра другая... Любил я очень фильм "Свадьба в Малиновке", а вот жить в ней оказалось как-то не очень».
Председателю, действительно, трудно позавидовать: его дом находится непосредственно на «линии соприкосновения», и в случае чего артиллерия ДНР за секунду сровняет его с землей. К тому же подразделения украинской армии квартируют в селе по полгода, и после каждой ротации на председателя сельсовета заводят уголовное дело по статье «сепаратизм». Так, на всякий случай. А потом закрывают.
Но мужичок не унывает: «Ничего, прорвемся. Знаете, в молодости я шибко девок любил, да и вообще покуролесил... Видно, теперь за прежние грехи и расплачиваюсь!»
К слову, за исключением этого села с локальным «безвизом», все прочие украинские блокпосты напоминают укрепленные крепости, и досмотр там проходит с соблюдением всех формальностей. Но в целом украинские военные производили хорошее впечатление. Они были безукоризненно вежливы, а 8 марта они несколько раз поздравили с праздником ехавшую с нами сотрудницу «Пролиски».
Поездку по линии разграничения завершили в Мариуполе. Большинству россиян этот город известен по культовому фильму 80-х «Маленькая Вера», который стал первым отечественным фильмом, где показали половой акт. Но в новейшей истории Украины этот город знаменит тем, что он «не сдался» сепаратистам и оккупантам. Некоторые даже хотят присвоить ему статус города-героя. Мариуполь и сейчас находится всего в 10 километрах от линии разграничения, и иногда сюда долетают «приветы из ДНР».
В городе я провел всего одну ночь, но мне показалось, что я почти сразу его понял. Знакомый из международной миссии предложил посидеть в ресторане — «лучшем в городе». Музыка (советская попса 80-х) играла в кабаке настолько громко, что говорить было просто невозможно. Очень запомнились отдыхавшие в ресторане женщины: все крепко сбитые, в коротких юбках, вульгарно накрашенные, с сочной и разнообразной нецензурной лексикой. Они при этом ни на кого не ругались, просто громко беседовали, стараясь перекричать музыку. Как правило, им это удавалось.
На обратном пути разговорился с таксистом: «Сразу же после Майдана больше половины у нас в городе было за ДНР, а сейчас уже наоборот. Ну, простой у нас народ, очень внушаемый».