Каким было телевидение 40 лет назад? Кажется, это было так давно, что едва ли сможет найти положительный отклик в восприятии современного человека. Брежневский застой, жесткая диктатура главы Гостелерадио СССР Сергея Лапина, закрытие КВН и других передач, в которых можно было усмотреть любую насмешку над советской властью или народом (появление с бородой считали насмешкой над Карлом Марксом). Однако в самый разгар застоя на государственном телевидении выкристализовалась группа молодых сатириков, которые перевернули представление о юморе с ног на голову. Никаких юморесок — сплошной абсурд, который ломал шаблоны советских юмористических передач. В русском языке и слов тогда таких не появилось, а они во всю занимались троллингом и пранкерством прямо в прайм-тайм, умудряясь обманывать цензуру и собирать у экрана миллионы зрителей. «Веселые ребята» — это советский «Монти Пайтон», который взбудоражил не только Союз, но и «идеологических врагов» за океаном. Ведущий и автор создатель этого театра абсурда Андрей Кнышев рассказал журналисту Алексею Певчеву, как им удавалось ломать стереотипы, обходить цензуру и творить новый язык телевидения.
Вы писатель, сатирик, «юморист-исследователь», инженер-градостроитель, и, как выяснилось, еще и музыкант. Не многовато для одного человека?
Между «писатель» и «сатирик» я еще прошу вместо дефиса употреблять слово «режиссер» или «продюсер», потому что «писатель-сатирик» сейчас вызывает какие-то дикие ассоциации. Сатирик — это такое состояние, взгляд на жизнь. Сатириком можно быть в кино, в живописи, в парашютных прыжках. А «писатель-сатирик» — это ремесло, рисуется портрет человека, читающего по бумажке в микрофон с эстрады свои рассказы, или чьи-то тексты читают артисты. Представители этого клана с одного бока замечательные таланты — Михаил Жванецкий, Семен Альтов, Михаил Мишин, — но другим боком это уходит в какие-то страшные бездны. Ну, а «инженер-градостроитель» я по диплому.
Со студенческой скамьи, из КВН, вы сразу попали на телевидение. Место в то время не только максимально «идеологическое», но и практически не подразумевающее чужаков. Как у вас все так ловко получилось?
Я с детства, еще с 1960-х годов, обожал КВН. Еще тот: черно-белый, который закрылся на много лет в начале 1970-х, в котором были Гусман, Харечко, Меньшиков, а вел, конечно, Масляков. Вообще-то, я еще ребенком высматривал в журналах какие-то шуточки и карикатурки. Так что, когда я поступил в МИСИ на градостроительный факультет и мне сказали, что здесь есть институтский КВН, я туда примчался в первые же дни учебы и постепенно стал капитаном команды.
Учеба явно проигрывала КВН.
Да, КВН — это было мое основное. То есть лекции лекциями, а после них сразу в ДК и в КВН. Позже получил наградную фуражку в конкурсе капитанов КВН, и меня заприметил Меньшиков Андрей — капитан КВН МИСИ (еще того — телевизионного) и пригласил участвовать в «идеологически-юмористическом» ТВ-конкурсе. Это было что-то типа состязания в остроумии, артистизме, изобретательности, эрудиции, но при этом и в знании молодежного международного движения. Победители награждались поездкой на Фестиваль молодежи и студентов на Кубе, в Гаване. Это как на Марс полететь. Оттуда все и пошло. Нас увидела зампред Гостелерадио Стелла Ивановна Жданова и конкретно сказала: «Да, вот такие ребята должны работать у нас на телевидении». Стало ясно, что я уже к этому прирос. Хотя и в градостроительство я пришел абсолютно по любви. Я ходил на выставки, делал какие-то проекты и курсовые, мечтал и грезил о городах будущего. Сейчас, кстати, в Москве многие эти образы реализовались. Все эти развязки, небоскребы, подземное строительство, деревья на крышах. Я вот об этом мечтал, но в то время крылья всем подрезали. Ну, а потом понял, что обманывать себя не могу. Кислород у меня идет только от творчества.
Как «Веселые ребята» превратились в культовый проект?
У молодежки (молодежной редакции Центрального телевидения — прим. «Ленты.ру») в сетке вещания была некая массовая программа, для девушек — «А ну-ка, девушки!», а вот «А ну-ка, парни!» в этот момент закрыли. Под названием «Веселые ребята» уже пытались делать что-то юмористическое, но неизменно закрывали. Я стал подыскивать ребят: ездил по юморинам, по институтским КВН, отбирал таланты — команды и одиночек, писателей-юмористов и просто остроумных парней и симпатичных девушек. Это были совсем не те «Веселые ребята», не та передача, которую мы условно назовем «видеофильм» — некий получившийся в итоге культовый продукт, авангард, включающий коллажи, клипы и так далее. Это сначала была передача со зрителями, конкурсами, ее мы делали с режиссером Валерием Надоленко. На первой фазе я просто обучался ремеслу. Смотрел, как снимают, монтируют, погружался в терминологию.
Постепенно стало выясняться, что ТВ — это совсем никакая не свобода, а гласная и негласная цензура, тяжелый воздух, партсобрания, какая-то отчетность, редакторские папки. Я думал все бросить и уйти, но нашлись участники, единомышленники, и начались «Веселые ребята». Первым возник наш человек-талисман Леонид Сергеев, журналист, бард из Казани, без которого бы вообще не было никаких «Веселых ребят». Нашлись университетские ребята из Ростова-на-Дону, среди которых был юный Дима Дибров, уникальные консерваторцы Сергей Шустицкий и Игорь Таращанский, ярчайший комический Александр Багдасаров.
Некоторые из них сформировали лицо современного отечественного телевидения.
В начале мы придумали с режиссером Виктором Крюковым (в будущем спродюсирует «Маски-шоу», «Джентльмен-шоу» — прим. «Ленты.ру») новую форму передачи, авторскую, тематическую, в которую помимо трюков, видеогэгов, динамичных интервью, клипов органично вписывались скетчи ребят, пародии, «номера высокохудожественной самодеятельности», снятые тоже необычно, трюково.
Но с Витей Крюковым мы нашлись не сразу. Нам обоим хотелось ломать стереотипы застойного телевидения. Чтобы мне не назначили режиссера сверху, я понял, что должен найти его сам. В одном из сюжетов программы «Адреса молодых» неожиданно натолкнулся на сумасшедший для тех лет видеоряд: все уменьшается, крутится, вертится. Стал выяснять — кто режиссер? Оказалось, что это бородатый, демонического вида товарищ, рассекающий просторы наших коридоров. Мы встретились в Домжур, и на той встрече за несколько часов, как у Станиславского и Немировича-Данченко в «Славянском базаре», все и родилось.
Мне и раньше в «Веселых ребятах» первого цикла очень хотелось каких-то новых фокусов и трюков, но делались они рукотворно, подручными средствами. Например: нужна была песенная заставка к рубрике — и придумалось, как из граммофона вылезает воздушный шарик и лопается. Засунули шарик, он лопается, но перед этим я слышу жуткий хохот! Мне говорят: «Давай это не будем снимать», — шарик розового цвета, это просто что-то неприличное уже совсем. То есть вот что получалось «дедовскими методами». Или для рубрики «В мире мудрых мыслей» притащили из реквизиторской из папье-маше или из гипса бюст то ли Аристотеля, то ли Сократа, у которого почему-то в черепной коробке была крышечка. Я пошел в парк рядом с ВДНХ, наловил бабочек, засунул их в эту голову. Смысл какой: открывается крышечка, а из головы вылетают бабочки-мысли, но бабочки сдохли и вылетать не хотели. Такие вот кустарные технологии пробовал.
Когда вы начали творить то, что называется новым языком телевидения?
С Витей Крюковым мы наконец стали делать подобные трюки уже чисто телевизионными способами. Так и родилась новая стилистика, то, что потом назвали «новый язык телевидения». И там уже у нас все и летало, если надо, и размножалось, и накладывалось на хромакей, и в передаче про семью у жены, как у Шивы, было несколько рук, и за пазухой у мужа клацала зубами жена, кусая заначку, и вырезали из головы треугольничек, а оттуда вылетала бабочка, и с Пизанской башни свисал певец, и гипсовый бюст живым глазом подмигивал, и в клипе «От Москвы до Ленинграда» с Агузаровой паровозики катались по разноцветным полоскам ГЦП (генератор цветных полос). «Крюков-трюков» и «Кнышуткин» нас звали.
Ну и ребята, участники, делали классные номера, пародии и «дурки», многое рождалось на площадке, все были талантливые и замечательные, из многих повырастали режиссеры, продюсеры, ведущие. Список огромный. Передача выходила ведь почти десятилетие, сменилось несколько генсеков и руководителей ТВ.
Сейчас, конечно, многое из этого устарело, смотрится наивно, медленно, несмешно и неуклюже. Но тогда… Но ведь все надо было смотреть в свое время… Кого-то можно спросить: вы, простите, кем в 1982-м, в 1986-м году были? Сперматозоидом? А вот вы - что тогда делали на ТВ? «Сельский час большого симфонического оркестра»? Надеюсь, сейчас эти фрагменты не вызовут иронической брезгливости у молодых и продвинутых.
Героем одного из выпусков «Веселых ребят» стал будущий руководитель отдела «Бизнес» «Ленты.ру» Кирилл Шишов. Шестилетний Кирилл просто прогуливался рядом с домом, когда его застигла съемочная группа. У мальчика спросили, кем он хочет стать. Едва ли он предполагал, что из этого получится.
Ваша программа начала выходить на «первой кнопке» во время, которое сейчас называется «прайм-тайм», задолго до эпохи перестройки и гласности. Неужели глава Госкомитета СССР по ТВ и радиовещанию товарищ Лапин не обратил пристальное внимание на ваши фокусы?
Когда вышел первый выпуск в 1982 году, нам было сказано: «Это совершенно не наши традиции, это какой-то не наш, чуждый нам продукт!» После первого же выпуска пришло письмо из газеты Daily Mail с пожеланием взять интервью, встретиться с создателями этой программы, а поскольку считалось, что мы на ТВ воюем на идеологическом фронте, то получилось, будто письмо нам прислал наш идеологический враг. Лапин так и сказал: «Наши враги говорят: "Нам нравятся ваши солдаты! Они стреляют по своим. Где письмо из газеты "Комсомольская правда"? Нет его! А вот из Daily Mail есть».
Один из выпусков программы Лапин посмотрел лично и вызвал меня в кабинет. С чем это сравнить? Ну это как если бы Сталин вызвал на прием Василия Теркина. К Лапину я не мог попасть месяц — «сейчас Сергей Георгиевич в Кремле», «сейчас у него министр», «у него делегация итальянских профсоюзов». Наконец, дело дошло до меня. В кабинете длиной тридцать метров Лапин сидел, не поднимая головы, а перед ним было пять телевизоров, которые он слушал! Смотреть там было нечего. Мне было сказано: «Мы попросили бы вас к этой передаче больше никогда не возвращаться». Взамен было предложено делать какие-то идейные репортажи со съездов, искать тружеников на селе и на заводах, побольше прислушиваться к призывам партии. Потом, видимо, было сказано, что «парень способный, но пусть он работает на нас, а не на себя». Мне тогда очень помог советом Владимир Яковлевич Ворошилов (создатель «Что? Где? Когда?» — прим. «Ленты.ру»), но это другая история.
Но почему вас просто не уволили и тем самым не разогнали всю вашу веселую компанию?
А потому что мы с Крюковым работаем в штате, в плане стоял выпуск «Веселых ребят», а приказа о закрытии не было. Кто-то получал по шапке, но потом все забывалось. Я говорил своим товарищам: «Больше не могу, программы лежат "на полке", Лапин вызывал!» Ответом было: «Не уходи, ты там наш человек, как Штирлиц. Ты должен остаться ради зрителей».
Нельзя не вспомнить ваш «Музыкальный выпуск» и клипы «Аквариума», «Центра» и «Браво», в то время находящихся в черном списке. Как вы умудрялись протаскивать еще и эту музыку?
Это была какая-то интуитивная стратегия: здесь приврать, здесь просто откровенно нарушить. Дадут по шапке — и дадут. Ну не убьют же, в конце концов. С «Аквариумом» получилось хитро. Решили снять группу без крупных планов: они в костюмах, в галстуках, строго держались. В принципе, песня про Иванова, стоявшего на остановке, с виду довольно безобидная. А вот в песне «Сонет» у Бори Гребенщикова были строчки «брошу ногу в небеса» и «не верю я комбайну». В это же время в другой программе прошел сюжет про парня — воина-интернационалиста, лишившегося в Афганистане ноги. Возник вопрос — «какая нога имеется в виду?» Дальше — «Как можно не верить комбайну: вы что, труженики села — наша надежда!» В эфирном варианте звучало «брошу просо в небеса» и «не верю я дизайну». Ну, не веришь дизайну — и пожалуйста, тем более, что тогда мало кто понимал, что это слово значит.
В песне Бори о «Двух трактористах» эти «два тракториста, напившихся пива, идут отдыхать на бугор». Тут же возник вопрос, как советские трактористы могли напиться пива и «на» или «за» какой «бугор» они пошли отдыхать? За границу? Переделали. В итоге на бугор шли отдыхать «два пианиста, работники клуба».
В музыкальном выпуске мы задумали дискуссию: сидят люди из комиссии и думают, какие группы можно, а какие — нет. Pink Floyd? Вычеркиваем! Modern Talking? Вычеркиваем. В итоге пришли к тому, что зачем вообще мы производим молодежь, да еще в таких количествах? Нужно как-то уменьшить, регулировать этот процесс. Молодежь вычеркиваем.
Кстати, ту «Музыкальную программу», с учетом часовых поясов, посмотрели миллионы зрителей. Это было как цунами. Я не преувеличиваю. Каналов было мало, выбирать особенно не из чего. А тут и тема такая, и зрелищно, и музыка. Программу посмотрело, наверное, около 200 миллионов человек. Мы не затмили разве что финал Чемпионата мира с миллиардами зрителей по всему миру. Справедливости ради, любую хорошую передачу в СССР смотрели миллионы.
Почему же программа, зашкаливающая по уровню свободы, с приходом этой самой свободы в начале 1990-х перестала существовать?
Первым ушел Витя Крюков. Он периодически и до этого уходил делать свои фильмы, потом возвращался, и связи мы никогда не теряли. Но последний выпуск я уже снимал без него. Хотя подключались другие ребята, очень помогали. Последний выпуск был кровопролитный. Две серии скрытой камерой, больше тридцати разных ситуаций: все эти балерины, парашютисты, водолазы, встречи с оркестрами, бабка с гирями. На ТВ все разваливалось. Микрофоны не работали, батареек не купишь, нет длиннофокусных объективов, чтобы снимать скрытой камерой, все ломалось и никакой валюты на ремонт. В аппаратной, где еще монтажером начинал Андрей Разбаш (впоследствии известный телеведущий, режиссер и продюсер — прим. «Ленты.ру»), для того, чтобы одно из устройств работало, нужно было подвесить к нему отвертку или молоток в качестве грузика. Если кто-то случайно задевал эту конструкцию, все приходилось делать заново. В «Веселых ребятах» хотелось делать трюки все более изощренными, нужно было делать все круче и круче. У нас же получался бег по эскалатору: эскалатор идет вниз, а ты пытаешься бежать вверх.
После «Веселых ребят» вы работали в Европе и США, сделали проект «Серьезные мужчины», так и не дошедший до зрителя. Но в итоге к созданию тонких, ярких и умных юмористических программ, в которых наше телевидение испытывает недостаток, больше не вернулись. Почему?
Работая на Западе, я пропустил тут многие разборы у кормушек. Мне это неинтересно. У меня был свой фокус интересов. «Серьезные мужчины», которых мы начинали снимать с Андреем Столяровым (тоже выходец из «Веселых ребят» — прим. «Ленты.ру»), были очень высокобюджетным проектом. С очень яркими артистами — помимо старой гвардии «Веселых ребят» — с тогда юными Лешей Кортневым, Женей Воскресенским, Лешей Лысенковым, Юлей Рутберг, Мариной Голуб, Михаилом Ефремовым, Игорем Золотовицким, Ургантом-старшим... Работали на самой передовой аппаратуре, но потом у инвестора изменились планы, и мы остались с таким зачатым ребеночком.
Снятый материал до сих пор лежит в исходниках, но и спустя 30 лет выглядит довольно симпатично. Это такой документ времени. Я показывал его продюсерам практически всех каналов, они это видели, но…
Что касается юмора, то это вопрос вкуса. Наверное, масса людей скажут: «О чем вы говорите? Что значит "юмора не осталось"?» На каждом канале часами, сутками, годами работают целые фабрики юмора. Мы в свое время просто делали свое дело, максимально выкладываясь и получая от этого кайф и отдачу огромной аудитории, которую я кожей ощущал. Сейчас я живу, «не чуя под собой» аудитории, для которой я бы делал что-то подобное. Иногда я смотрю на экране на оскалы просто угорающих от хохота людей, и мне хочется спросить: «Неужели над этим так можно смеяться?!» Но они точно скажут: «Ты что, ненормальный? Это супер!» Но вообще, несмотря ни на что, иногда с удовольствием нахожу в каждом из нынешних юмористических форматов талантливые номера. Есть очень удачные монологи у Comedy Club, когда это без модной «похабени», отлично работают ребята из «Шести кадров». КВН, конечно. Но в «Веселых ребятах» я бы, может кого-то из них «причесал», повернул другим боком.
Многие из тех, с кем вы начинали в молодежной редакции, сейчас занимают ключевые посты на телевидении. Но вы явно не стремитесь вернуться и все перевернуть с новыми «Веселыми ребятами»? Почему?
Я мог бы смотивироваться под некое телевизионное зачинание, завихрение энергии, что ли, но это очень трудно. Наверное, я человек не конвейерного телевидения и не смогу делать еженедельную «соковыжимательную» программу. Мне интереснее юмористический арт. Если бы возникла структура единомышленников — эстетических, идеологических, продюсерских, и снизилась наглая финансовая цензура, делающая рейтинг, можно было бы попробовать. Мои товарищи, коллеги-телепродюсеры, знают, что это дорого, долго и «слишком для умных», и не массово.
Я не захлопываю эту дверь, но я не записывался на всю жизнь ни в юмористы, ни в телевизионщики. «Веселые ребята» просто некая верхушка айсберга, известная людям. Я с не меньшей отдачей живу своей жизнью: пишу музыку, книги, ухожу в какое-то сочинительство, которое раньше дремало. Юмор не занимает четыре пятых моего состояния. Я могу быть философским, лирическим, романтическим. А кроме того, телевидение — молодое искусство. Люди, которые там работают, с годами постепенно должны делать более вдумчивые, спокойные программы и интервью, а этого ТВ сейчас не терпит. Беготня, поток, конвейер, какие-то фокусы — это дело молодых. Куда интереснее делать что-то под стать своему нынешнему мироощущению. А порох не отсырел.