Молодая московская группа «Хадн Дадн» играет музыку на стыке синтипопа и фолка. Стиль их музыки можно назвать арт-роком, однако солистка коллектива Варвара Краминова определяет его словом «ляоакын», которое со временем обрастает новыми смыслами. В апреле вышел второй альбом «Хадн Дадн», также получивший название «Ляоакын». «Лента.ру» побеседовала с Варей и еще одним основателем группы Никитой Чернатом о детстве, рэпе, «ляоакыне» и судьбе «Хадн Дадн».
«Лента.ру»: Как вы собрались?
Варя: Это было три года назад. Наш близкий друг Искандер Еримбетов позвал меня выступить на его дне рождения в Powerhouse, а я попросила Никитоса скрасить мой скудный лайв гитарой. Выступление просто под пианино было бы совсем позорным, играла и пела я тогда худо, свои песни в публичных местах не исполняла. Мне нужны были сопровождение и поддержка, Никитос мне помог. С тех пор мы вместе играем.
У тебя свои песни были?
Варя: Да, было к тому моменту уже несколько своих песен, я их записывала в подъезде и выкладывала в соцсети.
И потом завертелось?
Никита: Как раз во время твыступления у Искандера на дне рождении Варя придумала название «Хадн Дадн». Еще латиницей было написано — и все, и понеслась. «Хадн Дадн» — тема!
Варя, как ты начала писать песни вообще?
Варя: Мне было шесть лет, со мной занималась музыкой моя двоюродная сестра. Давала мне задания — сочинять композиции, построенные на определенных интервалах и тональностях. И я придумывала мелодии сразу со словами, без слов было как-то обидно. Слова эти были случайные и неслучайные. В мрачной песне про бездну, например, была строчка «снег ужасно тает», из-за которой убивалась моя бабушка и говорила: «Ну почему ужасно?»
Потом в школе у меня была замечательная подружка, которую я решила спасти от одиночества и придумала ей несуществующего парня, завела ему страницу во «ВКонтакте» и писала от его лица романтические письма. Мне было 13 лет. Подружка подозревала, что он не настоящий, и нужно было как-то доказать, что он существует, и пришлось писать для него песни, потому что по легенде он был музыкантом. Я написала для него песен шесть, и мы с двумя другими одноклассницами собирались у меня в комнате, очень далеко отходили от веб-камеры, потому что у нее была очень высокая чувствительность, и записывали на эту вебку песни. Очень криво, грязно, под гитару, как могли, а потом занижали голоса, чтобы казалось, что мы мальчики, и выкладывали в сеть. Получалось отвратительное качество, все скрежетало и звенело, но песни до сих пор остались, и они довольно милые.
Она верила?
Варя: Да, она верила, ведь это были действительно очень печальные песни, смесь Дельфина и группы «Корни» со строчками вроде «я навсегда останусь с тобою, брось, падают звезды с неба в твои глаза». Мне очень нравилось писать песни от лица этого лирического героя, молодого, любящего и скрывающего свое страдание. Писать от своего лица получалось наивно, я ковырялась в словах и росла без песен, а потом в 18 лет вдруг все сложилось в песне про грозу. Я обрела своего собственного лирического героя.
То, что ты сейчас делаешь, — это конкретные сюжеты или поток твоего сознания, рефлексия?
Варя: Это результат столкновения со средой, итог какого-то вдохновения и контекста. Всегда по-разному получается, никогда не знаешь, о чем будет песня, спланировать это нельзя. Недавно мы с Никитосом написали три песни про ностальгию случайно.
Пока не исполняли?
Варя: Не исполняли, они еще не дописаны! Вообще говоря, очень много недоделанных песен скопилось.
Никита: Да, посчитали, где-то на семь альбомов. И еще новые прут. Тяжело.
Варя: Очень много работы.
Стиль музыки, которую вы исполняете, называете таинственным словом «ляоакын», также называется и ваш последний альбом. Расскажите про «Ляоакын», что это за музыка?
Варя: У меня вчера произошло не то чтобы откровение, а какая-то конкретизация этого понятия, я поняла, что во всех песнях присутствует очень много жалости к окружающим предметам.
Никита: Сочувствие.
Варя: Да, и вот через эту жалость, через сочувствие происходит столкновение со средой, познание. Мне кажется, это и есть «ляоакын». Но там не только жалость, там еще очень сильное чувство сопричастности… (Никите) Что ты делаешь?
Никита: (Вырезает канцелярским ножом на столе узоры) Я рисую.
Кто еще может быть играет «ляоакын»? Или вы пока одни такие, может кто-то хотя бы немного приближен к этому стилю?
Никита: Мы недавно слушали «Бременских музыкантов», это нечто типа того.
Варя: Да, «Бременских музыкантов» и «Голубого щенка». Это вообще такой улет, мне кажется, они тоже «ляоакын»! Но есть всякие наши единомышленники именно не с какой-то жанровой точки зрения, а настроенческой и вообще с поэтической ориентацией: Илья Мазо, наш кореш, Миша Свистунов, я считаю, что мы с ними похожи, но они все равно не «ляоакын», а «ляоакын» — это «Бременские музыканты» и «Голубой щенок».
Собираетесь в тур ехать?
Варя: У нас будет маленький тур, сначала мы поедем в Рязань, 25 мая нас там очень ждут. Один человек там обещал нам «начистить лица» хорошенько (смеется). Ждем встречи. Будет еще выступление в Москве, в «Плутоне» — 28 мая, на фестивале «Боль» будем. Потом поедем летом в Самару, Нижний Новгород, Казань, а осенью в Екатеринбург. Пока так.
Никита: Разрозненно, потихонечку. Сложно это назвать туром. Скорее вылазки.
Варя: И в Минск еще поедем.
До этого вы нигде кроме Москвы и Санкт-Петербурга не выступали?
Варя: Мы ездили в Рязань один раз.
Никита: Это было очень смешно. Нас слушало девять человек, из них четверо — это группа, которая нас разогревала. Но зато нас накормили, покатали, показали город. Прикольно было.
Варя: Еще минус 20 градусов было, стояла стылая темная Рязань, никто из рязанцев не хотел выходить из дома, хорошо понимаю их.
Никита: Еще и вечер воскресенья. Вечер воскресенья, минус 20 градусов, концерт группы «Хадн Дадн». Кто это вообще?
Что вы видите на своих концертах, как публика отвечает вам?
Варя: Мне кажется, из-за того, что мы становимся все более раскрепощенными, публика тоже гораздо раскрепощеннее реагирует. На Mimesis (музыкальная фестиваль, состоявшийся 20 апреля — прим. «Ленты.ру») вообще был слэм. Всю историю «Хадн Дадн» мы ждали слэма, и вот случилось!
Никита: С концерта в клубе «16 Тонн» есть видео, где мы играем песню «Батон», и там буквально где-то первые 20 секунд снимается сцена, а потом показан зрительский зал, и можно просто увидеть людей, которые пришли нас послушать. В конце там выбежал какой-то мужик, который ел воображаемый батон. Еще был какой-то чел, который прятался от камеры.
Какой у вас самый масштабный концерт пока был?
Варя: В «Агломерате» на Mimesis.
Никита: Самый клевый опыт был на экспериментальной сцене «Арт-потока» — у нас на четвертой песне вырубилось электричество, и Варя просто взяла телефон, открыла приложение с midi-клавиатурой, и мы продолжили концерт, это была чума. Я играл на укулеле, не попадал в ноты, но это не имело значения.
Варя: В кромешной тьме все сидели вокруг нас, и мы специально к ним спустились и пели вместе, было волшебно.
Никита: Квартирник на улице.
Не считаете ли вы свои альбомы концептуальными? Есть общая концепция, связующая все треки?
Никита: В «Тайном Альбоме» точно есть, а вот в «Ляоакыне» это не концепция, скорее общий настрой, дух.
Варя: Русским рейвом он определяется!
Никита: Да, через русский рейв, через детское «я хочу гулять». Словами сложно объяснить. Как-то все складывается в одну картину.
Варя: Он просто движовый еще очень, это благодаря Никитосу, потому что он делал аранжировки.
Никита: Я хотел его грязнее сделать, чтобы более нойзовый был, чтобы прям бочка кряхтела.
Варя: Но мы не дали.
Если под какие-то все-таки определенные рамки подгонять ваше творчество, наверное, можно сказать, что это арт-рок.
Никита: Ну да, что-то есть такое, стремимся.
У многих арт-роковых, прог-рок-групп были концептуальные альбомы. Вы бы хотели сделать от начала и до конца концептуальный альбом?
Никита: Варя хочет мюзикл.
Варя: Да-а-а, в планах большой мюзикл, который мы еще давно-давно задумывали. Мюзикл про мальчика-художника. Причем половина песен уже написана, осталось просто продумать, как это все сделать, потому что теперь мы умеем это делать, а когда мы придумывали его, мы не знали. Никитос тоже участвовал в разработке (смеется). Мы встречались в кофейне, я просто рисовала, что-то придумывала.
Никита: А я говорил: «Да мы сможем это написать, мы сможем, осталось только сделать!» Но никто ничего не сделал. Но хочется сделать все здорово.
Варя: Хочется как «Иисус Христос — суперзвезда» сделать. Рок-опера!
Никита: Вообще, если говорить про весь прогрессивный рок, то меня концептуальные альбомы достали, я слишком много их всех видел, и они практически все были надуманными. Лучше The Dark Side Of The Moon (восьмой студийный альбом Pink Floyd — прим. «Ленты.ру») в плане концепции ничего не сделали, потому что она там ненавязчивая. Все очень красиво сделано. The Wall (11-й альбом Pink Floyd) мне не очень нравится, — фильм выглядит достойно, а без него альбом слушать не так круто, на мой взгляд. Все-таки музыка не слишком конкретная, в плане концепции она абстрактна. Wish You Were Here (девятый альбом) тоже ништяк. Красивая история.
Варя, ты говорила, что рэп тебе совсем не нравится, но в альбоме «Ляоакын» у вас записывался хип-хоп-исполнитель bollywoodFM — вкусы поменялись?
Варя: Все складывается таким образом, что мы начинаем подпевать рэперам. Мне от этого очень радостно, ведь наши песни реально неплохо сочетаются с холодными битами и рэпом. У нас еще будет совместный трек с хип-хоп-исполнителем Ричем. Мне очень нравится то, что он делает. А тебе нравится?
Никита: (Выскребает на столе изображение арбузной бахчи) Мне нравится.
Есть такое мнение, что рэп в наше время — это идеальная форма работы с текстом, с поэзией, как вы считаете?
Никита: Не факт, рэп — это не совсем поэзия. Без ритма она не имеет никакого значения. Если ты будешь читать рэп-текст без ритма, не под бит, как стихи, то это будет уже не то. Там всегда много слов добавляется только ради звучания, но не ради смысла, это не будет дополнять смысловую реальность текста, а будет работать именно с музыкой. Я бы не сказал, что это идеальная форма. Просто это работает.
Варя: Мне не нравится рэп тем, что очень мало хорошего рэпа, потому что, к сожалению, очень мало людей с большим словарным запасом читают рэп. Вот у Хаски, у bollywoodFM и у Рича огромный словарный запас, их рэп полон поэзии. Это большая редкость. Обычно рэп это свалка слов, меня прям трясет от этих рэп-рифм, баттлов, я просто не выношу этого. Какое-то антиискусство, просто не могу.
Вы говорили, что в вашем творчестве очень много мотивов из детства, и я недавно видел в вашем паблике рассказы из детства. Про горку, например.
Варя: Да-а, как меня скидывали с горки третьеклассники.
Помните какие-то моменты из детства, которые на вас сильно повлияли, может даже вдохновили на творчество, какой-то мистический опыт?
Никита: У меня был момент, когда я сильно бушевал, и мать сказала мне, что она оставит меня на рынке. И ушла, оставила, и это было жестко. Ну это реально мистика. То есть, ты понимаешь, что — все. Не знаю, сколько мне было тогда, года два-три, наверное.
Варя: У меня был ужасный момент, который я запомнила на всю жизнь, потому что, мне кажется, это дало мне какие-то нравственные ориентиры. Когда мне было пять лет, мы с папой пошли зимой гулять и зашли в магазин, я просила его что-то купить, ныла. Он этого не купил, и я на это как бы забила, но на самом деле нет, и мы пошли потом на детскую площадку, и я качалась на качелях, а он сел, чтобы завязать мне шнурок, а я в этот момент взяла и ударила его по голове красной лопатой пластмассовой, и это была такая жесть, потому что он не орал, ничего не делал — он просто посмотрел на меня. Это был такой взгляд, я до сих пор его помню. Там даже не обида была, там было все!
Какие у вас планы на ближайшее будущее?
Варя: Сделать мини-альбом «Ностальгия» из пяти песен, издать все песни, которые записаны или просто придуманы, дописать кучу других песен. Короче, очень много работы.
Никита: Один альбом мы думаем сделать концертным, возможно даже вживую, одним дублем запишем его. А так, не знаю. Будем работать, развиваться, новые темы придумывать. Есть в планах альбом на непонятном языке.
Варя: Но там тоже жалко всех будет. Хоть и на другом языке (смеется).