Спор вокруг строительства храма Святой Екатерины в Екатеринбурге — далеко не единственный в современной России. Похожие события, связанные со строительством православных храмов, происходили в московском районе «Торфянка», в Красносельском районе Петербурга, в Красноярске, Челябинске, Нижнем Новгороде и Ульяновске. Поводы для этого находятся разные, но во многом недовольство объясняется банальным неприятием любых перемен. О том, каким образом приходят в действие подобные общественные механизмы, — в авторской статье специально для «Ленты.ру» рассказал заслуженный экскурсовод Москвы, автор цикла исторических путеводителей по истории Москвы, куратор архива ЦПКиО имени Максима Горького, историк Артем Голбин.
Особенное внимание вызывает строительство культовых сооружений — в силу их общественной значимости. Ведь всем понятно: если в том или ином месте будет построена церковь — это на века.
Общеизвестно, с какими проблемами столкнулось строительство храма Христа Спасителя в Москве в XIX веке. На Волхонке для строительства храма была выделена огромная территория, на которой, в частности, располагался старинный Алексеевский женский монастырь. Известно, что настоятельница, протестуя против переноса обители в Красное Село, приказала монахиням приковать ее цепями к дубу и отказалась покинуть монастырь — ее пришлось удалить насильно. О «проклятии игуменьи» помнят до сих пор, но, кроме настоятельницы, против строительства храма выступали очень многие. Выдающийся архитектор Алексей Щусев говорил: «Я называю подобное искусство бутафорским». А простые москвичи не скупились на язвительные прозвища храма: «самовар», «гриб», «чернильница»…
Однако уже через несколько лет храм стал одним из самых известных архитектурных сооружений столицы, настоящей гордостью Москвы. Уместно вспомнить, что восстановление храма в 1990-е тоже вызвало неоднозначную реакцию. Много говорилось об угрозах обрушения конструкции, опять вспоминали проклятие игуменьи Алексеевского монастыря. Даже вспомнили, что на месте храма до Крещения Руси находилось святилище Купалы-Марены — духа магии и смерти (хотя никаких документов на этот счет, разумеется, не существует). Тем не менее сейчас храм Христа Спасителя, как и до 1917 года, — одно из самых известных сооружений Москвы, посмотреть на который приезжают со всей страны.
Другая знаковая церковная постройка России, возведенная на рубеже XIX и XX веков, — питерский Спас на Крови. Сегодня Северную столицу страны сложно представить без этого открыточного вида — храм в русском классическом стиле, гордо возвышающийся со стороны Невского проспекта, в перспективе канал Грибоедова. Несмотря на несвойственную для Питера архитектурную концепцию, Спас на Крови стал неотъемлемой частью городского ландшафта и одним из самых любимых жителями храмов.
Но и его история не была простой и однозначной. Конкурс проектов мемориальной церкви, которая должна была появиться на месте гибели императора Александра II, объявлялся дважды. Первый раз нового императора Александра III не устроил ни один из восьми отобранных для представления ему проектов, так как они были выполнены в «византийском стиле», а он пожелал, «чтобы храм был построен в чисто русском вкусе XVII столетия, образцы коего встречаются, например, в Ярославле». В результате вновь объявленного конкурса был отобран совместный проект архитектора Альфреда Парланда и архимандрита Игнатия. Но и он в дальнейшем был очень существенно переработан. Строительство храма началось в 1883 году, еще до утверждения окончательной версии проекта. Спустя 24 года храм был торжественно освящен на праздник летнего Спаса. Появление столь необычного для питерской архитектурной традиции сооружения вызвало среди жителей города споры и пересуды.
Кто-то сразу счел храм одним из лучших произведений современной архитектуры, а кто-то презрительно называл его «бонбоньеркой». Так, художественный критик Александр Бенуа говорил о храме, что «это жалкое подражание Василию Блаженному поражает своим уродством, являясь в то же время настоящим пятном в ансамбле петербургского пейзажа». Позднее, после революции, он даже позволил себе еще более резкое высказывание: мол, если большевики вдруг решат взорвать Спас на Крови, он даже не будет против.
Однако, случись оно так, Санкт-Петербург потерял бы одну из своих главных туристических достопримечательностей. Сегодня именно Спас на Крови занимает первую строчку в разделе «Церкви и храмы Санкт-Петербурга» самого популярного в мире сайта о путешествиях TripAdvisor.
Если продолжить тему споров вокруг храмов, но уже в мировом контексте, то с ними столкнулось сооружение главной достопримечательности Барселоны — храм Святого Семейства (Саграда Фамилия) великого архитектора Антонио Гауди. Его строительство, а оно затянулось на целое столетие, сталкивалось с протестами постоянно. «Самым идиотическим зданием в мире» называл его писатель Джордж Оруэлл. А великий Ле Корбюзье вообще призывал прекратить его строительство. Тем не менее в 2017 году Саграда Фамилия побила очередной рекорд по количеству посетителей, которое превысило 4,5 миллиона человек. А с учетом того, что порядка 80 процентов туристов любуются базиликой только снаружи, в действительности храм Святого Семейства привлекает более 20 миллионов посетителей в год.
С общественным неприятием на начальном этапе строительства сталкиваются не только храмы и соборы, но и гражданские объекты. В Москве общественность в XIX веке не приняла строительство Николаевского вокзала. Говорили, что это место проклято неким странником, которого аж в XIV столетии не пустили переночевать в стоявший на месте вокзала монастырь. О том, что место вокзала проклято, вспоминали очень долго — даже при строительстве метро «Комсомольская»; и сегодня в Москве рассказывают, что на площади трех вокзалов порой является таинственный старик с длинной палкой, одетый в лохмотья. Он опускается на колени перед Казанским вокзалом, трижды крестится и исчезает. Говорят, что это тот самый странник, которого не пустили на ночлег монахи…
Стоит вспомнить и об Эйфелевой башне. Эмиль Золя, Шарль Гарнье и Александр Дюма-младший в открытом письме правительству Франции писали: «Мы, писатели, художники, скульпторы, архитекторы и любители красоты Парижа, искренне выражаем наше возмущение во имя защиты французского стиля, архитектуры и истории, против нецелесообразной и ужасной Эйфелевой башни». Самым непримиримым противником творения Гюстава Эйфеля был Ги де Мопассан: мало того, что он именовал ее «тощей пирамидой из металлических лестниц» и «громадным уродливым и тощим скелетом», — он даже уверял, что обедает в ресторане башни только потому… что ее оттуда не видно! Газеты называли будущий символ Парижа срамом Парижа, самым высоким фонарным столбом в мире, железным монстром, скелетом колокольни, неуклюжим скелетом, недостроенной фабричной трубой, грилем в виде колокольни и другими подобными словами. В 1925 году Эйфелеву башню чуть не разобрали на переплавку; Париж не лишился своей главной достопримечательности только потому, что мэрия подсчитала, что ее разборка и транспортировка на металлургическое заводы обойдется городу слишком дорого!
Полемику вызывали и другие проекты, ставшие всемирно известными: статуя Свободы в Нью-Йорке, монумент Вашингтона («Заводская труба с коровником у основания», назвал его Марк Твен), здание Сиднейской оперы — современный символ Австралии («Морская тварь вылезла на берег и сдохла», — называли ее сиднейцы).
Все новое, особенно в градостроительстве, часто принимается в штыки — так уж устроены люди. Однако по прошествии времени вдруг оказывается, что здание или место, где оно должно быть построено, казавшееся неприемлемым, — прекрасно, и даже становится символом города. История красноречиво свидетельствует о то, что такая же судьба вполне возможно ждет и храм Святой Екатерины в Екатеринбурге.
Историк Артем Голбин