«Лента.ру» продолжает серию материалов, посвященных российскому музыкальному бизнесу. О первых шагах отечественной рок-музыки, ее непростых отношениях с советской властью, «Битлах» и «Роллингах», «уличных» рок-группах и ВИА на задних лапках, выпиленных лобзиком гитарах и разбитых трубках телефонов-автоматов, о кайфе, драйве, развитой мелодии и многом другом корреспонденту «Ленты.ру» Петру Каменченко рассказывает Стас Намин.
Со Стасом Наминым мы знакомы более 30 лет. На моих глазах, в 1987 году, он создавал первый в стране (тогда еще называвшейся СССР) независимый продюсерский центр SNC, первую независимую студию звукозаписи, первое независимое рок-радио, здесь получили известность группы «Парк Горького», «Бригада С», «Моральный кодекс», «Калинов мост», «Ночной проспект», «Мегаполис», «Вежливый отказ», «Нюанс», Crossroads, «Лига блюза», «Коррозия металла», питерские «АукцЫон», «Сплин» и многие другие. «Парк Горького» Стас делал с нуля, другим помогал подняться и выжить. «Эс-Эн-Си Рекордс», созданная им в 1991 году, стала первой независимой фирмой грамзаписи, разбила монополию фирмы «Мелодия» и выпустила альбомы «Аквариума», «ДДТ», «Кино», «АукцЫона», «Чайфа» и многих других групп, которых худсовет «Мелодии» и советские СМИ не пропускали. Энергия Стаса и его драйв сделали возможными музыкальный фестиваль мира 1989 года в Лужниках, названный русским Вудстоком, и фестиваль «Рок в Кремле» в 1992-м, первое частное мероприятие во Дворце съездов. Около десяти лет SNC в Парке Горького был центром независимой и альтернативной музыкальной, и не только музыкальной жизни страны и абсолютно культовым местом для музыкантов, поэтов, художников, фотографов, дизайнеров, журналистов, для людей талантливых и увлеченных. Зайдя в Зеленый театр ЦПКО им. Горького, можно было встретить Фрэнка Заппу, Билли Джоэла и Питера Гэбриэла, Scorpions и U2, Pink Floyd, Энни Леннокс и Арнольда Шварценеггера. После десятилетий тяжелого железного занавеса все это казалось сказочным и нереальным.
«Лента.ру»: Как в вашей жизни появилась музыка?
Стас Намин: У меня, наверное, было два источника. Во-первых, моя мама. Она окончила консерваторию и аспирантуру, и у нее было много друзей среди музыкантов, которые приходили к нам домой, общались и музицировали на мамином довоенном рояле Bechstein. Через маму я познакомился с классической музыкой. А с другой стороны — мой папа. У него был бобинный магнитофон, и он очень любил Окуджаву, Галича и… рок-н-ролл. Я имею в виду рок-н-ролл классический, от Литтл Ричарда до Элвиса и всей той ранней рок-н-ролльной компании 1950-х, еще до «Битлз». Жили мы тогда в гарнизонах. Папа был военным летчиком и слушал эту музыку, когда приходил с полетов, и я слушал вместе с ним и без него. То есть можно сказать, что от папы мне достались в наследство рок-н-ролл и Окуджава, а от мамы — классика. Но реально я увлекся рок-музыкой в Суворовском училище, это уже в начале 60-х, а параллельно с этим там же я посещал факультатив по начальной музыкальной грамоте.
А почему вы не стали, к примеру, романсы петь, КСП или блатные песни? Ведь все это тогда было гораздо популярнее рок-н-ролла.
Это невозможно объяснить. У всех вкусы и интересы разные, и кого, почему и куда потянет, не знает, наверное, никто. Возможно, заложенный мне в детстве рок-н-ролл сыграл свою роль. А от КСП меня всегда воротило. Сейчас это называют красивым словом «шансон», но, я думаю, это большой комплимент, так как глубина, изящество, музыкальность и искренность настоящего французского шансона не имеет ничего общего с полублатными самодеятельными песенками под плохо настроенную гитару. Я не имею в виду те удивительные личности, которые своим талантом как исключение подтверждают правило. Прежде всего я имею в виду троих: Окуджаву, Высоцкого и Галича. Они абсолютно разные, но при этом великие. Они как бы вне жанров.
Это была первая половина 60-х, железный занавес. Откуда бралась новая музыка, как она попадала в СССР?
Музыка в СССР появлялась прежде всего через виниловые диски, которые привозили наши дипломаты или иностранцы. Потом «на костях» и на пленках это все копировалось и распространялось. По радио тоже можно было услышать музыку, но ее глушили, поэтому качество было очень плохое, и записывать ее было невозможно.
Вы помните, как в первый раз услышали «Битлз», Джимми Хендрикса, «Дорз»?
Doors в те времена я практически не слушал. Они меня никогда особенно не впечатляли, и сейчас, собственно, не очень. Я признаю уникальный талант и яркость Джима Моррисона как исполнителя, но сравнивать его с Хендриксом, Beatles и Rolling Stones мне даже в голову никогда не приходило. Я не помню, когда я в первый раз услышал Beatles, где-то в начале 60-х, но с того самого момента я попал в созданный ими мир и, думаю, и сейчас все еще там живу.
Эта ливерпульская тройка, а для меня они именно тройка, а не четверка, — лишнее доказательство, что в истории человечества существует какой-то мистический импульс. Ведь не может быть, чтобы случайно три гения одновременно родились в периферийном портовом городке Ливерпуле. Более того, жили почти на одной улице. И еще одна неслучайность: собравшись вместе, я думаю, они первые в истории создали феномен коллективного творчества. Великие композиторы, художники и писатели существовали всегда, но это было впервые — когда из объединения трех человек получилось что-то совсем иное под названием Beatles, что покорило, изменило и перевернуло весь мир. Сравнивая мои любимые команды Beatles и Rolling Stones, которые я ставлю выше всех остальных, я бы сказал, что Beatles — гении музыки, а Rolling Stones — гении рок-музыки.
А есть какая-то одна их песня, которая для вас самая-самая?
Нет, одной песни нет. Практически все творчество «Битлз» для меня любимое. Конечно, я могу назвать песен пятьдесят, которые best of the best, но их и так знает и любит весь мир, и мое мнение не оригинально. Собственно, примерно так же обстоят для меня дела и с Rolling Stones. Ну, если только у них я бы назвал песен тридцать. Для сравнения — у других суперзвезд обычно не более пяти суперхитов.
Лоза вас не слышит!
Я не очень знаю, о ком вы говорите. Но если у кого-то другое мнение, то это нормально, ведь мнений столько, сколько людей на свете. Я лишь высказываю свое.
Что для вас главное в музыке?
Главное, что имеет для меня ценность в музыке, это дар создания глубоких развитых мелодий. Или, скорее, рождения, поскольку создать их невозможно, они рождаются сами откуда-то. Я говорю прежде всего о развитых мелодиях, и профессионалы понимают, о чем идет речь. Обычный слушатель не всегда задумывается о том, где развитая мелодия, а где построенная на секвенциях. Развитая мелодия представляет собой как бы такую особую драматургию, построенную на основе языка, на основе человеческой речи. Поэтому и мелодические структуры в разных языках разные. И музыкальные мелодии, соответственно, разные у англичан, русских, китайцев… То есть, в двух словах, развитая мелодия — это человеческая речь в музыке.
Объясните подробнее.
Мелодия, построенная на секвенциях, — это более простая структура, в основе которой лежит повторение одной и той же музыкальной фразы в разных тональностях. Обычно это довольно примитивные песенки, но это зависит от глубины и полноценности музыкальной фразы, и встречаются исключения, подтверждающие правила. С моей точки зрения, наиболее ярким и талантливым музыкантом, которому удалось создать удивительно глубокие лирические песни, построенные на основе секвенций, был Мишель Легран.
Как-то несколько лет назад мы обедали у моей мамы, и он попросил меня расписаться на диске «Сюрприз для месье Леграна», который я записал еще в 1981-м, а я тоже попросил его расписаться на таком же диске и сказал ему, что он — гений секвенций. Он расплылся в улыбке и ответил, что я первый, кто ему такое говорит, но он с этим согласен.
А пример развитой мелодии — вот послушай (поет мелодию — прим. «Ленты.ру»). Yesterday, all my troubles seemed so far away… Видишь, все фразы разные, ни одна не повторяется. А при этом мелодия в целом логична и полноценна. У Beatles в песнях вообще нет секвенций, собственно, как и у Rolling Stones. И наши военные песни построены не на секвенциях, а «Темная ночь» Никиты Богословского в этом смысле шедевр.
С тем, как к вам записи попадали, понятно. А играли на чем? Ведь и аппаратуры не было. Где брали инструменты?
Сами выпиливали. Вот Костя Никольский в начале семидесятых выпилил себе лобзиком гитару, которая звучала великолепно, и играл он на ней в «Цветах» несколько лет, когда все уже играли на фирменных. Лампы для усилителей покупали в радиомагазинах. Я сам разные фузы и другие эффекты паял. Делали все сами или использовали советские усилители и кинодинамики — «Кинап» и т.п. Звукосниматели брали из телефонов-автоматов. Разбивали трубки и вынимали магнитные катушки. Это известная история. Потом появились гэдээровские гитары Musima. Потом — вроде чешские, не помню уже. Кстати, недавно я узнал, что Джордж Харрисон тоже играл на чешской гитаре. Для меня это был полный шок, я не мог себе представить, что все те соло, которые весь мир знает наизусть, были сыграны на дешевой чешской гитаре! Это еще одно доказательство того, что дело не в инструменте.
Почему запрещали группу «Цветы»?
Ну, наверное, потому, что мы не пели официальных советских песен, не лицемерили фальшивой патриотикой. Но главное, наверное, в другом. У советских идеологов было четкое понимание, кто свой, а кто чужой. В смысле кто послушный и контролируемый, а кто нет. И была принципиальная разница между группами (чужими для советской власти) и вокально-инструментальными ансамблями, то есть ВИА, созданными при филармониях как альтернатива реальной рок-музыке. Сейчас мало кто это понимает. Реальные рок-группы создавались «на улице», простыми ребятами, которые любили рок-музыку и необязательно имели музыкальное образование. А ВИА — это послушные псевдо-рок-ансамбли, созданные и санкционированные советской властью.
Когда власть поняла, что существует какая-то новая музыка, пришедшая с Запада, и от нее уже никуда не деться, она совершила подмену. Это примерно то же самое, что Сталин сделал с интеллигенцией. Он расстрелял и выслал в ГУЛАГи реальную русскую интеллигенцию, а на ее месте создал свою — советскую. Послушную. Я не говорю, что они были бездарными, более того, порой они были даже талантливыми, мы все знаем их фамилии, но они были конформистами и стояли перед властью на задних лапках.
То же самое с ВИА. Они создавались и работали в москонцертах и разных филармониях. Их руководители в рок-музыке ничего не понимали, но у них было высшее музыкальное образование, и они были заточены на конкретную идеологию. Они собирали в свои ансамбли музыкантов, среди которых попадались и хорошие рок-музыканты, которые шли туда, так как другого варианта зарабатывать музыкой не было. Типичный репертуар ВИА — это песни «Мой адрес — не дом и не улица» (мы шутили, что это песня бездомных), «Вся жизнь впереди, разденься и жди…» и многие другие подобные, над которыми мы издевались, переиначивая слова. Помню, как-то на прослушивании комиссии по приему концертного репертуара, когда нам поставили ультиматум, чтобы была хоть одна советская идеологическая песня, мы спели кобзоновскую «И Ленин такой молодой». Но в блюзовой манере и с расщеплением голоса. С ними стало дурно, и они сказали, что лучше уж без нее, чем так!
С точки зрения объективного профессионализма ВИА были более подкованы, чем самостийные рок-группы, но драйв и кайф были в другом, поэтому власть штрейкбрехерством избавиться от появляющейся рок-музыки не смогла.
А как получилось, что «Мелодия» в начале 70-х выпустила пластинку «Цветов»?
В Ленинском районе Москвы, где находились МГУ, МГИМО и иняз, прошел фестиваль студенческой художественной самодеятельности. Лауреатами стали «Трио Линник» из МГУ, «Лингва» из иняза и «Цветы», перешедшие вместе со мной из иняза в МГУ. Нам, всем троим, как поощрение дали возможность выпустить гибкие пластинки на «Мелодии».
Я понимал, что нам («Цветам») никогда не разрешат записать то, что мы играем на самом деле, — в то время я уже играл в стиле Хендрикса. Но и не использовать такой шанс было бы глупо. Тогда я решил сделать фактически новую группу, в стиле лирических «Битлз», но только по-русски. С одной стороны, это был компромисс, а с другой — довольно серьезные амбиции, так как сделать «Битлз» по-русски — это не просто подражание. Это требовало очень большой работы, вкуса, таланта и не знаю чего еще… Во всяком случае, я был по молодости уверен, что у меня получится.
В наше рок-трио — я на гитаре, Лосев на басу и Фокин на барабанах — я пригласил профессиональных музыкантов Сережу Дьячкова, Володю Семенова и Сашу Слизунова, с которым мы и по сей день работаем вместе в театре. И мы начали совместными усилиями создавать песни и аранжировки, которые одновременно должны были быть русскими и нести в себе энергетику и музыкальное новаторство рок-музыки, которых не было тогда в СССР.
В результате, кажется, в 1972 году мы записали и в 73-м выпустили гибкую пластинку с тремя песнями, которая сразу взорвалась семимиллионным тиражом. Это было неожиданно не только для «Мелодии», но и для нас самих. Нам, естественно, денег с тиража не платили, а «Мелодия» серьезно заработала и через какое-то время предложила нам записать вторую пластинку. Когда и вторая пластинка разошлась многомиллионным тиражом, нас уговорили пойти работать на профессиональную сцену. Это был 1974 год. Ну, это длинная история, которая у нас написана и рассказана во всех биографиях.
На нас филармония зарабатывала бешеные деньги, а мы получали по 5 рублей 50 копеек с концерта (по три-четыре концерта в день) и через полгода отказались так работать. Тогда филармония просто выгнала нас на улицу и забрала себе название. А потом и название было запрещено Минкультом как пропаганда хиппи. Когда мы собрались снова через два года, у нас и на «Мелодии» начались проблемы, так как без раскрученного названия нас там больше не хотели видеть.
Мы правдами и неправдами тогда записали на другой студии песню «Старый рояль» Саши Слизунова и Кости Никольского, и с трудом, с помощью поэта Владимира Харитонова, все-таки выпустили ее на фирме «Мелодия». А когда наша пластинка с названием «Группа Стаса Намина», которое было бы трудно отобрать, опять разошлась миллионным тиражом, «Мелодия» поняла, что может на нас опять зарабатывать, и мы получили возможность выпускать в год по две-три песни на маленьких пластинках. Тогда появились наши с Харитоновым песни «Рано прощаться», «Летний вечер», «Юрмала» и другие.
В 1980-м было «олимпийское» потепление, и мы выпустили свой первый большой альбом — «Гимн Солнцу». И сразу же, пока горячо, быстренько записали еще два — «Сюрприз для мсье Леграна» и «Регги-диско-рок», музыку для которых я придумывал прямо в студии, практически во время записи, так как «Мелодия» поставила минимальные сроки выпуска.
Ну, а в 1981-м, после нашего выступления на фестивале в Ереване и публикаций в журналах Time и Stern, нас опять везде запретили и больше в СССР мы не смогли выпустить ни одного альбома и ни одной песни.
Наверное, система не зря запрещала рок-музыку — в развале СССР она сыграла свою роль. А чем, по-вашему, был русский рок, что это за культурное явление?
По поводу того, что рок-музыка повлияла на развал советского режима, я недавно со своим другом, американским режиссером Джимом Брауном, снял целый фильм «Free to Rock», который уже прошел по всему миру и вышел на DVD. А что касается русского рока, то это отдельное явление.
С одной стороны, как и во всем мире, русский рок стал рупором самовыражения общества. В какой-то момент общество выбирает жанр для самовыражения. Когда-то это был театр, опера, когда-то джаз, когда-то поэзия… Наверное, рок-музыка была выбрана во многом из-за того, что появилось электроусилительное оборудование, которое позволило выступать на огромную аудиторию. Вдруг оказалось, что жанр бардов и менестрелей, который был во все времена популярным, но камерным, стал массовым. И уже на Вудстоке этих рок-бардов слушали миллионы. Во второй половине 60-х рок стал рупором и криком души на Западе. А у нас, думаю, лет на десять-пятнадцать позже.
В русском роке есть определенная особенность, которая принципиально отличает его от западного. Это влияние на него популярного в СССР и России, так называемого жанра авторской песни. Если западные рок-группы в большинстве подразумевают коллективное творчество, основанное на взаимодействии полноценных личностей, независимо от того, кто поет и кто на каких инструментах играет, как, например, у «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Дип Перпл» и др., то в России рок-группы построены, в основном, на таланте одного человека.
То есть один человек пишет песни — музыку и тексты, и он же их исполняет, а остальные, грубо говоря, аккомпанируют. Это и Гребенщиков с «Аквариумом», и Шевчук с «ДДТ», и Цой с «Кино», и Кинчев с «Алисой», и Васильев со «Сплином» — в основном питерские, а в Москве все-таки есть некоторые команды, существующие по международному принципу. Это «Машина времени», «Воскресенье», «Моральный кодекс» — и «Цветы» в определенном смысле. Интересно, что питерский рок почему-то, мягко говоря, часто заимствовал тексты и по возможности музыку у западных команд. Даже имена себе переиначивали на английский манер — Боб Гребенщиков, Майк Науменко. Представляете, если бы Макаревича звали Эндрю или Гарика Сукачева — Гарри?
P.S. Продолжение следует