Большинство граждан современной России — это потомки крестьян, переехавших в крупные города в годы советской урбанизации. Однако не все они покинули деревню добровольно. Про депортацию кавказских и крымских народов сейчас известно много, но редко кто вспоминает, что им предшествовали массовые насильственные высылки русских, белорусских и украинских крестьян на Север и в Сибирь. Зачем Сталин после коллективизации захотел поселить в тайге более двух миллионов крестьян и горожан? Почему эта репрессивная акция провалилась? Кто виноват в убийствах и людоедстве на Назинском острове в 1933 году? Как нынешняя Россия расплачивается за сталинскую крестьянскую политику? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор Новосибирского государственного университета, ведущий научный сотрудник Института истории Сибирского отделения РАН Сергей Красильников.
«Лента.ру»: Известно, что коллективизация стала грандиозным социальным экспериментом советской власти. Однако многие крестьяне пострадали не только от так называемого раскулачивания, но и от насильственных переселений в другие регионы страны. Был ли в этих акциях какой-то практический смысл?
Сергей Красильников: «Раскулачивание» — это слово, относящееся к идеологически-пропагандистскому языку сталинской эпохи. Еще с 1990-х годов историки отказались от подобных штампов и применяют более корректный термин «репрессивное раскрестьянивание».
Что под этим словосочетанием подразумевается?
Вначале — о базовом термине, отражавшем одно из направлений трансформации крестьянства в мировой истории. Существуют три ее варианта. Первый — это окрестьянивание, оно подразумевает государственную политику, направленную на сохранение и укрепление устойчивости крестьянских хозяйств. Второй путь — поощрение фермерства. И наконец третий вариант, который в итоге и осуществили в СССР в начале 1930-х годов — это насильственная коллективизация с разрушением традиционной крестьянской экономики.
Советская власть выбрала путь огосударствления крестьянства, полного подчинения себе аграрного сектора экономики и колоссального форсированного перекачивания его ресурсов в промышленность. В результате значительная часть крестьянства добровольно или принудительно переместилась в другие социальные страты — например, пополнила ряды рабочего класса. За оставшейся в деревне массой закрепилось название «колхозное крестьянство». То, о чем вы меня спрашиваете, — это репрессивный вариант раскрестьянивания, при котором наиболее социально и экономически активная часть крестьянства лишалась своего имущества и насильственно отправлялась на спецпоселение в отдаленные регионы страны.
И все-таки — какой в этом был смысл? Власть стремилась оторвать от корней наиболее активную часть крестьянства, или таким образом она стремилась их устрашить?
Во-первых, конфискация имущества и депортация крестьянства проводились прежде всего по экономическим причинам. У первых коллективных хозяйств, создаваемых в 1930-1931 годах, не было никакой серьезной материально-технической базы — массовое строительство тракторных заводов происходило одновременно с коллективизацией. Поэтому колхозная система создавалась путем механического сложения всех средств производства (имущества, скота и другой тягловой силы), имевшихся в деревне.
Но они в значительной части находились в руках среднего и зажиточного крестьянства (никаких кулаков 1930 году уже не было — верхушка деревни уже была обескровлена административными, финансово-налоговыми, репрессивными и другими приемами), поэтому властям потребовалось срочно и принудительно эти оставшиеся еще в руках зажиточного крестьянства ресурсы изъять. Летом 1930 года власти отмечали, что за счет конфискационной кампании (которую даже некоторые профессиональные историки до сих пор упорно называют раскулачиванием) колхозы получили около 1/6 ресурсов для колхозного сектора. Во-вторых, чтобы предотвратить неизбежный протест сельского населения против грабительской (здесь это понятие будет уместным) политики, власть стремилась максимально обезвредить его наиболее авторитетную и уважаемую часть — зажиточное крестьянство.
То есть нужно было быстро подавить потенциальные, а затем и реальные очаги общекрестьянского сопротивления. Сочетание двух этих факторов и стало причиной репрессивного раскрестьянивания — массовых депортаций наиболее активной и влиятельной части сельского мира. Иными словами, экономические причины совпадали с карательными. Я бы даже сказал, что оба эти фактора имели в своей основе политику установления контроля, власти города над деревней.
Почему крестьян отправляли в отдаленные и мало освоенные регионы страны? Это был такой вариант ссыльной колонизации?
Я думаю, что тут тоже сочетались два соображения, которыми руководствовались партийные верхи. Во-первых, они хотели отправить эту огромную людскую массу туда, где ее без значительной затраты средств можно изолировать. Понятно, что с этой точки зрения Сибирь подходила лучше, чем, например, центральные районы страны. Во-вторых, это чисто прагматическая логика: если на отдаленных землях скопилось много людей, выселенных с прежних мест проживания, то их труд надлежало использовать для развития этих территорий.
Но проблема была в том, что обе эти задачи — с одной стороны, максимально изолировать людей, а с другой — применить их трудовой потенциал для хозяйственного освоения необжитых мест — прямо противоречили друг другу. Поэтому в течение 1930 года в этом сегменте репрессивной сферы царил полный хаос. Депортированных крестьян отправляли на спецпоселение туда, где их никто не ждал и где их размещение даже с хозяйственной точки зрения было нерационально (для Сибири — это тайга и болота).
Тогда основная установка советской власти состояла в том, чтобы просто вырвать этих людей из привычного образа жизни и хозяйствования. Но уже в 1931 году вместо охранительной, репрессивной функции на первый план вышла прагматическая, мобилизационная задача: использовать эту рабочую силу для индустриализации и прочих экономических целей, в том числе для освоения северо-восточных территорий страны. Да, для ХХ века это можно квалифицировать как воспроизводство архаичной модели штрафной, недобровольной колонизации территорий страны.
Откуда и куда депортировали репрессированные крестьянские семьи?
Первая волна крестьянских депортации 1930 года направлялась в основном из западных и южных регионов СССР (Украины, Белоруссии и отчасти Поволжья) в Северный край (это современные Архангельская и Вологодская области и Республика Коми), где крестьян предполагалось использовать на лесозаготовках и промыслах. Помимо этого, эшелоны со «спецконтингентом» отправились на Урал, затем в Сибирь, Казахстан и на Дальний Восток, а в 1931 году — в основном на Урал и дальше. Все насильственные переселения крестьян начала 1930-х годов осуществлялись по двум направлениям — с юга на север и с запада на восток.
Каковы были масштабы этих крестьянских депортаций? Известны ли точные цифры?
Только за 1930 год в СССР было депортировано 550-600 тысяч крестьян. Учитывая, что средняя численность (людность) высылавшейся крестьянской семьи тогда насчитывала четыре-пять человек, получается, что в первый год сплошной коллективизации насильственному переселению подверглось 100-150 тысяч семей. Вторая депортационная волна, случившаяся в 1931 году, затронула уже около полутора миллионов человек — то есть более чем в два раза больше в сравнении с предыдущим годом. Получается, что в 1930-1931 годах на спецпоселении оказалось от 1,8 миллиона (это данные официальной статистики) до 2 миллионов человек. Сами карательные органы признавали статистический хаос с учетом крестьянского «спецконтингента» в тот период.
Есть ли данные о числе погибших в пути при крестьянских депортациях?
В то время подобная статистика специально не сводилась. Судя по известным документам, все зависело от времени депортации и способа перевозки. Надо понимать, что люди массово умирали не только в дороге, но и после прибытия на новое место. Первая волна крестьянских депортаций 1930 года была совершенно безумной и хаотичной. Людей эшелонами свозили на европейский и отчасти уральский Север, где на пересыльных пунктах они полтора-два месяца ждали распределения по спецпоселкам. Представляете, десятки тысяч человек оказывались сосредоточенными в наспех сколоченных бараках, мало приспособленных для проживания людей! Разумеется, там была высокая смертность от холода, голода и болезней, особенно среди детей и стариков.
Обо всем этом мы знаем из документированных свидетельств самих организаторов депортаций. Есть, опять-таки, чекистские оценки, скажем, по депортации 1930 года в Северный край (административно-территориальная единица на северо-западе РСФСР с 1 октября 1929 года по 5 декабря 1936 года). В феврале-марте туда было перевезено эшелонами около 230 тысяч человек, а к концу года их число уменьшилось практически вполовину. Главные причины убыли — побеги (около 40 тысяч человек) и смертность (около 21 тысяч человек). Это агрегированные за год данные, но и они говорят о том, что убыль от смертности даже при таком валовом подсчете давала цифру от десяти процентов общей численности по основным регионам спецпоселений в первые годы их формирования. По Западной Сибири смертность в комендатурах за полтора года (февраль 1930-го — лето 1932 года) оценивалась чекистами в 50 тысяч (13,3 процента) от общей численности депортированных крестьян.
Единственные точные данные по смертности в дороге, которые мне известны, касаются Западной Сибири в 1931 году, где крестьянские депортации происходили с юга на север. Например, группа речных караванов с ссыльными из Омска следовала по течению Иртыша на север до его слияния с Обью, а затем вверх по ее течению, и за полторы-две недели доходила до Нарымского края, где ссыльных расселяли по притокам Оби. Для расселения в Нижне-Васюганской комендатуре направлялось 20 тысяч человек, а в конце пути в спецпоселках оказались 18,6 тысячи человек. Разница между этими двумя цифрами и есть в основном смертность в пути.
Зачем вместе с пострадавшими от коллективизации крестьянами в начале 1930-х годов в отдаленные регионы СССР ссылали так называемые «социально вредные и деклассированные элементы» из городов, а также уголовников?
В 1933 году большевистское руководство, следуя инициативе чекистов, решило зачистить не только южные и западные приграничные территории страны (что и так делалось с 1930 года), но и крупные города от «социально вредных и неблагонадежных элементов». Это стало реакцией власти на последствия собственных действий. Сплошная коллективизация и выкачивание ресурсов из деревни привели к голодомору на Украине, в южных регионах России и в Казахстане. Толпы разоренных и голодных крестьян устремились в большие города. В 1930-1932 годах СССР сотрясла массовая стихийная миграция, вызванная экстремальными обстоятельствами.
Ответом власти на это стало введение паспортной системы в декабре 1932 года и повальные облавы в городах на людей без документов. Под облавы попадали не только крестьянские беженцы и случайные прохожие, но и представители так называемого «городского дна»: бездомные, нищенствующие и другие деклассированные элементы. Еще один мотив для подобной операции — так называемая разгрузка переполненных мест лишения свободы. Поэтому в 1933 году власть осуществила новую депортацию, которая уже не была чисто крестьянской.
Депортированных крестьян специально перемешивали в спецпоселках с уголовниками и бродягами?
Нет, в депортации 1933 года доля крестьян не была определяющей. Если их тогда и выселяли насильственным образом (хотя уже не в тех масштабах, что в 1930-1931 годах), то в основном направляли не в тайгу, а на промышленные стройки первых пятилеток. Одной из причин депортации 1933 года стало то, что в результате карательной политики советской власти места заключения по всей стране к тому времени оказались переполненными. Поэтому их решили разгрузить — в результате возникла гремучая смесь, когда рядом с уже существующими крестьянскими спецпоселками возникли новые. Их основными обитателями стали так называемые деклассированные элементы и заключенные, в том числе и уголовники. Сюда же примешали цыган, высланных из южных районов.
Назинская трагедия 1933 года считается апофеозом сталинской депортационной политики того времени. Что стало ее причиной — обыкновенное разгильдяйство, или людей намеренно бросили умирать?
Назинская трагедия стала результатом бессмысленных и нежизнеспособных планов сталинского руководства, поддавшегося на уговоры чекистов. Им были нужны постоянные массовые операции, которые подтверждали бы их значимость и незаменимость (спецпоселения были частью ГУЛАГа).
Депортационный план, представленный руководством ОГПУ на утверждение Сталину в 1933 году, поначалу имел грандиозный размах. Предлагалось всю страну зачистить от деклассированных и прочих неблагонадежных элементов, а в спецпоселки Западной Сибири и Казахстана отправить более двух миллионов человек. И это при том, что в 1930-1931 годах указанные территории уже приняли около миллиона депортированных крестьян.
Но теперь речь шла о совсем ином контингенте. Это были не крестьяне, которым для обустройства в спецпоселках нужно было только выдать пилы и топоры. Вряд ли представители социальных низов, выселенные из крупных городов европейской части СССР, могли так же эффективно осваивать Сибирь, добросовестно работая, например, на раскорчевке тайги или лесоповале. Кстати, местные чекисты об этом предупреждали свое начальство, но их даже не стали слушать.
В результате весной 1933 года, как только в Сибири началась речная навигация, в Томске сформировали два каравана судов для вывоза спецконтингента по реке Обь. Поскольку людей оказалось очень много (совокупно около шести тысяч человек), а места для их расселения не были подготовлены, то их высадили на речной остров посреди Оби, недалеко от деревни Назино (теперь это Александровский район Томской области).
Зачем это сделали?
Потому что быстро выяснилось, что у местных властей и чекистов отчаянно не хватало времени, ресурсов и фондов, чтобы распределить эту немалую людскую массу по притокам среднего течения Оби, где планировалось создать новые спецпоселки (их назвали трудпоселками).
А поскольку в данной кампании (и особенно в этих двух партиях) была очень значительная доля «городского дна» вперемешку с рецидивистами, они были направлены в самую отдаленную комендатуру — Александро-Ваховскую, используемую как штрафную для всех комендатур Нарымского края. Эти депортированные самими чекистами воспринимались как отбросы общества — с соответствующим отношением к их дальнейшей судьбе на таежной территории.
Сколько людей погибло на Назинском острове?
Известно, что оба каравана перевезли свыше шести тысяч человек: первый — две тысячи, второй — четыре тысячи. Для всех них остров стал огромной душегубкой. Сразу начались болезни, голод и прочие мерзости вроде каннибализма, мародерства и уголовных бесчинств. Согласно документам, за один месяц — с 20-х чисел мая по 20-е числа июня 1933 года — на Назинском острове погибло около двух тысяч человек. Проблема подсчета умерших была в том, что их хоронили в общих могилах. Позднее некоторые из них специально раскапывали, чтобы оценить масштабы бедствия.
Весь кромешный ужас и кошмар, который случился тогда на Назинском острове, документально и подробно описан в письме инструктора-пропагандиста Нарымского окружкома партии В. Величко, направленном сразу трем адресатам: генеральному секретарю ВКП(б) И. Сталину, первому секретарю Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. Эйхе и секретарю Нарымского окружкома К. Левицу.
Сталин читал это письмо?
Безусловно да, поскольку трагические события на Назинском острове обсуждались на заседании Политбюро. Правда, случилось это почти через год — в марте 1934-го. Но еще в сентябре 1933 года местные власти создали специальную комиссию по расследованию обстоятельств случившегося. Она работала почти полтора месяца и полностью подтвердила факты, изложенные в письме Величко. Кстати, чекистское руководство края в ноябре 1933 года оценило масштабы смертности в Александро-Ваховской комендатуре после размещения в ней нового контингента, включая последующее расселение по отдельным спецпоселкам, в 3200 человек.
Иначе говоря, к погибшим на острове двум тысячам людей прибавилось еще 1200 человек, которые умирали уже в поселках. Но и это неточные цифры. За летний сезон в другие поселки комендатуры вселили еще несколько тысяч человек примерно того же по составу спецконтингента, из коего в бегах числилась половина из почти 11 тысяч ссыльных.
Те же чекисты признавали, что из этой массы немногие в условиях тайги и болот могли уцелеть, выбраться или затеряться. Поэтому «Назинский замор» распространился на всю территорию штрафной комендатуры.
В Москве сделали какие-либо выводы из Назинской трагедии?
Наверное, да. Властям пришлось существенно скорректировать прежние грандиозные замыслы новой массовой депортации огромных людских масс. В результате в 1933 году в Западной Сибири разместили только 132 тысячи человек «нового контингента» — это менее десяти процентов от первоначального плана. Весной 1934 года чекисты признали провал своей затеи депортировать в Сибирь и Казахстан примерно два миллиона человек.
В приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 года отмечалось, что при «выселении в спецпоселки в 1933 года кулаков, а также контрреволюционного, воровского и бродяжнического элемента» допускались нарушения, а «освоение одиночек из числа городского деклассированного элемента в условиях спецпоселков не дает должных результатов». Однако отказ от массовых депортаций был вызван не столько Назинской трагедией, сколько осознанием центральной властью того очевидного факта, что для осуществления столь грандиозной акции ей отчаянно не хватало необходимых ресурсов, да и сам результат в случае с Назино приносил крайне негативные результаты для реноме власти.
Есть ли памятник жертвам Назинской трагедии?
В 1990-е годы сотрудники томского «Мемориала» совершили экспедицию на Назинский остров и установили на его берегу поклонный крест. Он в итоге оказался утраченным в результате наводнений, и в 2006 году по инициативе Томской епархии был заменен более основательным.
Существуют ли в Томской области еще какие-либо места массовых захоронений людей, высланных туда в 1930-е годы?
Буквально год назад неподалеку от села Палочка Верхнекетского района Томской области местные жители обнаружили массовое захоронение умерших ссыльных крестьян, высланных туда летом 1931 года с Алтая. В окрестных спецпоселках было размещено около шести тысяч человек. К лету 1932 года там, по некоторым данным, выжило чуть более тысячи человек. Большое поле в километре от села, которое первоначально обследовали поисковики из Томска, работающие в местах захоронения времен Отечественной войны, по их оценкам, буквально переполнено захоронениями.
Это поразило даже опытных военных поисковиков. Сейчас энтузиасты ведут работу по поиску документальных свидетельств, позволяющих оценить трагедию, которая по масштабам не уступает Назинской — возможно, даже превосходит ее. Считайте, что открылось «крестьянское Назино». И это еще один знак народной беды, произошедшей за десять лет до начала Отечественной войны.
Широко известно о депортациях различных народов во время Великой Отечественной войны, но мало кто вспоминает о массовых депортациях крестьян в ходе сплошной коллективизации. Какие последствия имели для нашей страны эти репрессивные акции?
Абсолютно разрушительные, и не стоит искать в них какие-либо рациональные основания. Наверняка вы знаете, что есть некоторые обыватели и даже историки, которые искреннее верят, что без создания государственной системы принудительного труда, частью которой были крестьянские спецпоселения, было бы невозможно добиться тех успехов в индустриальном развитии, которых достиг СССР в 1930-е годы.
А как вы считаете?
Тут важно внести уточнение, которое полностью переворачивает этот тезис: какую цену за это заплатила наша страна? Я считаю, что историческая цена оказалась непомерно высокой. Первая волна индустриализации, проходившая в Российской империи в конце XIX — начале XX веков, сумела обойтись без всякого ГУЛАГа.
Перевод сельского хозяйства на систему внеэкономического, фактически принудительного труда (как в смягченной форме — в колхозах, так и в прямой — в спецпоселках для депортированных крестьян), инициированный сталинским руководством, был подлинным безумием. Он дал кратковременный экономический эффект, но породил катастрофические социальные, демографические и культурные последствия для нашего народа.
Индустриальный рывок, достигнутый таким варварским способом, повлек целый ряд проблем, многие из которых ощущаются и поныне. В результате сталинской коллективизации (а крестьянские депортации стали ее составной частью) произошла деформация основы общества, коим было крестьянство, деформация стимулов к труду, деформация социальной структуры, разрушение крестьянской культуры и семьи. Колхозная система, сломавшая традиционный крестьянский уклад, в итоге оказалась ущербной и крайне неэффективной, поскольку была лишена какой-либо внутренней мотивации к труду и саморазвитию.
От такого колоссального удара деревня уже не оправилась — даже после смерти Сталина она продолжала неуклонно деградировать. Люди из колхозов в 1930-е годы массово бежали в города, которые стали стремительно «окрестьяниваться», что, в свою очередь, привело к деформации городской среды. В результате такого смешения типов раскрестьянивания в нашей стране сложился мобилизационный тип экономики, воспроизводивший себя все годы советской власти. Созданная при Сталине промышленность, основой которой стал военно-промышленный комплекс, больше обслуживала себя, нежели общество. И хотя мобилизационный тип экономики по-своему логичен, он крайне примитивен — его последствием стали чудовищные перекосы в структуре общества и экономики, сохранившиеся до сих пор.