Цветы застоя Мишка, брутализм и эротика: что оставила после себя Олимпиада-80

В июле исполняется 39 лет знаменательным летним Олимпийским играм 1980 года в Москве. За четырнадцать дней соревнований спортсмены установили 74 олимпийских, 39 европейских и 36 мировых рекордов, однако все эти достижения оказались в тени бойкота, устроенного 66 странами во главе с США в связи с вводом советских войск в Афганистан. Впрочем, как и любая другая Олимпиада, Игры в Москве оставили свой след не только в спортивной и политической истории, но и в истории культуры. «Лента.ру» вспоминает главные культурные события и артефакты, связанные с Олимпиадой-80.

Олимпиада-80 отложилась в общенациональной русской памяти отнюдь не рекордами и не бойкотом западных стран. Главным народным достоянием соревнований стал Олимпийский Мишка — талисман талисманов, которого узнают все жители постсоветского пространства любого возраста. Мишка, придуманный иллюстратором Виктором Чижиковым, окончательно стал культурной иконой после церемонии закрытия Олимпиады, в финале которой огромная кукла под песню «До свиданья, Москва» унеслась в небо над «Лужниками». Но образ косолапого талисмана продуманно тиражировался еще до начала Игр.

Значки, почтовые марки, памятные монеты, разнообразная текстильная продукция — в 1980 году от Мишки в СССР было не скрыться. Но харизму самого доброго русского медведя раскрыли по максимуму советские режиссеры-мультипликаторы, сделавшие Мишку героем многочисленных анимационных фильмов. Первым — еще в начале 1979 года — картину с талисманом Олимпиады выпустил на экраны создатель «Ну, погоди!» Вячеслав Котеночкин. Называлась она «Кто получит приз» — и, как и практически все остальные работы Котеночкина, остается спустя годы народным хитом. Мишка, правда, в этом мультфильме нарисован немного не канонически: заросший шерстью, он больше похож на натурального бурого медведя, чем на привычного дружелюбного великана. Впрочем, в более поздних мультфильмах на олимпийскую тематику — «Салют, Олимпиада!», «Первый автограф», «Олимпийский характер» — Мишка уже становится похож на того самого олимпийского Мишку. Окончательно же его образ в советских мультфильмах оказался доведен до ума в трехсерийном фильме Владимира Пекаря «Баба Яга против!» — наверное, самого популярного представителя жанра олимпийской анимации.

Кадр: мультфильм «Как казаки олимпийцами стали»

Удивительно, но мультфильмы о Мишке снимали не только в Советском Союзе. С октября 1979-го по апрель 1980-го на японском телевидении транслировалось аниме «Koguma no Misha», в переводе — буквально «Медвежонок Миша». Снятый студией Nippon Animation, которая знакома отечественному зрителю «Приключениями пчелки Майи» и «Вокруг света с Вилли Фогом», этот сериал совсем не упоминал Олимпиаду, а Мишку превратил из талисмана масштабного праздника спорта в героя истории о том, как дружелюбный медвежонок-подросток, переехавший в новый город, находит дружбу и приключения. Получился стандартный для Nippon Animation аниме для детей младшего возраста — красочный, в меру бестолковый, но не лишенный своеобразия и шарма.

Впрочем, не только Мишка оказывался героем мультфильмов, снятых к московской Олимпиаде. Так, Владимир Дахно на базе «Киевнаучфильма» снял «Как казаки олимпийцами стали» — одну из глав его эпического мультсериала про трех запорожских казаков. Но, пожалуй, самый интересный анимационный проект, рассчитанный к Олимпиаде-80, был сделан и вовсе в США. Компания NBC, владевшая правами на трансляции Олимпийских игр в Америке, в 1978 году заказала режиссеру Стивену Лисбергеру два телевизионных мультфильма о спортивных состязаниях разнообразных животных: один, хронометражем в полчаса, планировалось показать во время зимней Олимпиады 1980 года в Лейк-Плейсиде; другой, часовой и куда более насыщенный событиями, NBC собиралась показать во время московских Игр. Но в связи с бойкотом летней Олимпиады компании пришлось отменить и трансляции самих Игр, и показ «летней» серии мультфильма. В итоге проект «Олимпийские игры животных» был показан в полном виде только четыре года спустя на HBO. На видеокассетах фильм издали только в начале 90-х — и во многом поэтому «Олимпийские игры животных» остаются одним из самых малоизвестных сокровищ американской анимации. Лисбергер, прославившийся в дальнейшем как режиссер культового «Трона», выбрал для фильма форму телевизионного репортажа — и тем самым смог насытить мир воображаемых звериных соревнований жизнью и лишить его схематичности. Ко всему прочему, «Олимпийские игры животных» великолепно анимированы (ведущий аниматор фильм Роджер Аллерс в будущем снимет «Короля льва») и озвучены (музыку написал Грэм Гоулдман из «10cc», один из самых изобретательных поп-музыкантов эпохи).

Если анимационное наследие Олимпиады-80 по-настоящему безмерно, то осмысленного большого художественного кино о московских Играх просто не существует. Понятно, почему отечественные режиссеры не рвутся использовать Олимпиаду-80 как предмет для разговора: советские спортсмены в 1980 году с огромным отрывом были первыми в общем медальном зачете, но найти для киноматериала такую победу, какой, скажем, для «Движения вверх» стало золото баскетбольной сборной СССР на Олимпиаде в Мюнхене, невозможно. В жанре массового спортивного кино любым героям обязан сопутствовать принципиальный противник, а принципиальный противник советской команды Олимпиаду-80 бойкотировал. Да и среди американских фильмов, которые стоит упомянуть в контексте московской Олимпиады, единственный любопытный — драма Роберта Тауна «Личный рекорд» 1982 года с Мариэль Хемингуэй в роли исследующей свою бисексуальность американской спортсменки, — оказывается во многом фильмом про бойкот (правда, про лесбийский софткор — в большей степени).

При этом Олимпиада-80 не была лишена сюжетов, которые хорошо бы смотрелись в киноизложении. Во-первых, вся восточногерманская сборная сидела на допинге, который структурно изготавливался на уровне Министерства спорта ГДР и часто применялся вопреки желаниям самих спортсменов. Во-вторых, золото в женском турнире по хоккею на траве завоевала команда Зимбабве, которая мало того что представляла не существовавшую еще за год до Олимпиады страну, так еще и состояла из непрофессиональных спортсменок, первый раз в жизни игравших на искусственном покрытии. В-третьих, достойна внимания история золотого медалиста в прыжках с шестом Владислава Козакевича из Польши: выполнив победный прыжок, он показал «Лужникам» жест по локоть, который на родине прыгуна теперь известен как «жест Козакевича». В многочисленных интервью Козакевич рассказывает, что ему пришлось бороться с советскими спортсменами, которые, по его мнению, пользовались допингом. Почему самый главный скандал Олимпиады — после бойкота, разумеется, — игнорируют польские кинематографисты, не очень понятно.

Олимпийский финал по прыжкам в высоту проходил 30 июля — и отчасти этим, скорее всего, объясняется и то, что жест Козакевича не был замечен отечественными болельщиками и остается малоизвестным в России до сих пор. В те дни Советский Союз массово отвлекся от Олимпиады на скорбь по Владимиру Высоцкому, скончавшемуся за пять дней до этого. 28 июля в Москве на прощание с главным советским бардом в Театре на Таганке собралось около ста тысяч человек — и остается только гадать, во сколько раз это число было бы больше, разреши власти на время Игр въезд в столицу иногородним. Вне всякого сомнения, для миллионов сограждан смерть самого популярного в Союзе поэта и музыканта оказалась важнейшим культурным событием не только Олимпиады, но и вообще 1980 года.

Символично, что Высоцкий, в песнях и стихах которого была всегда важна топография и дух Москвы, умер именно в разгар Олимпиады, к которой в столице была предпринято массовое строительство, поменявшее облик города. Хотя многие олимпийские объекты — Олимпийская деревня, гребной канал в Крылатском, дворец спорта и гостиница «Измайлово» — были построены на тогдашних окраинах Москвы, один из главных проектов — спортивный комплекс «Олимпийский» — навсегда изменил облик района проспекта Мира, близкого к центру и начисто перестроенного от и до. «Олимпийский», как и построенные к Олимпиаде гостиница «Космос» и пресс-центр на Зубовском бульваре, являются одними из самых монументальных памятников позднего советского модернизма — более-менее главного архитектурного стиля современной Москвы. Эти здания — не просто призраки олимпийской стройки, а пространства, которые хорошо подытоживают строительную мысль брежневской эпохи.

В целом же эстетику брежневской эпохи — ее неуловимую, но понятную суть — лучше всего отразили даже не монументальные строения, а песни, которые были написаны к Олимпиаде-80. Звучавшая на закрытии Олимпиады «До свиданья, Москва» Александры Пахмутовой и Николая Добронравова в исполнении Льва Лещенко и Татьяны Анциферовой не кажется песней из 1980 года; в ее квазинародной напевности, в раскатах балалайки и неспешном ритме слышится скорее какой-нибудь хит 50-х, вроде нетленок Тихона Хренникова к фильму «Верные друзья».

Неофициальный гимн соревнований — «Олимпиада» Давида Тухманова и Роберта Рождественского в исполнении Тыниса Мяги, облепленная синтезаторами массовая советская песня, в которой, несмотря на сравнительную радикальность аранжировки, все равно слышатся парады физкультурников. Сейчас вызывающие приливы ностальгии, эти две песни хорошо демонстрируют отличительные качества популярной культуры позднего застоя, которая либо предлагала эксгумированные традиции культуры прошлого, либо изображала диалог старого и нового, который ни к чему толком не приводил.

Это ощущение присутствия новизны, которое тщетно пытается выбраться из автоматизма традиций, сопутствует сегодня и просмотру церемоний открытия и закрытия Олимпиады-80: возможно, задействованная в них техника музыкально-гимнастических представлений смотрелась свежо и интересно 39 лет назад, но сейчас лишь напоминает о том, насколько изолирована была официальная культура СССР того времени. И, тем не менее, в самом конце, вместе со слезой и полетом Мишки сквозь весь антураж, сквозь тщательно отрепетированные движения массовки прорывается человечность, любовь и простота жеста. В конце концов, Олимпиада-80, как и культура, которую она породила и еще, возможно, породит, — это родное, близкое и разговаривающее с нами на одном языке.