Когда речь заходит о гонениях на русский язык на постсоветском пространстве, обычно вспоминают Украину или республики Прибалтики. Однако своя кампания по дерусификации идет и в «братской» Белоруссии, с которой Россия вот уже 20 лет состоит в отношениях Союзного государства. Она, надо признать, не сопровождается агрессивной риторикой, как в Киеве, но уже серьезно влияет на отношения Москвы и Минска и углубляет раскол в обществе. В том, как белорусские власти и оппозиция вместе работают над закреплением гегемонии белорусской «мовы», разбиралась «Лента.ру».
В 2015 году у Белоруссии появился первый лауреат Нобелевской премии по литературе — Светлана Алексиевич. Она также стала шестым русскоязычным лауреатом этой престижной награды. Однако отношения с языком, на котором она пишет, у Алексиевич довольно сложные. В 2017-м она дала интервью, где заявила, что русский язык на Украине можно запретить с целью «цементирования» украинской нации. Она также провела параллели с ситуацией в родной Белоруссии, которая, по ее мнению, была насильно «русифицирована», и теперь население республики почти поголовно говорит по-русски. В последние годы Алексиевич могла бы вполне высоко оценить политику белорусского руководства в отношении русского языка.
Справедливости ради стоит сказать, что поддерживать националистические настроения в Белоруссии начали еще советские власти в 1920-х годах — большевики стремились сформировать в каждой союзной республике «коренную» интеллигенцию, лояльную режиму в Москве, но все же представляющую отдельную от русских нацию. Примечательно, что аналогичный процесс шел и на Украине, однако там он имел успех, в отличие от Белоруссии.
При поддержке союзного центра в стране расцвела национальная литература. Например, Янка Купала и Якуб Колас, которые сейчас являются главными кумирами современных борцов за «белорусизацию» и которые имеют славу борцов с советским режимом, охотно писали по заказу властей хвалебные оды Сталину.
Однако все усилия оказались тщетны: белорусский язык прижился только у немногочисленных идейных националистов и либералов из числа интеллигенции. Подавляющее большинство жителей городов общалось на русском, в сельской же местности были распространены смесь русского и белорусского языков (трасянка) и различные диалекты.
Следующая попытка искусственно поднять националистические настроения была предпринята в момент обретения независимости, когда новым властям потребовалось легитимизировать в глазах населения распад СССР. Руководство республики активно использовало символику Белорусской народной республики (БНР) — государственного образования, которое несколько лет существовало на нынешней территории страны во время Гражданской войны. БНР подавали как пример «настоящей», суверенной и демократической белорусской государственности. В «национальный миф» о БНР входила и «беларуская мова».
Однако у большей части населения эти идеи вызвали отторжение — отчасти этим и объясняется успех пророссийского Александра Лукашенко на президентских выборах 1994 года. В 1995-м он вернул русскому языку статус государственного по итогам референдума. Тогда президент выражал свое отношение к мове предельно конкретно: «Люди, которые говорят на белорусском языке, не могут ничего делать, кроме как разговаривать на нем, потому что по-белорусски нельзя выразить ничего великого. Белорусский язык — бедный язык. В мире существует только два великих языка — русский и английский».
А к 1999 году, когда дело дошло до подписания договора о создании Союзного государства, Лукашенко окончательно разгромил проевропейскую оппозицию, сделав национализм уделом группы политизированных маргиналов. Все это позволило ему создать репутацию русофила, при котором русский язык в республике, да и вообще отношения между Белоруссией и РФ будут в безопасности.
Однако в последние пять лет политический курс Минска значительно изменился. После вхождения Крыма в состав России Лукашенко начал опасаться повторения этого сценария в отношении всей его страны. Если в нулевых он называл белорусов «русскими со знаком качества», то после 2014 года лейтмотивом его националистической риторики стала фраза «мы не русские, мы белорусские».
Выступая 20 января 2015-го на 42-м съезде формально «общественного», но финансируемого из госбюджета объединения «Белорусский республиканский союз молодежи», Лукашенко заявил: «Культура — вот что делает белоруса белорусом, а не просто "тутэйшым" (в дословном переводе "местные"), в какой бы точке земного шара он ни находился. Это не только наше богатейшее наследие: литература, музыка, архитектура — но и язык, который мы должны знать, история, которую мы должны помнить, и ценности, которые мы должны уважать».
Борьбу за национальную культуру начали с топонимики. Русскоязычные указатели практически исчезли с улиц. Их заменили на белорусскоязычные, добавив транслитерацию на латинице. Для людей, пользующихся русским языком, это создает определенные сложности. А таких по-прежнему большинство: известный националист и публицист Юрий Дракохруст в январе 2019-го с сожалением констатировал, что в быту русским языком пользуется 86,7 процента, а в сельской местности — 35,7 процента.
Инициатором смены указателей называли некоего эксперта-лингвиста Игоря Копылова, однако о нем никто не слышал даже в узких профессиональных кругах. Инициатива тут, скорее всего, исходила от власти. Дошло даже до изменения республиканского закона «О наименовании географических объектов». Теперь названия им «присваиваются на белорусском языке, с которого способом транслитерации передаются на английский язык».
Разумеется, многим реформа показалась неконституционной, ведь основной закон Белоруссии гарантирует двуязычие. Недовольным ответили, что нет, не гарантирует, а лишь допускает. Один из лидеров оппозиционной партии Белорусский народный фронт (БНФ) Игорь Ляльков и вовсе предложил всем недовольным «нецензурное слово [ехать] в Россию», если у них нет желания изучать белорусский язык и версию его написания латиницей.
Все трудности, с которыми сталкиваются жители страны после культурных инноваций властей, ярко расписал минчанин Михаил Михайлов в своей статье «Где у вас станция "Мичалова“?», в которой он рассказывает историю знакомства маленькой дочери с новой топонимикой:
«Приходится подсказать: станция "Кастрычнiцкая", где требуется сделать пересадку, и есть нужная нам "Октябрьская". У нас в стране, поясняю на ходу, два государственных языка — русский и белорусский. "А это на каком?" — показывает она уже в вагоне на непонятные надписи на схеме: Michalova, Hrušaŭka, Kastryčnickaja…"На иностранном“», — выкручиваюсь я. Сам же думаю: случись потребность — как объяснить иностранцу, что «Мичалова» — это вообще-то «Михалово», а «Хрущаўка» — «Грушевка»? Просвещать его на предмет белорусской латиницы? И почему Дворец Республики в нашем метро обозначен на вполне понятном английском — как Palace, а площадь, на которой он расположен, ничуть не square, а «plošča»?
Правительство стало относиться гораздо лояльнее к акциям общественников и оппозиции с призывами к популяризации белорусского языка. Более того — активно использовать мову призывают и чиновники высшего ранга. Так, Михаил Журавков, будучи министром образования Белоруссии, в январе 2015 года заявил о намерении перевести половину предметов в учебных заведениях на белорусский язык. Представить такое в первые 20 лет правления Лукашенко было решительно невозможно. Правда, свой замысел он воплотить не успел, так как в декабре 2016-го его отправили в отставку.
В последние пять лет в Белоруссии сложился новый социальный слой борцов за статус и чистоту «родного», то есть белорусского языка. Пока они не могут похвастаться успехами своих украинских «коллег», однако их голоса звучат все громче, их идеи находят отклик далеко за пределами политизированной части интернет-сообщества.
«Мовные инспекторы», как сами себя называют эти активисты, в основном занимаются жалобами на пользователей соцсетей или работников сферы обслуживания, которые неуважительно высказываются о белорусском языке. Первый пробный выпад в сторону противников «роднай мовы» был совершен еще в 2013 году: минский блогер Глеб Лободенко написал жалобу в прокуратуру из-за того, что жилищно-эксплуатационная служба дала ему официальный ответ на русском. Было возбуждено дело об административном правонарушении, минский суд приговорил директора коммунального предприятия к штрафу.
После этого подобные приговоры стали выноситься регулярно. Особенно резонансные разбирательства о защите белорусского языка были запущены в 2017 году. Например, активист Геннадий Лойко подал в суд на руководство белорусскоязычной гимназии в Минске за то, что учителя физкультуры не говорят на мове. Он счел это «русификацией образования». Силовики в тот раз ограничились беседой с директором учебного заведения.
Как минимум три человека были приговорены к штрафам по жалобам гомельского активиста Игоря Случака, автора термина «мовный инспектор». На всю страну он стал известен в том же 2017 году, когда написал заявление на онкобольного подростка. Юноша в сети назвал белорусский язык мертвым и сравнил его с латынью. Мать мальчика попросила Случака отозвать заявление, так как подросток только недавно закончил курс химиотерапии, и судебные тяжбы могли ухудшить его состояние. Случак публично отказался это делать и опубликовал письмо на своей странице в соцсети, снабдив его издевательским хештегом «#яжемать», который обычно ставят под рассказами о неадекватных родителях.
Прокуратура начала административное делопроизводство по заявлению активиста, однако это вызвало волну возмущения в стране. Правоохранители в итоге отказались от судебного преследования мальчика. Однако это скорее исключение: силовые структуры республики относятся к деятельности «белорусизаторов» как минимум с сочувствием, а то и вовсе оказывают им посильную поддержку.
***
Ждать того, что в ближайшее время белорусизаторские проекты свернут, не приходится. Прежде всего потому, что они крайне выгодны Лукашенко для решения внешнеполитических проблем. Постоянно подчеркивая разделение между русскими и белорусами, он выбивает почву из-под ног сторонников более глубокой интеграции с Россией и дискредитирует эту идею в глазах основной массы населения. Таким образом белорусский лидер получает еще один козырь в переговорах с Россией, которая никак не желает идти ему навстречу в вопросах поставок нефти и прочих экономических преференций: посмотрите, мол, какие у нас в стране настроения, какая может идти речь о расширении интеграционных процессов вроде единой валюты.
Лукашенко вполне может представить ситуацию в таком свете, что только он является сдерживающим фактором от прихода к власти откровенно русофобских и прозападных сил. Эти силы сейчас вызывают все больше сочувствия у граждан республики, чей уровень жизни заметно снизился после «налогового маневра» в российской нефтяной отрасли: из-за него Минск получает топливо по европейским ценам, что серьезно бьет по экономике страны. Кроме того, Белоруссия потеряла миллионы долларов из-за инцидента с загрязнением нефтепровода «Дружба».
Что касается политической выгоды от усиления национализма лично для Лукашенко как для лидера страны, здесь все не так однозначно. С одной стороны, опыт соседней Украины ярко демонстрирует, что радикалы достаточно быстро могут выйти из-под контроля и стать угрозой режиму. С другой — у президента есть все шансы возглавить процесс «белорусизации» и стать героем националистического пантеона. Белорусские националисты сейчас не в том положении, чтобы идти на принцип и не прощать ему предыдущие 20 лет репрессий. Одно известно точно — продолжение националистической политики поставит крест на интеграционных процессах между Москвой и Минском.