В ГМИИ имени А.С. Пушкина до середины сентября работают две выставки, с одной стороны, продолжающие друг друга, а с другой, напоминающие о парижском проекте, который произвел фурор три года назад, — о выставке в Булонском лесу работ импрессионистов и модернистов. Одна из выставок в Пушкинском музее, проходящая при поддержке Сбербанка, посвящена коллекции братьев Щукиных. «Лента.ру» рассказывает, что в ней особенного и почему ее стоит посетить.
В 2016 году в Булонском лесу выставкой объединенной, привезенной из Пушкинского музея и Государственного Эрмитажа коллекции импрессионистов и модернистов, собранной Сергеем Ивановичем Щукиным, открылось здание Фонда Louis Vuitton. С тех пор в России ждали продолжения — демонстрации собранной воедино семейной коллекции на родине Щукиных и ответного жеста французской институции. И дождались.
Выставка «Щукин. Биография коллекции», рассказывающая сагу о четырех братьях Щукиных, открылась в главном здании ГМИИ. Проект «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное», привезенный из Парижа, занял три этажа Галереи искусства Европы и Америки XIX — XX веков. Ради двух этих выставок Пушкинский музей не просто переместил сотни работ — ГМИИ даже поменял ценовую политику, предложив публике единый билет, рассчитанный на оба здания. Он позволяет немного сэкономить и действует два дня, что разумно: втиснув обе экспозиции в один световой день, вы будете потом долго жалеть, понимая, сколько упустили. Подробнее узнать о выставке можно здесь.
С другой стороны, на Щукиных и дня мало. Притом что многие из этих вещей мы, конечно, видели — какие-то картины даже висели на тех же стенах, но радость узнавания только усугубляет обаяние выставки. Она оформлена архитекторами Надей Корбут и Кириллом Ассом как семейный особняк, наполненный удивительными кунштюками, и у вас вдруг оказался ключ от него.
Параллельно нельзя не напомнить об объединенном, снова из ГМИИ и Эрмитажа, собрании Ивана и Михаила Морозовых, чья выставка открылась в Петербурге одновременно со щукинской. И о знаменитом, созданном в 1923 году Государственном музее нового западного искусства (ГМНЗИ), куда попали отобранные у владельцев коллекции Щукина и Морозова. Он располагался в морозовском особняке на Пречистенке — там, где теперь Академия художеств под руководством Церетели. И просуществовал до 1948 года, когда был уничтожен, а произведения разобрали по двум квартирам: одни поехали в Ленинград, другие — в Москву.
Принято считать, что собрание поделили пополам, но это заблуждение: в ГМИИ тогда шла бесконечная выставка подарков вождю, показывать импрессионистов было негде, сотрудники надеялись устроить маленькую выставку в квартире создателя музея Ивана Цветаева — она располагалась прямо в самом здании и была превращена в служебные помещения. Но места там было очень мало, а самые радикальные вещи в Москве показать даже не надеялись. Поэтому их отправили в Эрмитаж, чтобы спасти. И теперь голубой период Пикассо — в Москве, а кубизм — в Питере. У Щукина была 51 работа Пикассо — больше, чем у кого-либо еще.
Беспрецедентные толпы посетителей, осаждавшие здание Фонда Louis Vuitton в Булонском лесу в 2016-2017 годах, во время экспонирования там выставки коллекции Щукина не шли ни в какое сравнение даже с самыми популярными проектами последних лет в Лувре или Гран Пале. Сопоставимо это было только с 1970-ми, когда в Париже показывали сокровища из гробницы Тутанхамона. А ведь вывозили в Париж коллекцию только одного Щукина — Сергея, и выставка тогда была меньше московской.
Она вообще была другой, это был настоящий разрыв шаблона — для большинства посетителей стало откровением, что парижские собрания импрессионистов и постимпрессионистов уступают российским. Что «эти сумасшедшие богатые русские» скупали таки лучшее — благодаря этому мы выросли на хрестоматийной «Темзе в Лондоне» Моне и «Голубых танцовщицах» Дега. Эти просвещенные купцы не просто скупали, но заказывали работы, многих шедевров просто не было бы, если бы не Щукин с Морозовыми — как тут не вспомнить, что «Танец» и «Музыку» Сергей Щукин заказал Матиссу для лестницы своего особняка. Сначала был «Танец», ради которого теперь освободили Белый зал ГМИИ, потом появилась парная к нему «Музыка». Сергей Иванович стеснялся вешать их в парадном пространстве — обнаженной натуре было место в лучшем случае в кабинете, подальше от детей и гостей, но передумал.
Кубистические вещи Пикассо были тоже для него слишком радикальны. Однако в 1909-м Щукин приобрел его «Даму с веером», повесил в темном коридоре и, ежедневно проходя по коридору в столовую, привыкал. Картины, приводившие коллекционера в состояние шока, гипнотизировали его задолго до того, как мир признал их классикой.
«Пишите лучше интерьеры с фигурами, — говорил галерист Дюран-Рюэль Матиссу, отказываясь торговать его натюрмортами. — Видите эти картины Сезанна? Я их никак не могу продать». Речь шла, судя по всему, о сезанновском натюрморте с фруктами, которым ни один французский коллекционер в то время так и не соблазнился, а купил его в итоге в 1903-м Сергей Щукин. И теперь «Фрукты», попавшие в 1948 году в Эрмитаж, висят на одной стене с купленным тем же Щукиным портретом «Мужчины, курящего трубку» из ГМИИ. А на фотографии, сделанной в начале XX века в особняке Щукина в Большом Знаменском переулке, где шпалерная развеска занимала все стены от пола до потолка, отчетливо видно, что портрет этот висит под картиной того же автора «Пьеро и Арлекин», которую в 1932 году едва не продали на Запад вместе с эрмитажными Рембрандтом, Тицианом и Рафаэлем. Теперь на выставке «Пьеро и Арлекин» висят на стене Сезанна, почти напротив экзотического «иконостаса» Поля Гогена — его 16 таитянских полотен, разбавленных портретом Гогена работы Ван Гога. «Иконостас» скопирован с фотографий из щукинского особняка и заставляет задуматься о том, насколько кардинально изменились времена и вкусы: картины как будто специально повесили таким образом, чтобы все увидели: сегодня так показывать искусство уже нельзя.
Проверить, насколько хорошо вы понимаете в живописи, можно здесь.
Собственно коллекция Сергея Ивановича Щукина — директора торгового дома «И.В. Щукин и сыновья», главы страхового общества «Якорь», члена правления товарищества ситценабивной фабрики «Эмиль Циндель» и совета Московского учетного банка, гласного Московской городской думы (должности и звания можно перечислять еще долго) — только часть выставки. Это принципиальное отличие московского проекта от парижского. Если для французов национальный герой — Сергей Щукин (1854-1936), успевший в 1918-м перебраться из революционной Москвы в Париж, и они хотели и получили выставку только о нем, то для нас герои — все четверо братьев.
Сага о Щукиных начинается со старшего, Петра Ивановича (1853-1912), собиравшего все подряд, от экзотических вещиц и старинных персидских тканей до Писсарро и Ренуара. Частично эта коллекция при жизни владельца экспонировалась в созданном им и подаренном Москве Музее русской старины (вы наверняка знаете это здание на Малой Грузинской, где сегодня Биологический музей имени К.А. Тимирязева), а потом была передана в Государственный исторический музей. Узоры с восточных тканей перекочевали на ситцы щукинской мануфактуры — и сегодня они использованы в оформлении выставки. А картины со временем купил у брата Сергей.
Параллельно с Петром собирательством увлекся Дмитрий Щукин (1855-1932). И младший из братьев, Иван (1869-1908), эстет и интеллектуал, настоящий парижанин, вхожий в галереи, салоны и мастерские, писавший для журнала Бенуа и консультирующий при покупках искусства Рябушинского и Остроухова. В какой-то момент Иван стал покупать старых мастеров, и это его разорило. На берлинском аукционе в 1907-м его собрание было пущено с молотка, парижские маршаны демпинговали, зная о безвыходном положении Щукина, некоторые произведения оказались подделками, другие ушли за копейки. В том числе «Мария Магдалина» Эль Греко, любезно предоставленная теперь на выставку Будапештской национальной галереей.
Таким образом, переходя от брата к брату, вы добираетесь до Сергея, второго по старшинству, увлекшегося искусством только в 40 лет. И всего за 20 лет собравшего беспрецедентную коллекцию, которую сегодня оценивают более чем в пять миллиардов долларов. Эта цифра особенно впечатляет, если иметь в виду, что проданная в 2018-м Сhristie's коллекция Рокфеллеров (она собиралась 100 лет) потянула меньше чем на миллиард.
Едва ли существенно дешевле рокфеллеровской коллекции собрание фонда Louis Vuitton, которое хозяин модной империи LVMH Бернар Арно собирает всего 12 лет. Это современное искусство, со Щукиными, на первый взгляд, никак не связанное, — но только на первый и очень беглый, недаром основатель нью-йоркского Музея современного искусства (МоМА) Альфред Барр считал первым современным художником Клода Моне. И эпоха, которую затрагивает коллекция, начинается с середины XX века — первая работа, Джакометти, 1947 года.
Что еще объединяет две выставки, так это безудержное и отчасти, возможно, снисходительное желание куратора (в его роли выступила арт-директор Фонда Сюзанн Паже) просветить «провинциалов», предъявив, как сказали бы картежники, «длинную масть» — не по одной-две работы у художника, а вещи разных периодов, во всем их многообразии, начиная с ранних, с самой большой скульптуры Альберто Джакометти — его «Большой женщины II» (1960). И с важнейшей работы Ива Кляйна «Антропометрия. Без названия» (1960), в которой собраны все кляйновские маркеры: пронзительный синий цвет — у Кляйна он называется International Klein Blue, или IKB, — «Интернациональный синий Кляйна» и «живые кисти», которыми написан холст. «Живыми кистями» Кляйн называл тела моделей, участвовавших в его перформансе в марте 1960 года: три обнаженные девушки окунали тела в краску и ложились на холст, «одушевляя» его следами своих тел.
Над лестницей висит чучело лошади («Баллада о Троцком» Маурицио Каттелана), напоминая о тщетности революций. Лошадью уже возмутился кто-то из ретивых зоозащитников, не обратив внимания на другую работу Каттелана — полторы сотни его же латексных масок, напоминание о временах, когда самоучка Каттелан зарабатывал донорством спермы.
Эта выставка тоже требует времени — чтобы в спокойной обстановке посмотреть видео Кристиана Болтански Animitas, установившего в чилийской пустыне Атакама 600 японских колокольчиков — подобие импровизированных алтарей, сооружаемых чилийцами в память о жертвах диктатуры Пиночета. Карта, согласно которой он втыкал в землю колокольчики, повторяет карту звездного неба, каким оно было в момент рождения художника. Болтански снимал 12 часов без перерыва — и ровно столько идет фильм, но сколько бы вы ни просидели перед экраном, потом этот тихий звон не даст отвлечься от темы. Разве что вы подниметесь этажом выше и услышите вместо звона тиканье метронома — это «Обновитель астрального баланса», инсталляция Марины Абрамович. Работа 1990-х годов, когда художница переживала личные трагедии, а родина ее была охвачена войной, в самом деле способствует восстановлению равновесия. Надо сесть в шезлонг и 45 минут сидеть, вслушиваясь в метроном.