Почти 15 лет назад, 1 сентября 2004 года, произошел самый страшный теракт в истории страны — захват здания средней школы №1 в Беслане (Северная Осетия). На тот момент в здании и около него находились более тысячи человек, большая часть из которых — дети. Переговоры с боевиками шли три дня. На третий день после захвата школы федеральные силы приняли решение штурмовать здание. Во время операции погибли не только террористы, но и заложники. По официальным данным, жертвами событий в Беслане стали 334 человека, в том числе 186 детей. Все три дня за происходящим наблюдала журналистка ИД «Коммерсантъ» Ольга Алленова. В конце августа в издательстве «Индивидуум» выходит ее книга — «Форпост. Беслан и его заложники» . С разрешения издательства «Лента.ру» публикует отрывок, в котором описываются события 3 сентября.
Утром в пятницу в здание ДК к родственникам снова пришел президент Дзасохов [Александр Дзасохов — на тот момент президент Республики Северная Осетия - Алания — прим. «Лента.ру» ]. В закрытом для прессы режиме он сказал, что не допустит штурма, что власти готовы дать террористам автобусы для отъезда «в любую точку, к любой границе». Но его лицо было совершенно безжизненным, каким-то потемневшим. Как будто он понимал, что его слова уже ничего не значат. Он прошел мимо журналистов, и его даже не узнали. Может быть, Дзасохов действительно был против штурма, потому что понимал, что люди ему этого не простят. Это в других российских регионах президент или глава — всего лишь чиновник, работающий на Москву. В Осетии президента считали «своим», защитником, который не даст в обиду. Я слышала, как многие женщины твердили: «Придет Дзасохов, и все будет хорошо. Главное, чтобы он пришел». Но Дзасохов понимал и другое: от него уже ничего не зависело. Оперативный штаб подчинялся не ему, а непосредственно ФСБ, и голос губернатора там никто не услышал бы. В первой половине дня пятницы в ДК пришел врач Рошаль, который сообщил, что дети обезвожены, что всех их надо будет показать врачам, как только их освободят. Доктор рассказал, как надо за детьми ухаживать и как надо себя с ними вести. На встречу журналистов тоже не пустили. А вскоре после этого на площади появился Лев Дзугаев, который сообщил, что с боевиками идут телефонные переговоры, что должен приехать Асланбек Аслаханов и что в школе «заложников, к сожалению, больше, чем мы предполагали». Последняя фраза показалась нам тревожной. «Раз признаются, значит, боятся, что скоро мы сами всё увидим», — сказал кто-то из моих коллег.
Мы понимали, что третий день захвата — это уже очень долго. Бесланцы нервничали, злились, требовали действий от властей, женщины плакали, хмурые ополченцы ходили мимо нас с оружием в руках. В любой момент люди, чьи дети умирали от жажды в школе, могли пойти на самые неожиданные поступки. Затягивать дальше было уже нельзя. Это не Красная площадь, которую можно отгородить забором и спецназом. Целую республику не отгородишь. Рванет форпост — закачается Россия. Но нельзя было допустить и штурма со стороны российских военных, ведь тогда погибнут дети, и форпост перестанет верить Кремлю. Остается лишь ждать, пока первый шаг сделают террористы. Или подтолкнуть их к этому шагу.
Я не знаю, был ли случайным или спланированным исход этой трагедии. Но для российской власти он оказался оптимальным.
Было 13 часов с минутами — в школе что-то рвануло, стали отчаянно стрелять. Женщины на площади разом закричали. От Дома культуры люди бросились к школе, я побежала вместе со всеми. На тротуаре стоял молодой ополченец с повязкой на рукаве, который пытался остановить бегущих. Он схватил меня за руку, я вырвалась.
Когда я добежала до дороги, мне пришлось остановиться — дальше все было оцеплено. За дорогой начинался переулок, ведущий к школе. Рядом со мной стояло много людей, мужчин и женщин. Снова раздались выстрелы — что-то засвистело в воздухе, люди, крича и пригибаясь, стали разбегаться, кто-то толкнул меня к серому киоску, фасад которого был закрыт металлическим щитом. За киоском, кроме меня, было еще двое или трое, сначала мы лежали на земле, потом сели, прислонившись спиной к задней стене киоска.
Время остановилось. Звуки, казалось, добираются до моего сознания как сквозь вату.
Полковник Разумовский уже лежал в школе, сраженный огнем [ Дмитрий Разумовский — начальник отделения Управления «В» («Вымпел») Центра специального назначения ФСБ, подполковник, погибший при освобождении заложников во время теракта в Беслане. Посмертно удостоен звания Героя России — прим. «Лента.ру» ].
После первого взрыва дети стали выпрыгивать из окон спортзала во двор, и группа Разумовского, занявшая позицию неподалеку, первой увидела, как они бегут под пули. Спецназовцы бросились к школе без прикрытия. Многие погибли в первые минуты боя.
Из доклада северо-осетинской парламентской комиссии по расследованию обстоятельств теракта в Беслане:
«3 сентября 2004 года, примерно в 11 часов 10 минут, бандиты согласились на эвакуацию тел расстрелянных заложников-мужчин. В 12 часов 40 минут сотрудники МЧС РФ Скоробулатов А. В., Копейкин А. Н., Замараев В. В. и Кормилин Д. И. выдвинулись для выноса тел убитых заложников с территории, прилегающей к школе. Из показаний сотрудников МЧС РФ Скоробулатова А. В. и Копейкина А. Н., оставшихся живыми, один из бандитов вышел из школы и стал наблюдать за их действиями. Сотрудники МЧС РФ стали переносить трупы погибших для их последующей транспортировки, но неожиданно для всех произошел взрыв внутри здания школы, который оказался неожиданным и для самого террориста. В результате начавшейся со стороны террористов стрельбы погибли В. Замараев и Д. Кормилин. Исходя из складывающейся ситуации руководитель оперативного штаба Андреев В. А. в 13 часов 10 минут отдал боевой приказ ЦСН ФСБ России приступить к проведению боевой операции по освобождению заложников и нейтрализации террористов» *.
Из показаний Людмилы Дзгоевой в Верховном суде Северной Осетии:
— Вы помните, когда произошел взрыв?
— Ну, я увидела вспышку света. Потом такая волна.
— Вы не помните, как этот взрыв произошел? Вы не видели, да?
— Там была вспышка и взрыв. Потолок посыпался. Потом второй взрыв раздался. И кто-то закричал: бегите, сейчас сгорим.
— Сколько боевиков находилось в момент взрыва в зале?
— 3-4 человека. (…)
— Ваша дочь погибла?
— Да. (…) Сильные осколочные ранения головы.
Я не знаю, сколько прошло времени, не помню себя в тот момент. Помню уже, что рядом никого нет, я одна, стрельба куда-то переместилась. Нас закрывала от школы многоэтажка. Когда я вышла из своего укрытия, людей у дороги стало меньше, и тут стояли в основном мужчины.
Со стороны школы побежали какие-то мужчины, они несли детей. Подъезжали легковые машины, в них быстро грузили раненых. Скорые появились не сразу. Первое время вообще было непонятно, что за люди выносят детей, кто их увозит на машинах, — спасательная операция была стихийной. Наш ставропольский водитель в этот день курсировал между школой и больницей, вывозя раненых.
Я стою на газоне рядом и смотрю на рослых, грязных ополченцев. По закопченным лицам здоровых кавказских мужиков, несущих тонких голых детей, текут черные слезы. Боковым зрением вижу движение справа: люди расступаются, и мужчина в форме опускается на колени, чтобы положить на зеленый газон ребенка. Это девочка. У нее длинные черные волосы, она худенькая и бледная. На ней только трусики. Ее глаза закрыты. Когда он кладет ее на газон, я вижу на затылке девочки черную дыру с запекшейся кровью. Она лежит совсем близко, и я не могу оторвать от нее глаз. В спортзале было очень жарко. Дети снимали одежду. Они умирали от жажды. Эта девочка тоже хотела пить. Она любила сказки, нарядные платья, мультики, маму. Ей выстрелили в спину. Она так и не напилась перед смертью. Ей было лет восемь. Она всегда у меня перед глазами.
Время снова остановилось, и следующее, что я помню, — большая пожарная машина пытается въехать в узкий переулок, ведущий к школе, какой-то военный машет рукой, показывая водителю угол разворота. А на зеленом газоне справа от меня уже несколько тел, накрытых белыми простынями. Маленькие и большие. Красные пятна проступают сквозь белую ткань. Я не вижу больше девочку. Я думаю, что ее здесь больше нет, но она здесь навсегда.
«Родственников заложников в эфир не давать, количество заложников, кроме официальной цифры, не называть, слово "штурм" не употреблять, террористами боевиков не называть, только бандитами. Потому что террористы — это те, с кем договариваются». Такие указания получили мои телевизионные коллеги от руководства. Вечером 3 сентября один из них рыдал, прислонившись к машине. С тех пор я его ни разу не видела. Я и телевизор с тех пор не смотрела.
Страшный ливень накрыл Беслан вечером 3 сентября. Как будто небеса разверзлись, и на землю вылилась вся скорбь и ярость мира. Я никогда не видела такого дождя. В нем было что-то ветхозаветное — как во всем, что случилось в этот день. Как будто не было никогда любви в этом мире. Только боль, смерть и отчаяние. Я шла в сторону гостиницы по щиколотку в воде, затопившей город.
Хроника пятницы, 3 сентября 2004 года:
11:15 Александр Дзасохов сообщает, что в школе может быть 900 заложников.
11:40 Оперативный штаб договаривается с бандитами об эвакуации спасателями МЧС убитых с территории школы.
13:03-13:05 Сотрудники «Центроспаса» подходят к школе. В здании слышны два взрыва. Начинается перестрелка. От школы бегут заложники.
13:18 Идет бой. Часть крыши над спортзалом рушится. Европейские телекомпании начинают прямую трансляцию. На кадрах видно, что многие заложники ранены.
13:35 Оперативный штаб сообщает, что боевики открыли огонь по заложникам, после чего спецназ «начал действовать в соответствии с обстановкой».
13:50 Начинается стихийная эвакуация раненых. Боевики ведут плотный огонь. Спортзал горит. В школе раздаются взрывы. На окнах спортзала стоят дети, террористы ведут огонь, прикрываясь ими.
14:25 Объявлено, что спецподразделения «контролируют все помещения школы», но стрельба продолжается, здание горит.
15:20 Пожарные расчеты начинают тушить пожар.
15:30 Военные зачищают жилые кварталы.
16:17 В здание школы входят спасатели и врачи, начинают эвакуацию оставшихся заложников и тушение пожара. Все еще раздаются выстрелы.
16:57 Телекомпания CNN сообщает, что внутри спортзала — не менее 100 погибших заложников.
18:47 Вновь стреляют. Появляется информация, что в подвале школы отстреливается боевик. Продолжается перестрелка в ближайших районах города.
19:22 Советник президента Асланбек Аслаханов сообщает, что в школе было до 1200 заложников, погибших может быть «значительно больше, чем 150». Это первая правдивая информация о численности заложников за трое суток.
22:25 Командование 58-й армии сообщает, что все террористы убиты или взяты в плен.
Мне разрешили уехать. 4 сентября в Беслан собирался Владимир Путин, с ним летел наш журналист Андрей Колесников.
Утром 4 сентября я ехала в такси через центр города. Вся площадь перед Домом культуры была покрыта черными полиэтиленовыми мешками. Эти мешки лежали рядами. Между рядов ходили черные женщины. Шатаясь, приподнимали края полиэтилена, смотрели. Кричали. Плакали. Падали. Уходили. Я опустила голову, вжав ее в колени. Это последняя картина тех ветхозаветных дней в моей голове.
В школе №1 находились 1127 заложников. В общей сложности в бесланском теракте погибли 333 человека. Среди них 186 детей, 10 бойцов спецназа «Альфа» и «Вымпел», 2 офицера МЧС. Около 800 человек получили ранения, из них около 500 — дети. 43 процента ранений заложников носили характер минно-взрывных *.
Из 186 погибших детей 7 умерли в лечебных учреждениях. Всего в лечебных учреждениях умерли 19 бывших заложников. 1 августа 2005 года дома от ранее полученных ранений скончался один человек. В результате теракта 16 детей стали круглыми сиротами.
Скажу честно, я сбежала. От этого, такого большого, горя, которое, казалось, засосет меня и никогда не выпустит. Я хотела вырваться из липкого, душного кокона, опутавшего мой мозг и лишившего выбора, инициативы, способности думать. Ни одной мысли не было в моей голове, только ощущение, что больше ни в чем нет смысла. Как будто все мое существо утекло в ноги и работало на одну задачу — бежать. Через пару дней, которых я совсем не помню, меня отправили на море. Я не сопротивлялась, не радовалась, сухие глаза, внутри пусто. Я сидела в номере и смотрела в стену или спала. Кажется, на второй день мне позвонил главред журнала «Власть» Максим Ковальский. И попросил написать о том, что произошло в Беслане. Журнал сдавался через сутки, времени было мало. Я села за стол, открыла компьютер и набрала первую строчку. Меня накрыло истерической волной, я прорыдала весь вечер перед компьютером, не в силах остановить ни слез, ни слов. Много лет я не могла простить себя за то, что уехала оттуда так рано. Я могла сбежать, а они не могли.