Пожары в Сибири и на Дальнем Востоке продолжают выжигать российский лес. По данным Авиалесоохраны, в начале августа горело около трех миллионов гектаров. Это площадь всей Бельгии. Ситуация улучшается, но огонь еще горит на 200 тысячах гектаров. Большую часть очагов не тушат — слишком далеко. По просьбе «Ленты.ру» фотокорреспондент Сергей Строителев отправился в один из наиболее пострадавших регионов — Красноярский край, чтобы увидеть, как с пожарами борются в глухой тайге. Во второй части репортажа он рассказывает, как живут люди, зажатые между Ангарой и полыхающим лесом.

***

Мальчишка на улице подбегает и теребит за штанину: «Дядя, дядя, зачем вы снимаете?» Таких вопросов тут мне больше никто не задавал. Мне кажется, местные отлично понимали, зачем здесь человек с камерой.

В Богучанах проживает около 12 тысяч человек — поселок немаленький, однако заплутать тут сложно. С одной стороны — Ангара, с другой — холмы и тайга. На улицах — маленькие деревянные домишки, редко — двухэтажные, порой очень ветхие. Если огонь из тайги подберется близко к поселку, он легко может перекинуться на здания, и как его тогда остановить?

На спортивной площадке гремит музыка — мужики режутся в футбол, женщины занимаются фитнесом. «Это называется зумба — фитнес-программа такая, с элементами танцев. Вот вышли сегодня позаниматься, а иногда не выходит совсем, дыма многовато и дышать нечем», — говорит ведущая класса.

Виктор работает в Богучанском музее.

«Тут все — лесные люди. Кого ни спроси — возят лес, охраняют, изучают, рубят, высаживают, тушат. На любой вкус. Помню, вышел на рыбалку — другой берег Ангары не видать. Не по себе ощущеньице, как будто фантастический фильм или что-то вроде этого. Я-то еще нормально переношу этот дым, а вот старикам тяжеловато, давление подскакивает».

В музее мне показали всякие деревянные поделки и знаменитую сосну, богатую на смолу.

Лес — гордость и богатство России. Но каждое лето он приносит страдания жителям.

Рядом база Авиалесохраны. Вертолеты здесь поднимаются в воздух примерно каждый час. Мальчишки задирают вверх головы, а взрослые уже не обращают внимания — привыкли.

«У нас тут ни один год без пожаров не обходится, — рассказывает Сергей Иванович Костин. — Но хуже, чем в этом году, наверное, не было. Вон позавчера окно было не открыть после дождя. Надо понимать, что в этом районе если разгорится — так разгорится, поэтому надо бросать все силы сразу на тушение. Раньше были дружины со всем необходимым инвентарем. Эти поселки были созданы ради лесников в 50-60-х годах, чтобы заготавливать экспортную сосну. При производстве были пожарные команды с техникой».

Сергей Иванович был свидетелем нескольких страшных пожаров, которые перекинулись на заготовленные штабеля древесины в Неванке, в Пинчугах. Говорит, видел пламя по 40 метров.

«Пожар больше тысячи гектаров площадью тушить нереально. Тут люди уже просто свидетели огня, как он разгорается и какое направление возьмет — это его воля», — говорит он.

Эвальд Павлович Рукосуев с 1976 года работал в Богучанах в организации, которая занимается добычей и заготовкой древесины. Курировал 13 участков, поэтому о пожарах знает много. «Лес — такое дело, легковоспламеняющееся, — говорит он. — Все это очень печально. Происходит серьезное нарушение экологии леса, также великий ущерб государству. Вместо того чтобы заготовляться, лес просто улетает в атмосферу».

Когда дыма слишком много, приходится надевать маски и плотно закрывать форточки. Эвальд Павлович подходит к шкафу и достает оттуда маску — она всегда наготове. «В этом году горит много, везде прихватило, все районы. Дым весь несет на населенные пункты. В лесу страдает дичь — в таком пожаре живность не спасется».

В Доме культуры — большие деревянные стенды с изображением леса. На главной сцене идет репетиция местного ансамбля «Ангарские напевы» — дефиле народных костюмов и демонстрация старинного обряда сватовства.

Настя — участница ансамбля. «У меня двое детей, но что же я могу поделать? Уехать не выйдет — тут родители, семья, работа, слишком многое держит. Мы с матерью ездим по маленьким селам, где и жизни-то нет практически, несем хоть что-то светлое своим творчеством, от этого легче. Все у нас связано с местными традициями — это Ангара, лес, мы стараемся это сберечь и в творчестве».

По пути к ночлегу я иду по пыльной улице и вижу на стене надпись «Ангарская правда». В длинном деревянном здании расположилась редакция местной газеты. На первой полосе предыдущего номера — фотография работников МЧС. «Для вас это, наверное, рутина — пожары ваши?» — спрашиваю я. «В каждом номере стараемся освещать», — отвечают.

«Вам надо в Невонку попасть, там хорошее лесничество — деревья высаживают, занимаются экологическим воспитанием молодежи, ну и местных встретите», — говорит мне корреспондент газеты Светлана. Значит, туда.

На следующий день мы уже мяли кочки и глину по дороге в Невонку. Водитель показал по краям дороги рвы — это фуры сносит на обочину. «Если видимость плохая — водитель должен ползти как черепаха, но некоторые торопятся», — говорит он.

Как и Богучаны, поселок окутан то ли туманом, то ли смогом — понять невозможно.

При Невонском лесничестве организовали детскую группу — ребята мастерят что-то из шишек, выжигают по дереву, высаживают деревья. На берегу Ангары находится Аллея памяти — каждому ветерану боевых действий посвящено новое деревце.

Но так лес не восстанавливают, об этом смешно даже думать: горят гектары — сажают единицы. Скорее так воспитывают любовь к природе, а без нее леса точно не восстановить.

Данила в лесничестве недавно. «Я обожаю лес за то, что он живой. Вот недавно видели следы медведицы на одном из выездов. Еще поработаю, посмотрю, узнаю нового. Чем дальше — тем интереснее. На самом деле мы тут очень важным делом занимаемся, что-то пытаемся восстановить, что унес пожар. Ждем вот дождик — он сбивает дымку, без него совсем тяжко».

Дмитрий работает здесь лесничим.

«С детьми работаю, смотрю за заболеванием деревьев, контролируем арендаторов леса, проверяем различные нарушения, показываем дорогу пэхаэсникам (работникам пожарно-химической станции) на пожар, ведь мы обнаруживаем его первыми, — рассказывает он. — Отец у меня работал инструктором пожарной группы. Пожары — это беда, животный мир гибнет, охотничьи угодья горят. Ведь я охотник еще, в конторе сижу редко, все это вижу своими глазами. Солнце становится красным иногда — ужасное зрелище, страшное. А еще поселок задыхается, все наши пенсионеры плохо себя чувствуют, пепел на подоконнике оседает хлопьями, хотя пожар в 300-400 километрах отсюда. Самое печальное, что непонятно, как компенсировать утраты, как это все восстановить».

Охотник Анатолий приглашает меня в свой дом. На втором этаже у него — шкуры волков и медведей. «Волки рвут на части баранов, а медведи — людей. Хочешь, фотографию покажу? Борьба с волками — это мое хобби. Если истребляешь стаю, то они уже чуют опасность, знают тебя. Это такая война. Численность волков должна быть разумной, а в наших краях превышает все время».

Анатолий 32 года отработал лесничим и только с прошлого года — на заслуженном отдыхе. «Я сюда с Украины приехал поохотиться, но тайга — сильный магнит. Сейчас лес для меня — это среда обитания, комфорт, хоть днем, хоть ночью. Тут вся жизнь. Помню, как сеяли маленькие саженцы, а уже что-то выросло. Любопытно — на твоих глазах дерево окрепло. Пожары тоже тушил и, кстати, получал от этого удовольствие. Видишь черную полосу, а сзади — живой лес. Вот он, результат».

«Пожар — кому он нужен? — продолжает охотник. — Говорят, что в природе ничего просто так не бывает, но это исключение. Кормовые базы страдают, зверье гибнет, люди страдают. Вот даже внуки из города приезжают погостить, свежим воздухом подышать, а тут дымовая завеса, хоть обратно езжай. Да и кто же ждет, пока так разгорится? Сразу надо тушить, но вот сейчас дождь идет — боженька помог».

Он разводит маралов. Это восточноазиатский олень, популяция которого сильно снизилась в 80-е. Чтобы посмотреть на них, мы по разбитой дороге едем в самую глушь. Анатолий приводит меня на середину большого поля, валит пару молодых деревьев, и маралы мчатся в нашу сторону — обедать. Красивые статные животные.

На обратном пути Анатолий остановился около огромного черного камня. «Тут метеорит упал, — говорит он. — Что это за материал — неясно. Вот, возьми кусок, будет талисман».

Охотник рассказывает, что сюда приезжала иностранная экспедиция, которая изучала метеориты, а он был проводником. Он говорит, что время от времени в небе что-то пролетает, но никто не может понять, что это.

«А представляешь, однажды зимой иду по лесу. С одной стороны вижу круглый светящийся шар, смотрю в другую — то же самое. Мой товарищ был свидетелем. В одной передаче по телевизору видел, что если произошел контакт — надо стоять и не двигаться, не проявлять агрессию к пришельцам. Мы так и сделали — просто стояли и ждали. Сколько простояли — не знаю. После того как я вышел из леса, у меня на шее сзади был ожог тепловой. Вот что это, если не НЛО?» — спрашивает он. И продолжает: «После этого я заметил, что могу какие-то вещи видеть, что в будущем будет. Может, интуиция, а может, и что-то неземное. А кстати, может они поджигают, а?»

Мы вернулись, и я еще немного прогулялся по Невонке. Полутуман-полудым все стоял в воздухе, полностью накрывая Ангару и часть поселка. Я увидел человека, который курил около дома. Меня пригласили на чай.

Владимир всю жизнь проработал тут водителем лесовоза. «Самое страшное для нас — плохая видимость на дороге, — рассказывает он мне. — Сто километров от поселка до поселка можем ехать весь день, плюс если еще дорога разбита и дождь — так вообще опасно. Ну, и бытовых проблем пожары доставляют очень много: белье вывесишь — оно все дымом пахнет. Всех насекомых пожар гонит в поселок, всю мошку к нам. Жена один раз так надышалась дымом, что ее наутро вырвало».

Сын Владимира Александр тоже работает водителем. «Я однажды рыбачил, вышел на лодке, встал на середку речки, ловлю. Тут дымом все быстро затянуло: бах — и ничего не видать резко, — вспоминает он. — Хорошо, что местность знаю. Был бы приезжий рыбак, унесло бы его или потонул бы. А вообще первый год горит так сильно. Идешь по улице — пепел валит. Если лес выгорит, работы никакой не будет. К сожалению, роза ветров проходит по Ангаре, и покуда будет гореть — населенные пункты будут страдать».

Владимир Колокольцев — еще один охотник, которого я встретил. «Пожары — дело привычное для нас, — говорит. — Но раньше, когда горело, собирали предприятие и летели обрабатывать кромки. Все было четко, организованно. Сейчас все бросили на самотек. Упразднили парашютную группу — людей, которые могли пресекать пожар, высаживаясь близко к очагу возгорания».

Он рассказывает, как страдают охотничьи угодья из-за пожаров. В лесах гибнет единственный источник дохода охотников — соболь. Огонь уничтожает траву, а в ней сгорают грызуны. Соболям становится нечего есть.

«Приходишь на угодье — избы нету, капканы проплавлены, — говорит Владимир. — Смотреть больно на это, жалко».

К вечеру я снова в Богучанах, их начинает затягивать дымом. Другой берег Ангары уже не видно. В воздухе появляется отчетливый запах гари. Старик медленно поднимается в гору, замечает меня: «Горим, горим потихоньку».