Связь женской привлекательности и моды обычно трактуется самым очевидным образом: чтобы лучше выглядеть, нужно модно одеваться. Однако на протяжении последних ста лет у моды был и обратный эффект. «Лента.ру» разбиралась в том, почему в разные десятилетия в моду входили различные типы женской красоты.
Художники пытались запечатлеть красоту с того самого момента, как взяли в руки первые инструменты: палочку для черчения по песку, уголь для рисования на стенах пещер, комок глины для лепки и кремневый резец для высекания узоров на камне. Женское тело и женская красота были одной из первых тем в человеческом творчестве — наряду с охотой, военными подвигами и священными обрядами.
Впрочем, самые древние изображения женщин служили не эстетике, а культовым целям, поэтому не стоит думать, что тучные, с большими животами и огромной грудью «неолитические мадонны» воплощали идеал красоты древнего человека. Скорее, это было символическое изображение мечты об изобилии и плодородии. Однако уже в Древней Индии появлялись скульптурные композиции, изображающие прекрасных женщин именно как воплощение эталона женской красоты. Об эталоне и канонах прелести и привлекательности девушек и женщин говорится и в древнейших письменных памятниках.
В древнеиндийских текстах воспеваются пышнобедрые, высокогрудые и густоволосые красавицы с тонкой талией, большими глазами и маленьким ртом. У древних китайцев ценились «луноликие» — широкоскулые девушки с максимально для китаянок светлой кожей. Подробнейшее описание красивой женщины, исполненное поэтических эпитетов и метафор, можно прочесть в ветхозаветной «Песне Песней», якобы сочиненной легендарным царем Давидом. Основные требования к девичьей внешности диктовались соображениями здоровья, в первую очередь репродуктивного: у женщины должна была быть чистая кожа, хорошие волосы, ясные глаза, развитая грудь и широкие бедра, что особо отмечалось ввиду ее потенциального материнства.
Позже красавиц описывали в стихах и изображали всеми возможными способами: от мраморных статуй Фидия и Праксителя и византийских мозаик до Кановы и Родена, от живописи Тициана и Рубенса до Дега и Ренуара, от древних арабских книжных миниатюр до графики Тулуз-Лотрека.
На всем протяжении истории искусства изображения привлекательных женщин воспринимались как своего рода «модные картинки». Художник рисовал своих современниц в изысканных одеяниях, бывших модными в его эпоху, и они становились эталонами, определяющими моду в отделке платья, украшениях и прическе. Портреты любовницы французского короля Карла VII Агнессы Сорель, любившей позировать в декольте, полностью обнажающем грудь, повлияли на моду оголять плечи и бюст, продержавшуюся не одно столетие.
В конце XVIII века рисунки женщин в платьях и шляпках получили вполне прикладное значение: их рассылали из Парижа, Лондона и других европейских столиц в глухую провинцию, и мелкопоместные польские, австро-венгерские, финские или русские дворянки и мещанки могли наслаждаться парижскими фасонами в посильном исполнении провинциальных портних.
Однако ни в Средние века, ни в эпоху Ренессанса, ни в Новое время искусство не было настолько массовым, чтобы определять общенациональные (не говоря уже об общемировых) стандарты женской привлекательности, влияющие на сознание сотен тысяч людей одновременно. В древности жители отдаленных деревень и маленьких городов могли ни разу за всю свою жизнь не увидеть никаких женских изображений, кроме тех, которые были написаны на стене местного храма местным же (и, скорее всего, не слишком умелым) живописцем.
Все изменило появление многотиражных иллюстрированных газет и журналов, фотографии, а затем кино. Теперь все, даже традиционалисты-домоседы, знали, как выглядят самые богатые, красивые, успешные, привлекательные — словом, «эталонные» — представители поколения. Как мужчины, так и, разумеется, женщины. И это породило ныне всем привычный, но по сути своей поразительный феномен: моду на тип внешности.
Одним из первых подробно описал это явление уже в наши дни знаменитый итальянский писатель, лингвист и семиотик Умберто Эко. «Моде на внешность» он посвятил одно из своих эссе для газеты L’Espresso (выпущенных отдельной книгой под названием «Картонки Минервы»). В тексте 1999 года «Кто похож на Жерара Филипа» Эко утверждает, что заданный кинематографом и таблоидами эталон красоты (как правило, ассоциирующийся с одной или несколькими знаменитостями), заставляет множество девушек и женщин соответствующего поколения подражать им, изменяя свою внешность: «Мода настолько заразительна, что вторгается в глубокую морфологию, и индивидуум, сраженный ленью, предоставляет выбор собственного облика на волю средств массовой информации».
Эко смело (и небезосновательно) предположил, что та или иная модная кинозвезда, певица или (позднее) спортсменка, фотомодель или телеведущая задает тон во внешности практически всему своему поколению, а те, кто ему не следуют, рискуют остаться без любовных связей, отношений и даже брака. Поэтому, скажем, в годы расцвета популярности французской киноактрисы Брижит Бардо все желающие быть привлекательными девушки пергидролили волосы, начесывали «бабетту», подражали макияжу Бардо и ее манере одеваться — и не потому даже, что Брижит так уж сильно им нравилась, а потому, что боялись остаться не у дел. Писатель считает, что в «эпоху Брижит» женщины, похожие на кинозвезд немого кино или 1930-1940-х годов, «не считались интересными с эстетической или сексуальной точки зрения».
Вероятно, в этом подходе было немало присущей Умберто Эко иронии, и он преувеличивал, утверждая, что мода на лица «осуществляет чуть ли не расистскую селекцию», и что женщины, «родившиеся не в свое десятилетие», неинтересны мужчинам и фатально обречены на одиночество. Между тем практика показывает, что даже «подражательниц Брижит» (в широком смысле) на всех мужчин не хватит, и шансы на удачный брак есть даже у женщин, похожих на кинозвезд 1920-х годов (или вовсе не похожих ни на каких кинозвезд). Однако в целом реакция женщин на феномен эталона красоты эпохи средств массовой информации довольно показательна: многие из них действительно накручивали «бабетту», как у Бардо, морили себя голодом, чтобы быть тоненькими, как Одри Хепберн или позже Кейт Мосс, делали перманент или выбеливали волосы, как Шэрон Стоун, и тому подобное.
«В прошлые века универсальных моделей не было, — то ли в шутку, то ли всерьез сетовал Эко. — Маркиза Помпадур или пастушка из Каринтии могли по каким-то причинам нравиться или не нравиться, но не потому, что их сравнивали с образами, мелькающими на телевидении и в журналах».
Очень показательно, что даже далекие от массовой культуры XX века люди могут примерно сказать, кому подражали желающие встретить свою любовь или хотя бы выйти замуж девушки каждого десятилетия. В 1910-е это была кинозвезда Мэри Пикфорд (в России — Вера Холодная), в 1920-е — смелая экспериментаторка Коко Шанель, ставшая первой «медийной модельершей», в 1930-е — платиновые блондинки с впалыми щеками, похожие на Марлен Дитрих, и совершенные красотки в духе Греты Гарбо, в 1940-е — «сильные женщины с тайной в душе» вроде героини Ингрид Бергман в «Касабланке», в 1950-е — пышногрудые Софи Лорен и Мэрилин Монро.
1960-е прошли под знаком мальчишеской хрупкости Одри Хепберн и Твигги и бешеного сексапила Брижит Бардо, 1970-е — диско Фарры Фоссет и «сложные лица» вроде Анук Эме или Джейн Биркин, 1980-е — агрессивная привлекательность, перманент и мелирование, Мадонна и Шэрон Стоун, 1990-е — великие супермодели (включая признанный афробританский секс-символ Наоми Кэмпбелл), 2000-е — испанская и итальянская сочная красота Джей Ло, Пенелопы Крус, Моники Белуччи и, наконец, 2010-е — повальное увлечение интернет-инфлюэнсершами во главе с Ким Кардашьян.
Интересно, что социалистическая идеология требовала, чтобы СССР шел своим путем даже в сфере сексуальных предпочтений, но ничего не могла поделать с человеческой природой. Мешковатые, простонародно выглядящие ударницы производства и жены генсеков вроде Нины Хрущевой и Виктории Брежневой не вызывали у молодых мужчин желания за ними ухаживать, а у женщин — желания им подражать. Подражали Любови Орловой, похожей на Дитрих, Элине Быстрицкой, вызывающей ассоциации с богатой средиземноморской красотой, пышнокудрой эстрадной звезде Алле Пугачевой, коротко стриженной Евгении Симоновой. Как бы ни пытались идеологи «нового человека» навязать советским гражданам «прогрессивную этическую эстетику», мода на внешность жила по своим законам.
Вероятно, подражательность сохранится и впредь до тех пор, пока существуют массмедиа и (тем более) социальные сети, поскольку она заложена в человеческой природе. Единственное изменение, которое принесли нынешним молодым женщинам прогресс и глобализация, — то, что сейчас образцов для подражания неизмеримо, многократно больше, чем в те времена, когда все мечтавшие о замужестве девушки красились под Брижит Бардо.
Например, совершенно четким современным трендом последних нескольких лет можно считать ориентир на бодипозитив. Модели plus size, такие как Тэсс Холидей или Рози Мерчадо, уже не остаются в тени своих конвенционально худеньких коллег по профессии, а занимают обложки журналов и прайм-тайм телеканалов. То, что в прежние времена было стыдливо «задвигаемым» в тень узконишевым сегментом одежды для людей с «недостатками», сейчас признается не только нормой, но и примером для подражания.
По сути, выйдя из тени, красавицы с пышными формами сделали «видимыми», признанными и желанными миллионы женщин, чьи фигуры и лица похожи на них. Если Тэсс или Рози может быть сексапильной и желанной, то столь же сексапильной и желанной, а значит, и востребованной на «рынке отношений» может быть и любая ухаживающая за собой девушка с формами.
Точно так же «видимыми» стали женщины с потерей пигментации кожи — витилиго — после появления на подиумах афроамериканской модели Винни Харлоу. Винни, витилиго у которой проявилось еще в детстве, сверстники дразнили «коровой» из-за особенностей кожи, а сейчас она покоряет подиумы и подписывает миллионные рекламные контракты. Девушки, которые живут с теми же особенностями, сейчас могут не обмазываться с ног до головы тональными кремами, скрывая свое «уродство», а спокойно принять красавицу Харлоу за ролевую модель: витилиго становится чертой, подчеркивающей их индивидуальность.
Расширение рамок женской красоты и принятие обществом все расширяющегося разнообразия в этом вопросе — не снисходительное проявление толерантности просвещенного общества, а осязаемое и очевидное изменение восприятия стандартов как таковых. Молодые женщины будут так же стремиться походить на кого-то, но теперь им предлагается не десяток «эталонных» женщин с строго определенными параметрами внешности, а множество самых разных ролевых моделей, среди которых куда легче найти свой — и не навязанный, а добровольно выбранный. Что не может не радовать всех, кто не готов завтра же участвовать в конкурсе «Мисс Вселенная».