Недавно вышел альбом Magdalene артистки FKA Twigs — запись, которая грозится попасть во всевозможные списки «лучшего за год» в современной музыке. Альбом уже собрал массу восторгов и кучу положительных рецензий — и есть ощущение, что о его авторке слышать некоторое время придется всем. Корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев разобрался, оправдан ли хайп.
В титрах альбома в разделе «технический персонал» значатся аж 18 разных имен. Magdalene — это действительно запись, в которой саунд, то есть технические элементы звучания, играет главную роль. Все остальное — вторично: песни сливаются одна с другой, несмотря на то что продюсировали и писали их разные люди; вокальные мелодии Твигс будто кочуют из одних моментов альбома в другие, чем дальше — тем больше превращаются в отзвуки уже спетого, сказанного, прошепченного; слова оказываются вариациями на одни и те же темы — расставание, осмысление себя после расставания, попытки встать на ноги и продолжить жить после расставания. Звучание — эти раскатистые биты, щемящий шум синтезаторов, ощущение наэлектризованного воздуха, висящее между двумя отдельными звуками, — это, как кажется, ровно то, что на Magdalene в первую очередь используется для создания драматических эффектов и нарративных ходов. В эпоху, когда любой желающий может выложить на сайт Bandcamp пятьдесят минут звуков своего принтера, обозвать это «альбомом» и потребовать, скажем, семь долларов за возможность его скачивать, услышать такую запись, как Magdalene, где на звучание явно затрачено огромное количество сил и работочасов, — отчасти крайне приятно. С другой стороны, остается вопрос — а зачем это все слушать?
В англоязычных рецензиях одним из ответов на этот вопрос является раскрытие предыстории написания и записи Magdalene. Талия Барнетт, скрывающаяся под псевдонимом FKA Twigs (здесь и далее — просто Твигс, прим. «Ленты.ру»), пережила за четыре года, прошедшие с ее предпоследней записи, два знаменательных и важных события в личной жизни. Одним из них была болезнь: у артистки обнаружили — и, слава богу, успешно удалили — шесть маточных фиброидов. Другим событием стали отношения: Твигс пережила роман и расставание с актером Робертом Паттинсоном. Вынесенная в заголовок альбома отсылка к Марии Магдалине — это как бы аллюзия на одновременную ранимость и неисчерпаемую женственную энергию библейской мироносицы; два качества, которые Твигс как бы пытается отразить в своих песнях. По всей видимости, таким отражением должна служить внутренняя дихотомия Magdalene: агрессивно фемининный голос Твигс, положенный на жесткие звуки, в одинаковой степени напоминающие про трэп и про современную танцевальную музыку в том смысле, в каком ее трактуют заметные артисты и диджеи вроде Objekt, Нины Кравиц или поработавшего над некоторыми песнями альбома Николаса Жаара. Концепция ясна — но почему нужно именно что слушать пластинку, а не ограничиться чтением ее пересказа, по-прежнему совсем не понятно.
Попробуем зайти с другого угла. Главное имя, которое приходит на ум при прослушивании Magdalene — это, несмотря на всю современность музыки и ее нарочито как бы футуристический характер, Кейт Буш. Твигс местами звучит практически неотличимо от этой великой британской певицы прошлого, и даже больше — временами отсылает к наследию Буш не только своим голосом. Фильтр, которым искорежен вокал Твигс в песне home with you, очень похож на тот, которым пользовалась Буш в Pull Out the Pin. Появляющийся посреди альбома сэмпл с пластинки народного болгарского женского пения Le Mystère des Voix Bulgares — словно привет всем тем случаям, когда Буш использовала болгарское пение в своей музыке. Невиданная хрупкость, деланная фемининность вокала на фоне разряженного воздухом звучания заставляет вспомнить об альбоме Буш This Woman’s Work, где такой саунд был главным составляющим элементом музыки. И так далее, и тому подобное. Не поймите превратно: Твигс — это вовсе не клон своей более именитой предшественницы, да и музыка ее отличается, по-хорошему, от всего, что Буш делала, но совпадений все равно слишком много, чтобы не задуматься о связи этих двух певиц. Возможно, что Твигс подсознательно пытается высказать право первенства на характерный для Буш музыкальный магический реализм — и отчасти это можно воспринять только как смелый, полный решительности шаг. Но зачем слушать при этом Magdalene, если загадки, спрятанные в отдельных пластинках самой Буш, можно до сих пор пытаться бесконечно разгадывать, — опять же не ясно.
Стоит, впрочем, отвлечься от внемузыкальных коннотаций и сравнений с другими артистками. Песни Твигс будто своим естеством, содержащейся в них кардинальной проговоренностью тем, требуют оценки сами по себе — в историко-культурном вакууме. И оценка эта будет, опять же, не в пользу артистки. За исключением holy terrain, во время которой будто из ниоткуда появляется рэпер Future, чей голос сразу же придает песне дополнительное измерение, музыка на Magdalene оказывается безумно однообразной, несмотря на то что почти над каждой песней работали совершенно разные люди. Столь же однообразными оказываются и композиционные решения: избитые ритмические акценты на ключевых драматических фразах и банальные разрешения внутренних конфликтов и интенсивности будто уходами в воздух, эта поразительная склонность заканчивать выступления исключительно многоточиями. К концу 38 минут Magdalene успеваешь не то что привыкнуть к тому, куда Твигс уводит свои песни, — а сходу начинаешь это предсказывать. Это совсем не то, что хочется от пластинки, которую никто в профильной прессе не решается не то что ругать — а избегает в ее сторону осторожной критики. Так к чему же все это?
Есть подозрение, что ни к чему. В аннотации к бокс-сету Майлза Дэвиса The Complete On the Corner Sessions музыкант Пол Бакмастер, сотрудничавший с Дэвисом в начале 70-х, когда тот переворачивал джаз с ног на голову, рассказывает забавный анекдот. После одного из концертов Дэвиса в ту эпоху, когда великий джазмен выкатывал на сцену группу из десятка человек, которые, как казалось, каждый своей игрой устремлялись в свои собственные высоты, к Майлзу подошел некий известный джазовый критик. «Майлз, я тебя очень уважаю и ценю все то, что ты делаешь, — сказал он. — Но мне кажется, я перестал поспевать за тобой». В ответ Дэвис, как и всегда, не сделикатничал: «И что, *****, я должен стоять и ждать, пока начнешь успевать?» От первого альбома Твигс, вышедшего четыре года назад, было ощущение, что за ней вообще, *****, не успевает никто, что словами ту пластинку было просто невозможно осмыслить до конца. Ее песни звучали поломано и нелогично, ее тексты — о порочном, телесном, сексуальном — будто бы не желали сосуществовать рядом с излишне абразивной музыкой. От Magdalene ощущение ровно противоположное: что эти новые песни Твигс — слишком предсказуемые, излишне понятные, что метафоры, скрытые в оформлении пластинки и ее внемузыкальной предыстории, лежат чересчур на поверхности. Что все это — неинтересно. Что все это — незачем.