155 лет назад с утверждением императором Александром II новых Судебных уставов в России началась долгожданная судебная реформа, в корне изменившая прежнюю устаревшую правовую систему. Как российский суд из царства произвола, волокиты и несправедливости за короткий срок стал едва ли не самым образцовым в Европе? В канун юбилея Судебных уставов 1864 года «Лента.ру» вспоминает о судьбе самой успешной из Великих реформ Александра II.
В судах черна неправдой черной,
И игом рабства клеймлена;
Безбожной лести, лжи тлетворной
И лени, мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
Так характеризовал нашу страну в последние годы царствования Николая I знаменитый поэт и философ Алексей Хомяков. Стихотворение под названием «России», написанное в марте 1854 года в канун тяжелых поражений в Крымской войне, вовсе не свидетельствовало о его лютой русофобии — наоборот, Хомяков был известен как пылкий патриот-славянофил. Но осознание того, что даже на фоне всеобщей деградации государственных институтов николаевской России судопроизводство находилось в самом плачевном состоянии, объединило тогда всех — славянофилов и западников, либералов и консерваторов.
В то время суд в России имел крайне скверную репутацию. «Законы святы, да судьи супостаты», «судье полезно, что в карман полезло», «суд, что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет» — эти пословицы более чем красноречиво говорят об отношении русского народа к тогдашнему правосудию.
Лубочные рассказы о «Шемякином суде», предшественнике нынешнего «басманного правосудия», известны были по всей стране. Продажность судей, их низкая квалификация и зависимость от административных властей, бюрократическая волокита, обвинительный уклон судебных решений стали притчей во языцех.
Этому способствовало то, что дореформенный суд основывался на запутанном, бессвязном и устаревшем законодательстве. Оно представляло собой свод многочисленных и противоречивых юридических актов предыдущих царствований, начиная от Соборного уложения 1649 года царя Алексея Михайловича и указов его сына Петра I. Как таковой единой судебной системы в стране вообще не существовало — для каждого сословия был свой суд.
Судебные функции тогда выполняли местная администрация и полицейские чины. Ни о какой состязательности и равноправии сторон или презумпции невиновности не было и речи — судебные заседания проходили в закрытом режиме, без присутствия обвиняемого и обвинителя, а вердикты основывались исключительно на исследовании следственных дел. Некоторые тяжбы вообще могли рассматриваться годами и даже десятилетиями. Царицей доказательств считалось признание, которое нередко выбивалось с помощью угроз, избиений и пыток (официально отмененных в 1801 году, но по-прежнему широко применявшихся в следственной практике). Разумеется, все это создавало благодатную почву для многочисленных злоупотреблений и произвола в судопроизводстве.
Неудивительно, что к началу правления Александра II отвратительное состояние российского суда, в котором практически невозможно добиться правды и справедливости и с которым надо было срочно что-то делать, стало очевидным как для общества, так и для всего правящего класса. Понимал это и сам новый император. В манифесте от 19 марта 1856 года о завершении Крымской войны для России он провозгласил: «Да… совершенствуется ее внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах ее, да развивается повсюду и с новою силою стремление к просвещению». В указе от 20 ноября 1864 года о введении Судебных уставов, с которого судебная реформа официально началась, ее главной задачей Александр II определил «водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность».
Нельзя сказать, чтобы эта реформа проводилась на пустом месте. Как это обычно бывает в России, любые преобразования основываются на фундаменте неосуществленных проектов предыдущей эпохи. Первые попытки усовершенствовать российское судопроизводство предпринял еще знаменитый реформатор и составитель Свода законов Российской империи Михаил Сперанский сначала при Александре I, а затем при Николае I — но не снискал их одобрения. В середине 1840-х годов предложения улучшить работу судов подавал один из чиновников II отделения царской канцелярии граф Дмитрий Блудов, но тоже не добился особого успеха.
«В это время всеобщего умственного гнета и законодательного застоя, время боязни пред решительными преобразованиями и пристрастия к полумерам... предложенное графом Блудовым мероприятие также носило чисто паллиативный характер, — писал об атмосфере 1840-х годов дореволюционный историк и юрист Григорий Джаншиев. — О необходимости полного переустройства и дезинфекции зараженного насквозь здания старого тайного суда, известного всем своею чудовищною продажностью, невероятным невежеством, бесконечной волокитой, никто и не думал». Понятно, что в условиях «подмороженной» николаевским царствованием России все эти робкие попытки что-либо изменить были обречены. Успех судебной реформы был невозможен без коренных преобразований во всех сферах общественной жизни, прежде всего в карательно-следственной системе.
И хотя Николай I часто проявлял недовольство российским судом, он вообще не желал что-либо существенно менять. Адвокаты, присяжные заседатели, независимые от власти судьи — все это император искренне считал вздорными европейскими выдумками, чуждыми и вредными России и русским людям. Однако его сын Александр II принял страну в таком состоянии, что уже не мог позволить себе постоянно откладывать давно назревшие системные перемены, особенно в судопроизводстве. К тому же в этом вопросе он мог опираться на широкий общественный и внутриэлитный консенсус.
Судебная реформа проводилась в числе других преобразований Александра II, получивших потом название Великих реформ (крестьянская, городская, земская, военная и реформа образования). Ее подготовка затянулась на несколько лет. Причиной тому стали ожесточенные споры в окружении императора о том, каким должен быть новый суд. За это время в Государственный совет было представлено 14 вариантов реформы, занявших 72 тома.
Условно их можно разделись на три направления. Ретрограды, оставшиеся при дворе еще с николаевской эпохи (вроде министра юстиции графа Виктора Панина), вообще противились всяким преобразованиям. Им противостояли прогрессивные чиновники (государственный секретарь Владимир Бутков, помощник статс-секретаря Государственного совета Сергей Зарудный и сенатор Николай Буцковский), выступавшие за радикальную реформу с созданием принципиально новой системы правосудия. Эти представители правящей элиты хотя и сформировались внутри николаевской властной вертикали, но, находясь в ней на вторых и третьих ролях, видели все ее изъяны и, выдвинувшись вперед при молодом Александре II, понимали необратимость перемен.
Промежуточное положение между ними занимал уже упоминавшийся граф Дмитрий Блудов, достигший к тому времени преклонного возраста. Вспомнив либеральные увлечения своей молодости (при Александре I граф был активным участником общества «Арзамас»), он вновь предложил свой проект десятилетней давности, направленный на незначительное усовершенствование прежнего судопроизводства. Но теперь, в «оттепельные» годы первых лет царствования Александра II, его идеи уже выглядели явно недостаточными и устаревшими.
После отмены крепостного права в 1861 году подготовка судебной реформы заметно ускорилась, чему способствовали два кадровых решения Александра II. Во-первых, вся работа над ней была сосредоточена в отдельной комиссии канцелярии Государственного совета, которую курировал Бутков. Во-вторых, либерал Замятнин сменил своего начальника консерватора Панина на посту министра юстиции (тот занимал его еще с 1841 года). Отвергнув половинчатые предложения Блудова, комиссия внимательно и скрупулезно изучила положения западноевропейского законодательства на предмет их внедрения в российскую практику. При этом ей удалось избежать соблазна слепо и механически перенести на русскую почву заграничные судебные нормы и традиции.
Комиссия отработала на редкость добросовестно — любые предлагаемые к внедрению западные новшества тщательно изучались с учетом российской специфики. Например, реформаторы очень долго не могли решить, какой тип суда присяжных больше подходит для нашей страны: англосаксонский или континентальный. В первом случае присяжные в своем вердикте определяли, виновен ли подсудимый, во втором — помимо этого, вместе с профессиональным судьей устанавливали ему вид и меру наказания. В результате после долгих споров выбрали смешанную модель, больше похожую на англосаксонский вариант.
Эта тщательность и добросовестность стала залогом того, что из всех Великих реформ Александра II именно судебная реформа оказалась самой успешной и наиболее завершенной. Возможно, сыграло свою роль и то, что все участники комиссии были сравнительно молодыми людьми прогрессивных взглядов и единомышленниками. Помимо упоминавшихся выше Владимира Буткова, Сергея Зарудного (кстати, он вообще не имел юридического образования) и Николая Буцковского, активную роль в разработке и продвижении реформы сыграли новый товарищ (заместитель) министра юстиции Николай Стояновский и московский губернский прокурор Дмитрий Ровинский — все они по праву могут считаться ее отцами.
Важно было и то, что перед тем, как представить проект будущей реформы на утверждение императору, Зарудный добился его публикации в печати с последующим публичным обсуждением. Понятно, что эта новация стала настоящим прорывом для тогдашней России, постепенно просыпающейся после дремотного морока затянувшегося николаевского царствования.
Новые Судебные уставы, подготовленные комиссией Зарудного и подписанные Александром II указом от 20 ноября 1864 года, ознаменовали подлинную революцию в российской юриспруденции (хотя они поначалу действовали не на всей территории страны). Отныне суд и следствие разделялись (институт судебных следователей появился еще в 1860 году), суд становился гласным и независимым от администрации.
Провозглашался принцип устного и состязательного характера судопроизводства, а также презумпции невиновности и равенства всех перед законом. Впервые в России учреждались институты адвокатуры, мировых судей и присяжных заседателей, а затем и нотариата. Одновременно с судебной реформой происходила гуманизация тюремной системы, ставшая возможной после двухлетней командировки в Европу чиновника по особым поручениям МВД Михаила Галкина-Враского, автора книги «Материалы к изучению тюремного вопроса». Он стремился к тому, чтобы российская тюрьма перестала быть филиалом ада на земле и приобрела цивилизованный вид.
Реформа уравнивала перед законом почти все сословия — отдельный суд оставался только для крестьян, военных (действие фильма «История одного назначения» происходит именно в середине 1860-х годов), духовенства и высших чиновников империи. Независимость судей обеспечивалась их несменяемостью — они назначались указом императора пожизненно. Вместо прежней запутанной и многоступенчатой структуры новая судебная система России теперь разделялась на общие (рассматривали как уголовные, так и гражданские дела) и мировые суды (для незначительных дел), полномочия между которыми были четко разграничены. К общим судам еще относились окружные суды и судебные палаты, к местным — мировые и волостные суды, а также съезды мировых судей. Для каждой из этих двух категорий судов имелась только одна вышестоящая апелляционная инстанция и общая для них обеих — Сенат.
Судебная реформа быстро принесла первые результаты: резко сократились сроки рассмотрения дел (от нескольких лет до нескольких недель), значительно уменьшился документооборот. Но главное — российский пореформенный суд способствовал перевороту в сознании огромных людских масс, увидевших стремительное сокращение дистанции между законом и справедливостью. Миллионы прежде бесправных крестьян и разночинцев стали не только объектами судопроизводства, но и полноценными его участниками. Авторитет суда как важнейшего государственного института среди всех сословий пореформенной России поднялся на небывалую прежде высоту.
Многочисленные скептики, предрекавшие крах судебной реформы из-за якобы дремучести и невежества «неготового» к ней русского народа, были посрамлены. Главный идеолог реформы Сергей Зарудный отвечал им еще во время ее подготовки в конце 1850-х годов: «Трудно думать, чтобы люди где-либо и когда-либо были приготовлены для дурного и незрелы для хорошего. Правильный закон никогда не сделает зла…» Газета «Московские ведомости» в декабре 1864 года восторженно писала: «Прежние судебные учреждения были только придатком администрации. Теперь является новое начало, которое должно оказать действие повсюду и видоизменить весь строй нашего гражданского быта». За короткий срок буквально из ниоткуда в нашей стране возникла мощная и влиятельная юридическая корпорация, представители которой отныне стали одними из самых уважаемых людей в обществе. Блестящие адвокаты Александр Урусов, Владимир Спасович, Федор Плевако и Дмитрий Стасов быстро оказались, как выразились бы сейчас, медийными знаменитостями и лидерами общественного мнения.
Конечно, пореформенный суд в России вовсе не был лишен изъянов. Не зря на него нередко критически смотрели классики русской литературы — достаточно вспомнить «Братьев Карамазовых» Достоевского, «Напрасные опасения» Салтыкова-Щедрина или «Воскресение» Толстого. Но с высоты сегодняшнего времени надо понимать, что все его недостатки были проблемами совсем иного уровня, нежели раньше.
Вскоре проявились и другие последствия судебной реформы, на которые ее авторы явно не рассчитывали. В 1870-е годы правительство Александра II постепенно взяло курс на сворачивание преобразований, чем вызвало недовольство радикально-либеральной части общества. Открытость слушаний и рассмотрение дел присяжными заседателями привели к чрезмерной политизации судебных решений. Теперь суд уже упрекали (часто не без оснований) в оправдательном уклоне.
Апофеозом этой тенденции стало оправдание судом присяжных в 1878 году первой российской террористки Веры Засулич, вызвавшее восторг либеральной общественности и возмущение консерваторов. Женщина стреляла в петербургского градоначальника генерала Федора Трепова, желая отомстить ему за незаконный приказ о порке в тюрьме народника Алексея Боголюбова, арестованного за участие в первой в истории России молодежной политической демонстрации у Казанского собора в декабре 1876 года. Трепов выжил, получив тяжелое ранение, но власти решили процесс над Засулич сделать показательным. Министр юстиции граф Константин Пален прямо заявил об этом председательствующему на суде знаменитому русскому юристу Анатолию Кони: «Обвинитель, защитник, присяжные — вздор, все зависит от вас». Однако Кони, будучи принципиальным человеком, отказался давить на присяжных — даже наоборот: на судебных слушаниях он фактически поддержал адвоката.
После скандального оправдания Засулич дела о покушениях на представителей власти вывели из-под юрисдикции суда присяжных (позже этот перечень существенно расширили). Решив, что судебная реформа зашла слишком далеко, правительство попыталось отыграть назад и, как тогда говорили, «испортить» ее. Удобным поводом для этого стала русско-турецкая война 1877-1878 годов. Поэтому царский указ от 9 августа 1878 года передавал «...обвиняемых в вооруженном сопротивлении властям... или нападении на чинов войска и полиции... военному суду для суждения по законам военного времени». Эта политика особенно усилилась после убийства террористами Александра II в марте 1881 года, после которого его Великие реформы сменились контрреформами следующего императора — Александра III.
По удивительной гримасе истории бывший член комиссии по разработке судебной реформы 1864 года Константин Победоносцев, при новом самодержце прослывший одиозным «серым кардиналом», в октябре 1885 года представил Александру III записку, предусматривавшую, по сути, пересмотр главных положений Судебных уставов 1864 года. В ней предлагалось «…устранить публичность по некоторым делам и умножить разряды дел, по закону производимых в закрытом заседании», «…принять решительные меры к обузданию и ограничению адвокатского произвола», постепенно «отделаться» от суда присяжных, который якобы «служит к гибельной деморализации общественной совести и к извращению существенных целей правосудия». Обращаясь к императору, Победоносцев не скрывал своих целей: «В Российском государстве не может быть отдельных властей, независимых от центральной власти государственной».
Александр III поставил на записке положительную резолюцию и даже спустя несколько дней уволил министра юстиции Дмитрия Набокова (деда знаменитого писателя), который до этого успешно отбивал все нападки придворных реакционеров на суд присяжных. Но, по счастью, к тому времени судебную реформу уже невозможно было полностью повернуть вспять.
Изменения, вызванные ею в российском обществе, стали необратимыми. Напрасно тот же Победоносцев еще в 1881 году жаловался Александру III, что «нигде в мире суд не обособлен так, как у нас в России». Ретроградам лишь в 1889 году удалось добиться упразднения института мировых судей и замены их земскими участковыми начальниками. Однако эта затея оказалась неудачной, и в 1912 году мировой суд снова восстановят.
Формально реформа длилась 35 лет и официально закончилась 1 июля 1899 года, когда новые судебные органы появились в отдаленных уездах Вологодской губернии. На самом деле в некоторых районах Сибири и Дальнего Востока установление нового суда согласно Уставам 1864 года растянулось вплоть до Первой мировой войны. Однако затем этот процесс в силу известных исторических обстоятельств надолго прервался. Но когда-нибудь — и скорее раньше, чем позже — бесценный опыт судебной реформы Александра II непременно пригодится и в современной России.