«Лента.ру» начинает серию материалов о великих российских и советских супермоделях, на чью долю выпало немало жертв и лишений. Они купались в славе и любви миллионов мужчин, им были доступны импортные вещи и поездки за границу, их фотографии блистали в журналах и на витринах всех магазинов страны. Но расплата за все эти блага подчас была очень суровой. В этой статье речь пойдет о Леокадии Мироновой. Первая модель Славы Зайцева, одна из «трех звезд СССР», Лека всю жизнь страдала от физических недугов, сальных приставаний партийной элиты и так и не смогла обрести личное счастье.
Несчастья преследовали Леку с самого детства. В первые годы жизни она дважды едва не лишилась матери, которая была самым близким для нее человеком. Еще ребенком она стала свидетельницей того, как муж Артемиды Иустиновны пытался застрелить ее, узнав об измене. Именно после этой измены родилась Лека, которую назвали в честь советской певицы Леокадии Масленниковой.
Нарекая дочь этим именем, мать будто предвидела ее талант — девочка обладала абсолютным слухом и чистым голосом, могла брать самые высокие ноты. Вдобавок ей часто доводилось наблюдать за происходящим на сцене из-за кулис театра, где работали родственники. Она с восхищением следила за танцорами и подпевала вокалистам, поэтому стать профессиональной певицей или балериной грезила с ранних лет.
Однако судьба распорядилась иначе. В юности Леокадия повредила голосовые связки, и с карьерой певицы пришлось проститься. Тогда девочку отвели в Вагановское училище, где ее выдающиеся способности оценила сама Наталья Дудинская — известная советская балерина и педагог. Но и здесь Мироновой не повезло. Из-за скудного питания в военные годы у нее развился остеопороз. О сцене пришлось забыть навсегда.
Еще одним талантом Леки Мироновой было рисование, поэтому в конце концов она решила стать архитектором или художником. Но и этой надежде было суждено рухнуть. «Однажды перед глазами словно вспыхнул огненный шар, и вся перспектива оказалась залита ярким светом, меняющим оттенки. Больше зрение так и не восстановилось», — рассказывала Миронова в одном интервью. Внезапно Лека ослепла на один глаз.
С таким недугом выбирать девушке не приходилось, и она всего-навсего поступила в театрально-техническое училище. Из-за слабых глаз Миронова не могла рисовать с натуры, и ее просили позировать. Во время просмотров студенческих работ педагогов поразила красота студентки, и подруга уговорила ее съездить в город Бабушкин на экспериментально-техническую швейную фабрику, где трудились молодые выпускники текстильного института. Здесь и определилась дальнейшая судьба будущей звезды советского подиума.
«Я стояла и смотрела в окно, когда распахнулась дверь, и до меня будто донесся легкий порыв ветерка. Это вошел Слава Зайцев. (...) Я стала его первой манекенщицей», — вспоминала Миронова. С первых дней сотрудничества творческая пара смотрела в одном направлении — именно это и держало их вместе на протяжении десяти лет. Где бы ни проходили показы Зайцева — будь то Дом художника или захолустный ДК в Лыткарино — Миронова следовала за ним без раздумий.
Свою первую коллекцию Слава Зайцев представил в 1963 году в спортивном комплексе «Крылья Советов». Советское шоу заинтересовало и иностранных журналистов. Один из них — представитель французского Paris Match — отметил, что, хотя все девушки достойны самых высоких оценок, больше всего ему запомнилась манекенщица Славы. После такого репортажа снимки Мироновой и Зайцева стали печататься во всех журналах, а сам дуэт пригласили творить в главном доме моделей страны — на Кузнецком Мосту.
Так на Леку Миронову обрушилась слава — и внутри Союза, и далеко за его пределами. Однако побывать за границей девушке так и не удалось. После съемок американского фильма «Три звезды Советского Союза», главными героями которого стали Валерий Брумель, Майя Плисецкая и Лека Миронова, последнюю позвали в Штаты на конкурс лучших моделей мира. Но приглашение не нашло своего адресата. Только по прошествии длительного времени Лека узнала, как «ответственные органы» уведомили американцев, что у нее очень слабое сердце, и перелет может стать смертельным. Вместо Америки — для подстраховки — девушку отправили работать в Сибирь.
Ненависть хлынула и от коллег — в первую очередь от тогдашней королевы Дома моделей Регины Збарской. Ведь высокая, стройная, появившаяся из ниоткуда и так похожая на нее Лека быстро овладела вниманием публики, а лучший авангардный модельер Слава Зайцев стал шить коллекции только на нее. Однако, несмотря ни на какие истязания судьбы и властей, лицо Мироновой украшало все витрины Советского Союза. Водители в Ленинабаде крепили ее фотографии к лобовым стеклам троллейбусов, торговцы в Сухуми развешивали их на стенах своих лавок, а в ГУМе, прямо около фонтана в ювелирном отделе, фото Леокадии висело на протяжении 21 года.
«Советская Одри Хепберн», как прозвали Леку в иностранных газетах, не смогла обрести счастья и в личной жизни. Первый и единственный муж, чьего имени манекенщица никогда не называет, оказался невыносимо ревнив и мучил ее беспричинными скандалами. Он сильно любил ее, но ревновал к фотографам и чужим взглядам. Он ревновал ее даже к родной матери, и настолько, что в конце концов поставил перед выбором: или она, или я. Последнего Лека не вынесла и ушла от супруга, что, вероятно, стало для нее большим облегчением. С тех пор замуж она больше не выходила.
Поклонников у Леокадии было много. Романы она тоже пару раз заводила. Манекенщица встречалась с режиссером-документалистом Германом Фрадкиным, сыном композитора Марка Фрадкина, и даже с Павлом Познером, братом Владимира Познера. И один, и другой были заботливыми, внимательными кавалерами, оба развлекали Леку культурными мероприятиями и радовали импортными подарками. Однако как только при разговоре затрагивался вопрос серьезных отношений или регистрации брака, Лека исчезала. Создавать семью она была попросту не готова.
На одинокую Леку положил взгляд не один представитель партийной элиты. Иногда намеки перерастали в навязчивые приставания. «Вызывали, объясняли, что согласиться — в моих интересах, что я "должна". А когда я ответила, что никому ничего не должна, мне пригрозили: "Ты пожалеешь, тебя уничтожат"», — вспоминала модель. Нередко ей приходилось отклонять предложения сниматься обнаженной для специальных журналов, которые были доступны только членам ЦК. Однажды ее обманом заманили на съемки, но, осознав, в чем дело, Лека разгромила студию и сбежала.
Артемида Иустиновна не стерпела такой травли дочери и написала заявление в ЦК. С этого момента жизнь обеих превратилась в ад. Куда бы ни отправилась Лека, она всегда знала, что за ней установлена слежка, а ее маму несколько раз пытались упечь в психиатрическую лечебницу. Слежка не прекращалась даже во время отпуска. Как-то раз, завидев на пляже двух преследователей, Лека не выдержала. В ярости она подошла к ним и выпалила, что ее знакомый немец работает в посольстве, и, если с ней что-нибудь случится, на его стол тут же попадет подготовленное ею письмо. Слежку остановили.
Дефилируя на одном из показов, Лека приметила высокого длинноволосого блондина в сером костюме. Он был фотографом. Из-за плохого зрения модель даже не разглядела его лица, но почувствовала, что позирует только для него. Незнакомец оказался приезжим, и познакомиться с ним в тот день ей так и не удалось. Свою самую сильную любовь — Антанаса из Вильнюса — она вновь встретила только через три года во время поездки в Литву с другими манекенщицами. Они увидели друг друга на светском мероприятии и больше не могли расстаться. Антанас водил Леку в музеи и рестораны, показывал город. Эти отношения стали панацеей для Леки от всего, что ей приходилось переживать дома.
Однако через неделю Леке пришлось улететь в Москву. Но литовец и не думал терпеть разлуку. Поселившись в Москве, на протяжении следующих двух с половиной лет он каждое утро улетал в Вильнюс, а вечером возвращался домой. Но на родине выбор Антанаса сочли неприемлемым. Как рассказывала Миронова, сперва его покалечили на пороге собственной квартиры, а затем посыпались прямые угрозы: «Если ты не перестанешь общаться с этой русской, сильно пожалеешь, а уедешь к ней, мы здесь твоих мать и сестру порешим».
Сперва пара решила бороться. Лека судорожно искала для любимого работу в СМИ. Но несмотря на то что Антанас был успешным фотографом с наградами и опытом международных выставок, в столице его никто принимать не хотел. Миронова понимала, что он не заслуживает всю жизнь заниматься печатью фотографий для документов в Москве. Она понимала, что должна пожертвовать чувствами и отпустить Антанаса на родину, чтобы он мог продолжать карьеру, а его семье перестали угрожать националисты.
И однажды Леокадия заявила, что больше не хочет видеть Антанаса, и попросила его впредь не приезжать в Москву. Позже ей докладывали, что на родине он чуть было не свел счеты с жизнью. Потом в течение долгих лет он слал ей телеграммы с признаниями. Вымотанная тяжелым расставанием, бесконечными унижениями и ощущением полной безысходности, Миронова решила покинуть Дом моделей. В заявлении Лека указала, что уволиться ее вынудили, и, несмотря на угрозы и просьбы забрать бумагу, ушла.
В результате все модельные дома Москвы захлопнули перед ней двери. Леку больше не звали ни на съемки, ни на телепередачи, а выпуски с ее участием были удалены. Устроиться на работу она смогла только через полтора года — в Дом моделей в Химках. Именно там она оставалась следующие 20 лет, с улыбкой выходя на подиум до самой старости, ведь «как бы ни было грустно, какие бы кульбиты ни делала судьба, надо подниматься и идти вперед. И не сдаваться. Никогда…»