«Лента.ру» продолжает серию материалов, посвященных российскому музыкальному бизнесу. О монстрах рока, русском металле, правильных дворовых понятиях из тех, которые на всю жизнь, московском «Спартаке», AC/DC, Rammstein, Metallica и многом другом рассказывает глава компании T.C.I., крупнейший российский промоутер, организатор концертов самых популярных рок и поп-звезд в России Эдуард (Эд) Ратников.
— Так вот, самое прикольное заключалось в том, что вместе с багажом и бэклайном на зафрахтованном мной в ВВС РФ бомбардировщике улетели и паспорт Лемми. Ты представляешь, что это значит! И что теперь делать!? Ну вот, прихожу я к представителю авиакомпании, снимаю с себя фирменную куртку Motorhead и говорю: «Чувак, родненький, выручай. Вот тебе подарок от группы. Представляешь, ну так случилось. Тут же рок-звезда, всемирно известная, тут же без обмана! Их в Ростове ждут, выручай». Он: «Ладно, давай куртку. Ну хоть какая-нибудь идентификация у них есть?» Я говорю: «Вот последний диск, на нем фото и имена музыкантов под ними. Ну чем не идентификация?». На контроле посмотрели на диск, на Лемми и его бородавки, признали и пропустили... В общем, сели мы на этот рейс, прилетели в Ростов, и первый концерт Motorhead в России был в Ростове в этот же день, но только вечером.
Таких историй у Ратникова множество. О Motorhead, Nazareth, Rammstein, Deep Purple, Генри Роллинзе и десятках других звезд. Вот только рассказывает он их неохотно: «Плохой я рассказчик, не могу просто так взять и начать… Ты лучше спрашивай, а я буду отвечать…»
«Лента.ру»: Тогда давай начнем по порядку. Расскажи, откуда ты взялся, где родился, кто твои родители?
Эдуард Ратников: Моя личная история уходит корнями в XIX век к немецким переселенцам. Моя прабабушка, Эмма Фредерика Мюллер, воспитанница одного из последних выпусков Смольного института, даже когда умирала в 1978 году, боялась рассказывать историю семьи, после всех этих сталинских экспериментов и террора чтобы, не дай бог, кто-то не услышал и не настучал. Матушку мою звали в школе «немецкой овчаркой». Родилась она сразу после войны в Казахстане, куда всех русских немцев отправили эшелонами осенью 1941 года и выгрузили посреди степи. 40 процентов тогда умерло в первые два месяца, остальные кое-как выжили.
Я тоже родился в Казахстане, но судьба так определила, что я никогда там толком не жил. Мне был год с небольшим, когда родители меня увезли с собой на комсомольские стройки. Я вырос на КАМАЗе. Лазил на стройках, по башенным кранам… Не было кучи гудрона, в которую бы я не влез. Бывали разбитые и сломанные руки, ноги, голова, уши... Потом, в семидесятых, начался бум хоккейный, когда мы играли в хоккей до поздней ночи, где получится и чем ни попадя.
Потом футбольное боление за «Спартак». Ты помнишь, наверное, как «Спартак» в 1977 году попал в Первую лигу, а с приходом Бескова команда вдруг заняла там первое место и через год стала чемпионом уже в Высшей лиге. Вот этот, я не побоюсь сказать, подвиг и торжество силы духа настолько нас всех покорили, что мы просто не могли не признать главенства этого клуба в нашей жизни.
На Большую спортивную арену я в первый раз попал в 1979 году, 3 октября — «Спартак» играл с «Араратом». «Лужники» были неплохо заполнены. Я тогда первый раз в жизни почувствовал вибрацию бетона от вибрации толпы, и эта вибрация впиталась в корни ногтей и волос, во все мои фибры. Я навсегда ее запомнил. Очень люблю эту вибрацию.
А когда музыка появилась в твоей жизни?
Примерно в 1979 году, когда мы с друзьями во дворе уже экспериментировали с вином и разными напитками покрепче, начали слушать Deep Purple, Black Sabbath... Сейчас нам кажется, что это такие древние группы, а тогда это были передовые офигенные рок-команды. Это было золотое время рока. И эта музыка вставила меня сразу же каким-то своим неистовым напором, энергией, неотвратимостью. Нам казалось, что рок будет жить вечно, что это самый продвинутый и крутой формат. Хотя само слово «формат» тогда еще ничего не значило, кроме как — широкоформатный фильм.
У меня была советская дека «Романтика 105»: внизу — колонки, выше — проигрыватель, радио, а наверху — магнитофон бобинный. Я начал экспериментировать с пленками папы, у которого были записаны какие-то «англичане» — Creedence Clearwater Revival. Потом стал записывать сам, экспериментировал, с радио записывал, с пластинок: Slade, Nazareth, Uriah Heep, Deep Purple, Black Sabbath, Led Zeppelin, позже Rainbow. Самостоятельно понял, как надо настраивать уровень, интуитивно нашел путь, как это делать, и штекеры втыкал куда надо.
Beatles, Rolling Stones, Doors…?
Beatles — очень мало, Rolling Stones вообще мимо меня тогда прошли. В нашем дворе их не слушали. Doors — позже…
Ты жил в Орехово-Борисово?
Да, на Шипиловской, 510-я школа. Окончил школу, поступил в радиотехнический техникум, начал вести взрослый образ жизни, вышел за рамки Орехово-Борисово и школьного двора, ездил по белу свету на метро … География стала расширяться. Интересные люди, новые друзья. Появились свои пластинки: Pink Floyd «Стена», AC\DC Back in Black. Не помню уже каким образом, но я находил возможность их доставать: как-то выменивал, с кем-то договаривался. Я уже тогда понял: если кто-то что-то хочет по-настоящему, он обязательно это получит. То есть, получает тот, кто больше этого хочет.
В то время мы определяли, кто свой, а кто чужой, по ответу на вопрос: что ты слушаешь? Человек говорил, какую музыку он слушает, и ты понимал, кто он тебе. Но для большинства это все потом закончилось, а для тебя — нет. Почему?
Каждый делает свой выбор. Кто-то малодушничает, а кто-то не согласен ни на что другое. Скажу честно, я не был согласен ни на что другое. Но, если ты не согласен, у тебя еще должна быть способность противостоять всему остальному. Просто быть несогласным мало, нужно давать отпор всем тем вещам, которые тебя сбивают с толку, уводят в сторону. Надо иметь электростанцию энергии. Я мог отстоять свое несогласие в любом виде. Мог встретить любой напор и дать любой отпор, поскольку мы жили в примитивном мире, в котором все решалось авторитетом. Можно было базаром задавить человека, но иногда ты не хочешь ни ждать, ни испытывать судьбу, у тебя есть полторы секунды, тебе надо делать шаг и наносить удар. Если ты его не наносишь, то сам лежишь копытами наверх с сильно разбитым таблом. Какие-то законы двора ты перенимаешь и руководствуешься ими в дальнейшей жизни.
Помню, что ты всегда считался крутым и тебя боялись. Боялись, что ты можешь реально дать в репу. Насколько часто приходилось драться?
Был период, когда это было необходимо. Ты делаешь шаг и встречаешь кучу недовольных, несогласных, желающих тебя опустить. Но если ты натренирован на то, чтобы не позволять это делать никому, то пословица «мой скверный характер обеспечивает мне отсутствие кретинов рядом» — это про тебя.
Мне рассказывали, что однажды ты сломал руку Толику Крупнову…
Руку? По-моему, я ему голову сломал. Такое было. Но это довольно трогательная история. Толик — мой брат, какой хочешь, кровный, молочный… Мы близки были по духу, по мировоззрению, по отношению ко многим вещам. Он не мог многие вещи делать без меня, а мне сложно было без него. Я поставил на Толю, на его музыку, это была не только дружба, это был какой-то специальный сплав энергии. Я начинал у него как роуди, как техник, втыкал провода в колонки, в светильники, грузил, разгружал, возил, оформлял, летом, зимой...
Как-то, после концерта в МММТе всю ночь гнал на МАЗе в Рыбинск. Вез оборудование для следующего концерта. Печка не работает, холодно адски, солярой воняет… Это был тяжелый труд. Особенно, когда тебе 22-23 года, а все твои друзья где-то бухают, катаются на тачках, девки симпатичные строят им глазки, а ты во всем этом не участвуешь. Конечно, это было обидно, но я знал, что они, пошумев, погуляв, ничего хорошего не вспомнят, не смогут ничего иметь после этого. А я участвую в каком-то важном деле, которое влияет на многих людей, которое им нужно, которое их меняет в лучшую сторону.
Когда ты слушаешь музыку и у тебя шевелятся губы и бегут мурашки, это значит, что ты пропускаешь ее через себя, и она тебя улучшает. Я в это всегда очень верил. Верил, что кроме денег, в этом есть какая-то миссия — менять людей к лучшему. Когда они не опустошены, а поражены, когда они стоят у сцены и переживают свои впечатления, и их все это трогает. Они видят, как можно, как надо, как лучше.... Я думаю, в этом есть что-то от миссии.
А с Крупновым-то у тебя что произошло?
Так вот, я тогда все пропускал через себя и воспринимал очень серьезно. У «Черного Обелиска» драматическое шоу было с лазерами, дымом, черепами, мурашками по коже. Мы относились к этому очень серьезно, вместе прошли большой период жизни, стали коллективом единомышленников, бросили столько сил на алтарь, и вдруг Толя начал раскисать. Начал лажать, забывать слова, пускать петухов…
Это выглядело ужасно жалко и стыдно, когда Толя, качаясь и продолжая выпивать, давал автографы поклонницам в городе Кишинев, где у нас было шесть охрененных солд-аутов в зале «Октомбрия». Ему выходить на сцену, а он уже на ногах еле стоит. Ты знаешь, я немножко эмоциональный и импульсивный товарищ. Вышел из гримерки к нему на улицу. Мы как-то зацепились языками, что-то он сказал мне, что-то я ему ответил. Он сказал что-то обидное, ткнул мне кулаком в лицо и начал убегать, а я кинул вдогонку отобранную у него бутылку, и в тот момент он обернулся. Бутылка попала ему четко в лоб и сильно разбила голову, ее потом зашивали.
Через полтора часа он уже играл на концерте с перевязанной головой и с красным пятном от крови на бинтах. Отлично сыграл. А я еще в сердцах зашел в гримерку и сломал ногой его бас-гитару.
После этой поездки всю зарплату мне пришлось отдать на починку баса. Но когда мы вернулись в Москву, он был уже басистом группы «Шах», я — директором группы Э.С.Т., а группа «Черный Обелиск» — распущена. Шел август 1988 года.
Когда тебе последний раз приходилось драться?
Довольно давно. Я считаю, что сейчас это абсолютно ненужный атрибут отношений. Мы уже взрослые люди, мы не столь импульсивны и глупы, как раньше. Сейчас вместо того, чтобы как-то вылезать из сложной ситуации, ты в нее просто не входишь. В этом вся разница.
Как тебе удалось не подсесть на наркотики, не начать дико пить? В то время это было частью образа жизни, но я никогда не слышал, чтобы у тебя были такие проблемы.
У меня не было таких проблем, это не новость, не секрет. Единственным моим наркотиком было желание постоять пять минут на вершине. Они компенсировали мне месяцы и годы, что я шел туда. Вся энергия, которую ты потратил, возвращается в эти пять минут. За это ты и ценишь такие мгновения и свой выбор. Я выбирал то, что помогало получить результат, одержать победу. Я всегда старался это в себе культивировать. А то, что меня ослабляло, опускало вниз, лишало сил и уверенности, это я гнал прочь.
Наверное, и маме с папой спасибо. С генами многое приходит в этот мир. Мне повезло, барометр был во мне всегда. Он и определял, какую в школе выбрать девочку, как поступить, когда страшно, когда обидели твоего друга и нельзя это прощать. Что сделать: рискнуть или жить со стыдом за то, что ты это проглотил.
Лучше с разбитой мордой, чем с больной совестью?
Абсолютно!
Ты работал с лучшими металлическими группами своего времени: «Черный Обелиск», Э.С.Т., «Шах», «Мастер»… Ты ездил с ними в большие европейские туры, ты сам эти туры организовывал. Почему никто из наших групп, в том числе и из металлических, так и не смог закрепиться на Западе?
Ответ на поверхности — культурные коды разные. Это ведь не они хотят к нам, а мы к ним. Значит, нам надо уважать и исповедовать те ценности, которые принято исповедовать в том мире. А если мы приходим к ним, как узбеки или кавказцы, и начинаем объяснять им, как надо жить… то это обречено на неудачу. Начинать с загибания под себя — это системная ошибка. Загибать под себя нужно только после того, как тебя приняли.
Поэтому ни «Парк Горького», ни БГ, которые пошли по мейджор-каналам, не смогли реализоваться. А ведь какая была у них поддержка, какой карт-бланш! Я делал то же самое в то же самое время, только на инди-уровне. И тоже ничего не вышло.
Ну вот, например, Э.С.Т. Почему конкретно с «ЭСТом» не получилось?
Э.С.Т. разрушила зависть их «друзей», которые шептали им в течение года, что Эдя страшный эксплуататор, вас обманывает, он как Карабас-Барабас, надо от него уходить. Возникло недоверие. Всю прибыль после тура по Германии, куда я вывез группу на свои деньги, мы вложили в фирменные инструменты и оборудование, которые они стали считать своими. Начались ссоры, выяснение отношений, и мы расстались.
С «Парком Горького» была похожая история...
Ну, в общем, да. Всему виной, как это часто бывает, не заработанные, но уже поделенные бабки…
«Монстры рока», 1991-й год, Тушино. Расскажи об этом фестивале. Как все было?
Весной 1991 года Борис Зосимов пригласил меня пообедать. Мы с ним посидели, по душам поговорили, и он предложил мне сотрудничать. Не работать на него, а именно сотрудничать с BIZ Enterprises. Мне предложение понравилось, оно открывало для меня новые возможности. В августе мы с Зосимовым ездили в Нью-Йорк на New Music Seminar, а когда вернулись, в стране случился путч.
Рано утром мне позвонил Толя Крупнов и сказал, что в Москву въезжают танки. По телевизору в это время показывали «Лебединое озеро». Борис собрал нас в офисе BIZ Enterprises, мы поговорили и решили идти на баррикады. Помню стрельбу в районе Смоленского тоннеля, как стоял ночью у Белого дома, и как мы пригнали туда отобранный у пьяных солдат БМП. Я еще с армии неплохо знал эту технику.
А буквально через неделю после путча на дне рождения Бориса Зосимова появился Тристан Дейл, один из советников Ельцина по Штатам. Дейл занимался связью между американской олигархией и нашими властями. Многие вещи тогда решались очень смешно. И вот он говорит, что ему поступил запрос от головного офиса Time Warner. Им нужен промоутер, который мог бы решить все внутренние вопросы по организации концерта «Монстры рока», который Time Warner решил подарить советской молодежи, отстоявшей свободу и демократию. Такой вот подарок. Time Warner хотели снять об этом фильм и по своим каналам его потом выпустить.
Надо отдать должное Борису Гурьевичу Зосимову, главе BIZ Enterprises, его энергии, авторитету и той команде людей, которую он создал. Зосимов уже делал российских «Монстров рока» и хорошо понимал этот формат. Без него американцы не решились бы на это, а со Стасом Наминым они уже были знакомы и иметь дела не хотели. …
Где-то 7-го сентября в Москву приехал Джейк Берри — крутейший продакшн-менеджер в индустрии. Он делал все самые большие шоу в мире: U2, The Rolling Stones, Мадонну, AC/DC… Стали искать площадку.
Вначале ведь на Ходынке планировали концерт устроить?
Да, Ходынку обсуждали — огромная территория, удобно расположенная в центре, недалеко от метро. Но Зосимову не нравились связанные с этим местом ассоциации. На Ходынке во время гуляний по случаю коронации Николая II была страшная давка, и погибло много народа.
Закрытые площадки не рассматривались в принципе. Time Warner планировал установить рекорд посещаемости для Книги рекордов Гиннесса. Это должно было быть гипермасштабное шоу для людей, победивших коммунистический режим. Решение о бесплатном входе было принято американцами. Билеты продавать было нельзя ни в коем случае.
Вариант с Тушино предложил мой товарищ Серега Трофимов — редактор журнала «Рок-Cити». Поехали туда с Джейком Берри, объездили аэродром на военном «газике» и поняли, что годится.
Началась движуха, стали прибывать траки с железом, с оборудованием, дел было до фига, но все очень быстро делалось. Штаб проекта находился в конференц-зале гостиницы «Рэдиссон Славянская», я был представителем российского промоутера и занимался коммуникациями. На подготовку у нас ушло три недели.
Невероятно! Подготовить такое мероприятие всего за три недели, на новом месте, без всякого опыта! Как это вообще возможно?
Все было решено на самом высоком уровне. Зосимов выдал мне волшебную бумагу из Белого дома на бланке премьер-министра России Ивана Силаева с требованием подателю сего оказывать во всем полное содействие.
Почти как кардинал Ришелье для миледи де Винтер!
Вот-вот! Приезжаю в Шереметьево и говорю погранцам: «Товарищи! Вот разрешение от председателя правительства Российской Федерации на встречу группы татуированных дебилов под названием Pantera». Когда музыканты увидели меня на паспортном контроле, сразу заорали: «Эд! Мы знали, что это будешь ты!» Мы же были друзьями, и это я предложил включить их в проект.
Был какой-то самый сложный момент при подготовке «Монстров рока», когда казалось, что все… ничего не получится?
Самый сложный момент был, ты не поверишь, когда мы не могли найти 200 молотков, чтобы сцену из лаера собирать. И когда нам надо было накормить работяг из технической команды AC/DC и Metallicа, а у нас не было еды, которую бы они приняли. В Москве тогда был всего один «Макдоналдс», и я погнал туда «Чайку», которую мне выдали из гаража главы правительства России Силаева. Всю «Чайку» завалил бигмаками. Пока ехал в Тушино, бигмаки остыли. Но ребята вытаскивали эту еду и говорили: «Ну, хоть что-то!» Потому что то, что советскому человеку было нормально, для любого европейца — просто смерть.
Много было всяких казусов и коллизий. Я потом еще целый месяц после фестиваля гонял на «Чайках» из гаража Силаева. Брал машину просто по звонку.
Как был сформирован состав участников? AC/DC, Metallicа и Black Crowes изначально были в туре Monsters of Rock 1991, а как в проект попали Pantera и Э.С.Т.?
«Металлика» только что выпустила свой гениальный «черный альбом», AC/DC — альбом The Razors Edge. 1991 год был уникальным для рока, появилось нечто новое и энергичное. В туре «Монстры рока», который проводил Time Warner, участвовали еще и Queensryche, но у кого-то из группы родился ребенок, и им было не до Москвы.
Марк Росс, сын владельца Time Warner, предлагал Van Halen, которые были мегавеличинами в Америке, но не в России. К тому же у них тогда был какой-то непонятный период. Я ему рассказал о группе Pantera, с которыми познакомился в Брюсселе, когда ездил брать интервью у Judas Priest. Я тогда добивался интервью с Робом Халфордом, а получил Глена Типтона и в нагрузку эту «Пантеру», которые были у «пристов» на разогреве. Пообщался с Гленом, а потом меня заводят в гримерку к «пантерам», я с ними знакомлюсь, и через час мы уже братья навек.
В сентябре 1991 года они писали в студии нетленный альбом Vulgar Display of Power, там каждая песня — шедевр. «Пантера» —любимчики Марка Росса, он им сказал: «Чуваки, надо в Москву!» и вырвали из студии. Они первыми прилетели и улетели последними.
А как Э.С.Т. в эту компанию затесался? И почему не «Черный Обелиск»?
Зосимов реально долго думал, кого взять. И он не хотел ни «Черный кофе», ни «Мастер», ни «Арию». Никого из них. Ему нужны были новые, независимые таланты, он чуял эту офигенную энергию, которая от них шла, их харизму. Но все решили простые маленькие нюансы, которые относились больше к бизнесу. Он планировал выход альбома «ЭСТа», а «Черный Обелиск» там еще что-то кочевряжился. И поэтому ему было важно пропустить Э.С.Т. вперед.
Расскажи о Black Crowes. В начале 1991 года я видел их в туре с ZZ Top. Они ездили вместе с ними по Америке, но у нас были практически неизвестны.
Black Crowes — шикарная команда, но они тогда в Америке не сильно были известны. Там два брата — певец и гитарист. Приятнейшие, интеллигентнейшие люди. Стоят, мяучат свои песни. Многим это нравится адски. Все их песни несут столько добра, позитива, какого-то кайфа. Во время концерта они нас очень выручили.
Это когда бутылки начали метать? Я перед сценой стоял, в меня ложкой попали, столовой, она у меня до сих пор дома хранится.
Да, пожалуй, это был опасный момент. На «Пантере» народ завелся, а на «ЭСТе» начал буйствовать. Милиция стала их теснить. А люди дорвались до свободы и не соглашались, что их теснят. И начали реагировать. С задних рядов полетели бутылки. Град бутылок. Кому-то из этих людей не повезло. Попали бутылкой, она разбилась, кровь… Многим милиционерам расхерачило голову, и они стояли залитые кровью. Это выглядело ужасно стремно, было жалко и зрителей, и милиционеров. Некоторые повели себя безобразно, начали дубинками избивать этих детей глупых, ногами их пинать. Американцы, особенно Марк Росс, когда увидели это, растерялись, не знали, как это остановить.
Хотели остановить концерт. Потому что в таких условиях он не мог продолжаться. И тут вышла офигенная группа Black Crowes, начала играть неагрессивную музыку, Everybody Must Get Stoned. И все вернулось на круги своя. На поле возобладала любовь, эйфория, интерес к происходящему на сцене…
А потом вышла Metallica! У сцены звук был такой мощности, что приходилось боком поворачиваться, чтобы печень не отшибло.
Ларс разбил себе руку о барабан. Рука была вся в крови и пластик рабочего барабана в крови, и он написал: «Bleeding for Moscow»!
Крови пролилось немало, но никто, слава богу, не умер…
Не совсем так. Уже после шоу мне буквально на руки упал Джо Баптиста — сайт-координатор «Монстров рока» в Москве. Это он руководил всей стройкой. Очень авторитетный дядька, был одним из первых продакшн-менеджеров Aerosmith. Когда он прилетел, я встречал его в аэропорту. Взял чемодан, чтобы помочь его донести, а он мне: «Осторожнее, сынок! Там пара бутылочек виски». Чувак был очень тяжело болен и, как выяснилось, ему запретили курить и пить спиртное. А он курил наш «Дымок» и дубасил виски.
После концерта, когда начался дождь, Джо стало совсем плохо. И, когда у него подкосились ноги, он упал мне на руки. Он умер на тушинском поле фестиваля «Монстры рока», на своем поле боя, как настоящий воин дорог рок-бизнеса 60-70-х годов. Если внимательно смотреть титры фильма об этом фестивале, то можно прочесть, что он посвящен Джо Баптисте.
Продолжение следует