«Они тренировались на тыквах» Жизнь, смерть и позор: о чем писали палачи в своих дневниках

На русском языке вышла биография палача «Праведный палач: жизнь, смерть, честь и позор в XVI веке», написанная Джоэлом Харрингтоном. Книга основана на нескольких дневниках и исторических документах. Шокирующие преступления, медицинские практики и борьба для примирения ремесла с религиозной верой — все это реальность данной профессии. С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» «Лента.ру» публикует фрагмент книги.

Соседи в Бамберге уже привыкли к еженедельному ритуалу, который Майстер Генрих Шмидт проводил на заднем дворе своего дома, и потому спешили по своим делам, не проявляя к происходящему особого интереса. Большинство из них были в добрых отношениях со Шмидтом, новым палачом князя-епископа, но слегка опасались приглашать в гости его самого или членов его семьи.

Франц, сын Генриха, который в этот майский день 1573 года оказался в центре отеческого внимания, производил впечатление учтивого и, если можно так выразиться об отпрыске палача, благовоспитанного 19-летнего молодого человека. Как и многие подростки того времени, он планировал следовать по стопам отца, ремесло которого начал осваивать еще в возрасте 11 или 12 лет. Детство и юность Франца прошли в его родном Хофе, небольшом провинциальном городке на северовостоке нынешней Баварии, в 16 километрах от ее современной границы с Чехией. После переезда семьи в Бамберг восемь месяцев назад он уже побывал с отцом на нескольких казнях в городе и близлежащих деревнях, изучая секреты мастерства и помогая по мелочам.

Когда он подрос и возмужал, его обязанности и навыки выросли вместе с ним. Ведь в конечном счете он намеревался стать, как и его отец, мастером «особого допроса », или пыток, и искусства эффективного отделения приговоренных душ от тел в установленном законом порядке и при помощи целого арсенала методов — от обычного повешения и чуть менее популярных сожжения и утопления до постыдных и весьма диковинных потрошения и четвертования.

Сегодня Майстер Генрих испытывал Франца в самой трудной, но и самой почетной из всех форм казни — смерти от меча, или обезглавливании. Лишь год назад отец признал сына достойным того, чтобы держать в руках нежно любимый им «меч справедливости» — гравированное, искусно изготовленное оружие весом в семь фунтов, большую часть времени занимавшее свое почетное место над очагом.

Вот уже несколько месяцев как они практиковались сперва на обыкновенных тыквах и тыквах-горлянках, а после на жилистых стеблях ревеня, по своей плотности приближавшихся к человеческой шее. Первые попытки Франца были предсказуемо неуклюжими, а порой даже опасными для него самого и отца, который крепко удерживал руками стебли — точно так же, как проделывал это с бедными грешниками.

Спустя считаные недели движения Франца обрели плавность и точность, и Майстер Генрих счел, что настала пора перейти на следующий уровень подготовки — к козам, свиньям и прочему «бездушному» скоту.

Как раз сегодня по его просьбе местный живодер отловил несколько бродячих псов и доставил обветшалые деревянные клетки палачу на дом, в самый центр города. Хозяин дома заплатил за услугу, после чего перетащил клетки на задний двор, где его уже ждал сын. Кроме отца, рядом не было никого, но Франц ощутимо нервничал. В конце концов, тыквы не двигались и даже свиньи почти не сопротивлялись. Возможно, он даже испытал нечто вроде угрызений совести, готовясь к убийству невинных животных, хотя, конечно, эпоха не располагала к такого рода нежностям.

Да и важнее всего для Франца был тот факт, что, успешно обезглавив собак, каждую — одним решительным и точным ударом, он закончит свое ученичество и с одобрения отца будет готов предстать перед миром как подмастерье палача. Майстер Генрих привычно сыграл роль ассистента — первая из собак ощутила его мертвую хватку и завыла, покуда Франц приноравливался, покрепче сжимая меч

(...)

Формально инициированный в братство палачей, 19-летний Франц Шмидт теперь готов был начать строить свою профессиональную биографию, которая однажды смогла бы обеспечить ему постоянную должность. Вскоре после своего дебюта в Штайнахе в июне 1573 года молодого подмастерья вызвали в город Кронах, что на полпути между Бамбергом и Хофом, для проведения своей первой казни колесованием. Он описал этот случай кратко, что вообще характерно для его записей, относящихся к периоду работы подмастерьем. Мы узнаем лишь, что разбойник, некий Бартель Дохендте, обвинялся по крайней мере в трех убийствах, совершенных вместе с безымянными сообщниками. Его последним невыносимым мучениям предшествовало непримечательное повешение другого преступника, вора, и, таким образом, Франц Шмидт впервые не только колесовал, но и совершил двойную казнь. Молодой Шмидт никак не выделяет этот новый профессиональный опыт, по крайней мере в письменной форме.

При содействии своего отца Франц в течение первых 12 месяцев работы выполнил семь заказов — число весьма внушительное. В основном это были казни воров «посредством веревки», которые Шмидт описывает в кратких и бесстрастных выражениях. Повешение представляло собой относительно простой, хотя и ужасающий процесс: палач поднимался вместе с «бедным грешником» по лестнице, а затем просто сталкивал с нее свою жертву.

В некоторых юрисдикциях использовали стремянки или стулья, но платформа с люком не фигурировала нигде в Европе вплоть до конца XVIII века. Таким образом, никакого резкого падения, ломающего шею, не происходило, а, скорее, имело место продолжительное удушение, которое могло быть ускорено палачом или его помощником. Бьющуюся в конвульсиях жертву тянули за ноги, обычно надев специальные перчатки из собачьей кожи. Когда отчаянная борьба за жизнь оканчивалась, Франц убирал лестницу и оставлял труп висеть, покуда тот не разлагался и не падал в заполненную костями яму под виселицей.

Три раза в течение первого года работы Франц проводил «казнь с помощью колеса». Это была длительная процедура, требовавшая от него большой физической и эмоциональной стойкости.

Молодой палач должен был совершить откровенно бесчеловечный, даже отвратительный акт как профессионал. По сути, этот метод казни, обычно предназначавшийся для известных разбойников и прочих душегубов, представлял собой публичную пытку, так же как и более омерзительные, но и гораздо реже встречающиеся случаи потрошения и четвертования. Однако если повсеместно распространенные пытки в тюремной камере служили якобы получению показаний для осуждения или оправдания, то публичное колесование должно было дать ритуальный выход общественному гневу и напугать зрителей с преступными наклонностями.

Все трое, кого Франц казнил колесованием в течение первого года, были повинны во множестве убийств, но только Клаус Ренкхарт из Файльсдорфа, седьмая жертва молодого палача, заслужил больше, чем пара строк в дневнике Шмидта. Осенью 1574 года Майстер Генрих договорился, чтобы его сын отправился в деревню Грайц более чем в 60 километрах к северо-востоку от их родного Хофа. По завершении четырехдневного путешествия из Бамберга Франц столкнулся лицом к лицу с самим Ренкхартом, осужденным за три убийства и многочисленные грабежи. Их первоначальный контакт, вероятно, был кратким, но в течение последнего часа жизни осужденного палач и его жертва были неразлучны.

Сразу же после вынесения местным судом смертного приговора Франц препроводил скованного Ренкхарта в ожидавшую их запряженную повозку. Пока процессия неспешно двигалась к месту казни, молодой Шмидт раскаленными щипцами «кусал» приговоренного строго определенное предписанием суда число раз, отрывая кусочки плоти от рук или туловища осужденного. Автор дневника почти никогда не комментирует этот элемент казни, но ясно, что число «укусов» не превышало четырех, иначе оно могло стать, как считалось, фатальным. По прибытии на эшафот Франц заставил ослабленного и окровавленного Ренкхарта раздеться до исподнего и лечь, сам же стал прикреплять свою жертву и методично просовывать деревянные планки под каждый сустав, чтобы легче было ломать кости.

Количество ударов тяжелым тележным колесом или особым кованым прутом также четко определял суд, как и то, в какой последовательности наносить удары. Если судья и присяжные готовы были проявить гуманность, Франц действовал «сверху вниз», нанося сначала «удар милосердия» по шее или по сердцу бедного грешника, прежде чем приступить к дроблению уже мертвых конечностей. Если же судьи полагали преступление особенно гнусным, то процедура проводилась «снизу вверх», продлевая агонию как можно дольше, и Францу приходилось поднимать колесо повозки для нанесения ударов 30, а иногда и более раз, пока не исчезнут последние признаки жизни. Дневник Франца ничего не сообщает нам о том, имел ли место удар милосердия на этой казни, но можно предположить, что вряд ли, учитывая букет злодеяний преступника. Завершив акт возмездия, молодой палач отвязал изуродованное тело Ренкхарта от помоста и закрепил его на колесе, колесо на шесте, а шест затем установил вертикально, чтобы труп еще долго клевали падальщики — наглядное предупреждение всем прибывающим в город о том, что здесь беспощадны в делах правопорядка.

Как Франц относился к своей роли в жутких кровавых ритуалах? Записи в дневнике не способствуют прояснению этого вопроса, за исключением, возможно, самой их краткости. Было ли его поведение в бытность подмастерьем столь же сдержанным, как эти записи? В конце концов, свидетельствовать о таких изуверских вещах и совершать их своими руками совсем не одно и то же. Не менее важной, чем овладение технической стороной дела, была для него психологическая задача развития выдержки, чтобы спокойно смотреть в глаза осужденным, подобным Ренкхарту, в процессе прекращения их земного существования.

Проведенная Францем Шмидтом в 1585 году казнь отцеубийцы Франца Зойбольдта, иллюстрация из общественного листка. В левом верхнем углу изображена «бесчеловечная» засада Зойбольдта и убийство им собственного отца, расставляющего ловушки для птиц. На первом плане Майстер Франц орудует раскаленными щипцами во время процессии к месту казни. По прибытии к Воронову Камню обездвиженный Зойбольдт подвергается казни колесованием, затем его труп поднимается на колесе и выставляется на всеобщее обозрение (на заднем плане, между виселицей и головой, посаженной на кол) почти ежедневно совершаемое насилие не поглотило его самого?

Короткий абзац, который Франц оставил о Ренкхарте в своем дневнике, дает лишь частичный ответ. Вместо того чтобы описывать сам ритуал казни, как он часто делает в более позднем возрасте, палач-подмастерье сосредоточивается на преступлениях Ренкхарта, уделяя основное внимание его зверствам, которые, очевидно, ужаснули начинающего палача до глубины души. После краткого перечисления убийств разбойника Франц рассказывает, как однажды ночью Ренкхарт и его подельник вторглись в стоящий на отшибе сельский дом, известный как Лисья мельница. Ренкхарт «застрелил мельника [и] принудил его жену и служанку ему подчиняться и изнасиловал их. Затем он заставил их поджарить на сале яйцо и положить его на тело мертвого мельника [и] принудил жену мельника присоединиться к нему во время еды. А еще он пнул тело мельника и сказал: «Мельник, как тебе эта закуска?» Шокирующее попрание разбойником всех основ человечности в глазах Франца полностью оправдывало его последующую «смерть от колеса». Эта уловка — напоминать себе и запечатлевать отвратительные преступления, за которые полагались именно те наказания, что приводил в исполнение Франц, — стала полезным приемом, вселявшим в него уверенность на протяжении всей карьеры.

Переводчик Т. Раков