Комиссар кекс Сладкая жизнь на Диком Западе и все красоты Холокоста: Берлинале-2020
Кадр: фильм «Уроки фарси»
Первые дни Берлинского фестиваля прошли в отсутствие безусловных шедевров или громких фильмов-провокаций — возможно, Берлинале замер в ожидании премьеры «Дау» Ильи Хржановского. Тем временем на киносмотре показали другой российский фильм — внеконкурсную драму Вадима Перельмана о Холокосте «Уроки фарси». Лучшей же пока картиной основного конкурса стала «Первая корова» американки Келли Райхардт.
Франция, 1942-й. По направлению к концлагерю движется грузовичок, загруженный евреями. Внутри происходит обмен — щуплый бельгиец Жиль (Науэль Перес Бискаяр) из жалости жертвует попутчику половину сендвича, соглашаясь взять за него сборник персидских сказок с обращенной к некому Резе дарственной надписью на фарси. Именно книга паренька и спасет, когда после выгрузки всех вокруг без лишних слов расстреляют — сам же он упадет на колени и взмолит эсэсовца о пощаде: произошла чудовищная ошибка, и он не еврей, а перс. Не Жиль, а Реза — и вот подписанная отцом книга в доказательство. Немец усомнится, но на всякий случай прибережет пулю — гауптштурмфюрер Кох (Ларс Айдингер, игравший Николая II в «Матильде») как раз пообещал десять банок тушенки любому, кто приведет к нему настоящего перса: бывший повар, ставший заместителем коменданта лагеря, Кох грезит Персией и мечтает по окончании войны переехать в Тегеран, чтобы открыть там ресторан. Начальное знание фарси не помешает — и Жилю-Резе предстоит дать офицеру-мечтателю эти уроки языка.
Загвоздка в том, что, конечно, никакого фарси герой не знает. Но кто же проверит? И вот уже новоиспеченный Реза начинает на ходу изобретать собственный язык — и постепенно завоевывает доверие ученика, тем самым спасаясь от голода, смерти, поезда в Польшу с остальными узниками лагеря, чувство вины перед которыми постепенно становится у героя все сильнее и сильнее. Впрочем, глубоко Вадим Перельман, российский режиссер с американским паспортом, снявший среди прочего сериал «Измены» для отечественного ТВ, в проклятые вопросы темы Холокоста — вроде вины в этом кошмаре выживших — предпочитает не погружаться, фокусируясь именно что на противоречивых, но в целом, конечно, развивающихся по предсказуемой кривой отношениях пленника-имперсонатора и надсмотрщика-персофила. Это не мешает «Урокам фарси» в финале все-таки вызвать живую, сильную эмоцию — причем для нее хватает скупого, аскетичного решения, одного лишь возвращения жертвам Холокоста имен.
Кадр: фильм «Уроки фарси»
Увы, проблема — и такая, что нивелирует любую мелодраматическую эмоцию — «Уроков фарси» в том, что во всем, кроме финальной сцены, аскетизм им тотально не свойственен. Это проявляется и в игре актеров (особенно страдает преувеличениями Айдингер), но сильнее всего заметно в постановке — то есть в стиле этой картины. Перельман без какого-либо сомнения в правильности своей стратегии снимает размашисто, демонстративно эффектно: камера с удовольствием задерживается на величественных, живописных пейзажах вокруг концлагеря, плавно и успокаивающе ездит по рельсам внутри него, на помощь ей регулярно приходит оркестровая, беззастенчиво пытающаяся управлять зрительскими эмоциями музыка. Все кадры выстроены как по учебнику — и колорированы так роскошно и красочно, как будто режиссер пытается своей аудитории что-то продать.
Более того, он, кажется, даже не допускает мысли, что с такой темой эта демонстративная, бесчеловечная красота является худшим качеством из всех возможных. Даже Уве Болл в «Аушвице» себе такого не позволял. Ну, наверное, зато в истории кино о концлагерях теперь есть кадр с переполненной голыми, худыми еврейскими телами повозкой, снятый с помощью любимого инструмента российских режиссеров-народников — дрона.
В кровавые — пусть и не настолько интенсивно, но пожалуй, не менее кинематографом мифологизированные — времена разворачивается и лучший пока что фильм основного конкурса, «Первая корова» американки Келли Райхардт, чья репутация одной из самых последовательных и глубоких режиссеров независимого сегмента не подвергается сомнению уже больше десяти лет. В «Первой корове» Райхардт вновь — как и в «Обходе Мика» — обращается к реалиям Дикого Запада, причем наименее заезженных его территорий, а именно лесов Орегона. Впрочем, если почти все ее предыдущие фильмы были выстроены вокруг женщин — то здесь впервые в карьере Райхардт в центре истории оказываются мужчины. Пусть в гипермаскулинную, вонючую, засаленную, скорую на расправу публику трапперских фортов на Северо-Западе Америки не вполне и вписывающиеся. Это мягкий нравом, более-менее случайно прибитый судьбой к фронтиру повар по прозвищу Куки (Джон Магаро) и деловитый, болтливый китаец Кинг Ли (Орион Ли) — и у них есть неожиданная, совсем редкая в этих краях бизнес-идея.
Кадр: фильм «Первая корова»
Благодаря поварским талантам Куки и сноровке Ли, пара берется продавать трапперам и золотоискателям... сладкие кексики — и немедленно встречает невероятный коммерческий успех. Единственный шаткий элемент их стартапа — тот факт, что для кексов необходимо молоко, а единственная во всем регионе корова только недавно была привезена местным шефом торгового поста. Именно ее поэтому товарищи каждую ночь тайно — и, конечно, незаконно — доят. Итог рискованного предприятия предсказуем, но Райхардт выбирает такой неспешный, способствующий работе с абсурдом как самой ситуации, так и всей мифологии Дикого Запада темп, что вторжение в сюжет насилия все равно оказывается неожиданным. Важнее, что Райхардт этим своим ироничным, оригинальным и по истории, и по авторской интонации фильмом находит новые способ и форму разговора об Америке как таковой — к уже ставшей банальностью мысли, что страна эта построена на крови, добавляя, что нередко речь идет о крови людей прекрасных, предприимчивых, безобидных.