В Москву с концертом приезжает Vacuum — известная шведская электропоп-группа, которая не выпускала альбомов с 2004 года, но при этом до сих пор остается любима огромным количеством отечественных слушателей. В преддверии концерта с вокалистом Vacuum Маттиасом Линдблумом поговорил корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев.
У группы Vacuum — странная судьба. Ныне — это дуэт Маттиаса Линдблума и Андерса Воллбека, они начинали в 1990-х как трио в компании Александра Барда, известного по работе в Army of Lovers и по философским трудам. В таком составе они записали свои самые известные песни I Breathe и Tones of Attraction, разрывавшие в том числе и российские чарты в конце позапрошлого десятилетия. Вскоре Бард ушел из коллектива, а Vacuum успели выпустить несколько альбомов в начале нулевых, но с 2004 года остаются фактически концертным составом. Линдблум и Воллбек больше работают — как вместе, так и по-отдельности — как авторы музыки и песен для других поп-музыкантов со всего света. В резюме Линдблума, в частности, значится сотрудничество с огромным количеством известнейших исполнителей: от корейской группы Girls’ Generation до бывшей вокалистки Nightwish Тарьи Турунен. В преддверии московского концерта Vacuum Линдблум рассказал о своей жизни и работе сегодняшнего дня.
«Лента.ру»: У вас очень интересный Instagram. Вы в нем выкладываете очень длинные заметки, иногда дневниковые, порой — в виде структурированных размышлений обо всем на свете. Как он у вас таким получился?
Маттиас Линдблум: Несколько лет назад мы с моим другом Эдвардом Радзинским начали большой проект: я взялся писать мюзикл по одной из его книг. Во время работы над ним меня постоянно стали преследовать призраки, с которыми я провел очень и очень много времени. Голова разрывалась от мыслей. Чтобы не потерять какие-то из этих мыслей, я и начал писать большие сообщения в Instagram. Они были в первую очередь для меня самого. Но я был поражен, когда понял, что людям это тоже интересно.
Но ведь так всегда и бывает, нет? Сначала пишешь для себя, выкладываешь это куда-то в интернет — а потом, бац, и это читают люди.
Конечно, конечно! Но все равно довольно невероятно, что моих поклонников захватывают мои мысли. Вообще же, если сейчас в интернет что-то и выкладывать, то только вещи, которые идут от чистого сердца и раскрывают душу. Я думаю, что мой поток сознания в Instagram — это как раз и есть что-то от души. Вообще, я сам часто использую эти заметки — в основном для вдохновения. Я их очень быстро придумываю и записываю, а потом отправляю, без всякой редактуры. А затем, по прошествии времени, открываю их снова и нахожу для себя очень много важных и актуальных мыслей.
Получается, что это такой мудборд.
Да-да, это правильное слово. Интеллектуальный мудборд. Можно задаться вопросом, а зачем я вообще выкладываю эти заметки. Зачем ими занимаюсь? Наверное, ради того, чтобы кто-то еще — не только я — ими впоследствии вдохновился. В принципе моя задача как музыканта и как артиста — приносить людям вдохновение и наводить их на новые ощущения и мысли.
Да вы и в самих заметках часто пишете о вдохновении.
Я вам вот что расскажу. Одну из самых важных вещей в моей жизни мне сказал Эдвард Радзинский.
Так вот, в самом начале работы над нашим мюзиклом он поведал мне следующее: «Факты заменимы друг другом, но что действительно важно, так это эмоциональная истина». В музыке и в искусстве важны эмоции — и если они переданы правильно, если контекст вокруг них работает, то они сами по себе становятся правдой. Той самой эмоциональной истиной, о которой рассказал мне Эдвард. Чего мы достигаем после осознания эмоциональной правды? Вдохновения. Понимаете, о чем я говорю? Вот, скажем, есть Иисус Христос. Нет ни единого предметного доказательства его существования. Но поскольку мы существуем в культуре, где учения Иисуса Христа очень важны, то мы все равно знаем, что он существовал. Вот это и есть эмоциональная истина. Мне кажется, я немного сложно объясняю...
Да нет-нет, что вы, все предельно понятно. Ну и всегда приятно поговорить с человеком, у которого действительно сложные мысли. Но это ладно, лучше расскажите, как вы подружились с Эдвардом Радзинским. Представляя себе вас вместе, на ум приходит название старого фильма с Джеком Леммоном и Уолтером Маттау — «Странная парочка».
Ха-ха, да, я соглашусь, что, на первый взгляд, мы действительно выглядим как странная парочка. Но когда мы говорим, все совсем иначе. Наше знакомство началось, когда я прочитал книгу Эдварда о Распутине, не помню, какую именно (вероятно, The Rasputin File — прим. «Ленты.ру»). Мне всегда был интересен Распутин, история дома Романовых, все эти дела — но только благодаря книге Эдварда я в первые почувствовал себя практически настоящим свидетелем тех событий, о которых читал. Вдохновившись, я и мой коллега Андерс Воллбек отправились в студию, где у нас родилась песня по этой книге. Но слушая ее, я понимал, что мне ее мало. Хотелось создать что-то куда более обширное.
Мы прилетели в Москву и встретились с Эдвардом, чтобы предложить ему идею мюзикла. Эдвард был предельно открыт к такой идее, и в первую нашу встречу мы проговорили с ним семь часов подряд. Это был лучший разговор в моей жизни. Я почувствовал, что Эдвард мне верит, и думаю, что он почувствовал то же самое со своей стороны. В какой-то момент того вечера он заглянул своими глубокими голубыми глазами в мои глаза и сказал: «Маттиас, тебе придется иметь дело с призраками. И, ты знаешь, они наверняка пустят тебя к себе, поделятся своими секретами. Но я не знаю, смогут ли они тебя когда-нибудь отпустить».
Так что же, выходит, ваш мюзикл — это своеобразный сеанс экзорцизма? Пытаетесь сделать так, чтобы призраки вас отпустили?
Конечно. Вся работа над мюзиклом сопровождалась такой идеей. Мы опять с вами возвращаемся к теме эмоциональной истины. Я верю в то, что творчество — это ритуал. И в процессе этого ритуала нужно приносить себя в жертву. Нужно быть преданным творчеству — и быть вложенным в него по-максимуму, несмотря ни на что. Это абсолютно нормальный процесс.
Хорошо. Смотрите — Швецию, мягко говоря, не очень хорошо знают по мюзиклам. Расскажите, пожалуйста, какими мюзиклами вы вдохновлялись в процессе работы и какие мюзиклы изучали?
Когда я был маленьким, я постоянно ездил со своей мамой в Лондон, в Вест-Энд, смотреть мюзиклы. Вам, возможно, покажется странным следующее утверждение, но очень часто все эти прекрасные огромные постановки не производили на меня вообще никакого впечатления. Я даже иногда конкретно расстраивался: помню, меня очень разочаровал «Призрак оперы». Мюзикл должен быть чем-то большим, чем то, что вы видите и слышите. Он должен проникать вам в душу. Над нашим проектом работают удивительные российские режиссеры-постановщики, которые делают лучшее визуальное оформление сценических шоу в мире, но только их усилий нам бы было мало. В смысле музыки этот проект — точно лучшее, что мы с Андерсом вместе сочинили, но и этого было бы тоже мало для успешной постановки.
Вы говорили о том, что нужно приносить себя в жертву во имя искусства. Какие эпизоды жертвоприношения у вас связаны с вашим мюзиклом?
Я написал либретто абсолютно один, живя в хижине в горах, в Италии. Я рубил себе дрова, сам делал себе еду, никого не видел и ни с кем не общался. И ночами напролет я работал, а днем спал. Вы не можете поверить, насколько сильно такой опыт отзывается в вашей дальнейшей жизни.
Поскольку мюзикл основывается на историческом сюжете, вы наверняка использовали какие-то музыкальные отсылки к той эпохе, когда происходит его действие, так ведь?
Ну да, что-то подобное мы с Андерсом сделали. Но скорее мы больше были озабочены вопросом эмоциональной истины. Вот что, давайте, я расскажу вам одну историю. Давно, когда мы только готовились к активной работе над мюзиклом, я поехал в одно место в России, в один музей. Россия, кстати, это главная любовь моей жизни, необычайно дорогая мне страна. Так вот, я поехал посмотреть на историю вашей страны, на определенный сгусток этой истории — и перед поездкой Эдвард меня предупредил. Он сказал: «Если твои тургиды будут говорить неправду и ты это будешь знать, то не бойся их исправлять». И вот, я в музее. Женщина-гид ведет для нас, небольшой группы туристов, экскурсию. И вдруг она говорит что-то неправильное. Я ее исправляю — а она сразу делает мне замечание: мол, вы наверняка узнали все это из книжки Радзинского, в которой он так-то и так-то про все написал! Безусловно, она была права.
Я был только рад это сделать — и сделал, провел нашу группу по совершенно неизвестному мне доселе музею и рассказал об всем, чему он посвящен! Женщину мне, правда, было искренне жаль.
Среди людей, которые повлияли на вас как на музыканта, не очень много тех, кто за свою жизнь написал мюзикл. Дэвид Боуи, Дэвид Сильвиан — эти люди мюзиклов не сочиняли.
Нет, вы не правы, Боуи в самом конце жизни создал «Лазаря», очень интересный мюзикл!
Да, точно, как я мог забыть о «Лазаре». Простите. А как думаете, Дэвид Сильвиан мог бы сочинить мюзикл?
Не думаю, что это ему нужно. Точнее, не представляю, что он бы захотел взяться за это. Я сейчас параллельно с остальными делами заканчиваю работу над альбомом Энди Тейлора, бывшего гитариста Duran Duran. И вот в первый вечер сессий на Ибице я ему задал вопрос, который не мог не задать: «Энди, а ты знаешь Дэвида Сильвиана?» Он, естественно, оказался с ним знаком, но шапочно — и при этом рассказал мне, какое искреннее уважение он испытывает к Сильвиану за то, что тот отошел от очень предсказуемого пути поп-музыканта, занялся более экспериментальными вещами. Вот и мне кажется, что Дэвид — это скорее тот тип художника, который должен всегда проявлять собственную сторону и жизнь в творчестве. Ему будет сложно использовать нечто чужое как базис для своей работы. Это ни в коем случае не реплика против Дэвида Сильвиана, а констатация фактов. У меня нет такого. Никаких трудностей насчет того, что я пишу мюзикл по чужой книге, я в процессе работы не испытал.
Среди артистов, с которыми вы работаете, еще очень много тех, кто привносит театральность в музыку — а эта тема очень важна, когда мы рассуждаем о мюзикле как форме искусства. Расскажите, например, вы переняли что-то в этом смысле из работы с Тарьей Турунен?
Нет. Мы с Тарьей — это еще одна «странная парочка», как вы выразились. Но она меня ничему не учит, да и я ее не учу. Мы работаем вместе, потому что у нас головы и сознание устроены практически одинаково. Я вам еще кое-что скажу: меня всегда поражало, что у Тарьи совершенно фарфоровая кожа. От нее исходит сияние. Она, конечно, как и все мы, является человеком, но все равно не из этого мира. Главное, за что я ее уважаю — так это ее прекрасное понимание своей целостности как артистки. Она никогда не занимается теми творческими вещами, которыми не хочет заниматься. Мы с ней в этом плане тоже очень схожие люди.
А какими вещами вы не хотите заниматься? Что вам предлагают такого, от чего вы отказываетесь? Можете привести какой-нибудь пример?
Ох, примеров очень много. Каждое утро я обнаруживаю у себя в почте десятки имейлов от разных работников музыкальной индустрии: такой-то певец ищет авторов, таким-то артистам срочно нужна музыка, ну вы понимаете. Почти от всего я отказываюсь. Зацепить могут только очень особенные вещи. Надо сказать, что со мной не всегда так было.
Но, как это часто бывает, хватило всего лишь одного-единственного случая из жизни, чтобы прекратить так делать. Когда-то мы с Андерсом как Vacuum записали балладу Starting (When the Story Ended) — песню, которую я до сих пор считаю одной из вершин своего творчества. Одновременно мне предложили написать песню для одной очень популярной английской артистки. В тот день, когда ее песня моего сочинения заняла место в топ-10 британских чартов, я получил два звонка. Первый — от моего агента, который сообщил мне об успехе той самой вещи, которую я сочинил для другой артистки. Второй — от нашего с Андерсом ассистента, который рассказал, что Starting (When the Story Ended) вовсю играет на какой-то радиоволне где-то в Швеции. От первого звонка я не получил никаких эмоций вообще, хотя, по-хорошему, должен был радоваться. От второго я переполнился счастьем. С тех пор я думаю, что настоящий успех для артиста — это не деньги, не продвижение по карьерной лестнице, а только то, что на самом деле ему приносит удовлетворение.
Группа Vacuum выступит в Москве 7 марта. Концерт пройдет в клубе Adrenaline Stadium