В апреле в российский прокат выйдет один из самых звездных фильмов недавнего Берлинского фестиваля — «Неизбранные дороги» Салли Поттер, хитроумная психодрама с Эль Фэннинг и Сельмой Хайек, но прежде всего, с Хавьером Бардемом. Испанская звезда играет в этой картине страдающего деменцией ньюйоркца, в сознании которого разворачиваются невероятные истории о жизнях, которые он мог бы прожить. В них он предстает то счастливо живущим в Мексике семьянином, то плейбойствующим на греческом острове писателем. «Лента.ру» поговорила с Бардемом о том, каково это — сыграть сразу три роли в одном фильме.
«Лента.ру»: Как вы готовились к роли Лео, человека, который из-за болезни проводит почти весь фильм в галлюцинациях о жизнях, которые мог бы прожить?
Хавьер Бардем: Я в первую очередь внимательно слушал режиссера Салли Поттер — в конце концов, «Неизбранные дороги» вдохновлены ее личной жизнью: она много лет ухаживала за больным братом. Когда она в первый раз мне позвонила, я даже возмутился: «Я что, настолько стар, чтобы играть человека с синдромом Альцгеймера?». Думал, что я слишком молод для такого. Но я просто не знал о лобно-височной деменции — таком типе деменции, который нередко развивается и у тридцатилетних. И брат Салли был молод, одного со мной возраста. То есть тебе не обязательно должно быть семьдесят-восемьдесят лет, чтобы у тебя развилось это заболевание, чем-то напоминающее Альцгеймера, но куда более агрессивное. Так что я прислушивался к тому, что говорила Салли, — она знала о состоянии героя куда больше и направляла меня.
Разговоров с Поттер было достаточно?
Нет, конечно. Я хотел лучше понять, как живут люди с этой болезнью, и поехал в Бильбао, где находится испанская Ассоциация лобно-височной деменции. Провел там несколько дней — с ее сотрудниками, с родными пациентов, с самими пациентами. Все они были разными, но было несколько общих черт. Проблемы с памятью, проблемы с речью... В фильме мой персонаж говорит больше, чем мог бы произнести пациент с лобно-височной деменцией, — часто они вообще лишаются дара речи на всю оставшуюся жизнь. Но брат Салли, как она рассказывала, много говорил. Так что бывает всякое.
«Неизбранные дороги» во многом посвящены теме выбора, который мы иногда делаем, определяя свою дальнейшую жизнь. Какие из ваших решений сильнее всего повлияли на то, как сложилась ваша жизнь?
Не знаю... Я скорее придерживаюсь идеи, что мы приходим к тому, к чему приходим, из-за множества маленьких случайностей, большинство из которых нам неподконтрольны. Да, время от времени нужно совершать какой-то выбор — но случайности определяют куда больше. Так однажды я просто составил компанию своей сестре-актрисе, когда она поехала на пробы для фильма под названием «Возрасты Лулу». Я сидел и ждал ее, а когда она вышла, вместе с ней был директор по кастингу — и говорит: «Ты следующий?» А я: «Нет-нет, что вы, я не актер». А он настоял. Я подумал: «Если за это платят, почему бы и нет». В общем, я поработал более-менее статистом на этом фильме, просто ради денег. Но благодаря этому я попал в фильм «Ветчина, ветчина».
Или вот другая случайность. Я был в Нью-Йорке и пошел на вечеринку, организованную кинофестивалем Сан-Себастьяна. Мне не хотелось идти, я был ужасно уставшим, плохо себя чувствовал и согласился только потому, что обещал работающей в дирекции фестиваля подруге. А на этой вечеринке оказался Джулиан Шнабель. «Хочешь сняться в моем фильме?» Ну да, наверное. Он дал мне месяц на подготовку, и потом мы сняли «Пока не наступит ночь» — фильм, который сделал меня известным за пределами Испании. Опять все из-за стечения обстоятельств!
Вы часто говорите, что соглашаетесь на роли, чтобы столкнуться лицом к лицу с теми или иными сложными эмоциями или страхами. Какими они были в случае «Неизбранных дорог»?
Наверное, самым большим вызовом было поверить в то, что ты находишься в состоянии, в котором твое сознание абсолютно оторвано от тела. Найти это состояние, попасть в него — и убедить себя, что ты не замечаешь ничего вокруг. А ведь съемочная площадка — это очень шумное место, особенно в независимом кино. У нас было всего 20 съемочных дней на все про все. А на сюжетную линию с дочерью Лео — и вовсе лишь шесть дней. Бум! Не хватает бюджета, не хватает времени, не хватает людей в группе — так что ты должен быть сосредоточен, чтобы не совершать ошибок. А ведь мой герой находится не в напряжении — напряжение как раз сыграть несложно. Напротив, он слишком вял, не в себе, почти как амеба. Если бы рядом в роли дочери была актриса не такая талантливая, как Эль Фэннинг, я бы переживал за результат намного сильнее. Но она справлялась на ура.
При этом вы в «Неизбранных дорогах» играете по сути три роли — не только Лео в состоянии деменции, но и две его воображаемые жизни. Это же неплохая метафора актерской профессии, предполагающей постоянные трансформации ради роли, перевоплощения из одного образа в другой.
Мне не приходило это в голову, когда мы работали над фильмом, но это правда, да. Вообще, конечно, все актеры об этом мечтают — в каждой новой роли меняться до неузнаваемости, прежде всего даже внутренне, чем внешне. Но в реальности это невозможно. Мы привносим в каждую роль себя — свой опыт, свои страхи, свои возможности, свой голос, свое лицо. Все это поменять драматическим образом невозможно. Да, есть исключения, как Дэниел Дэй-Льюис, большой мастер и настоящий гений. Я восхищаюсь его перевоплощениями, но не могу представить, что смогу так сам. Если я буду в образе 24 часа в сутки на протяжении шести месяцев, то сойду с ума. Не знаю, как он это делает! Наверное, поэтому он так редко снимается. Потому что это огромный труд.
Я на днях занимался со своим диалект-тренером, которая помогает мне с правильными акцентами для ролей, и она мне рассказала историю о другой своей ученице — знаменитой актрисе определенного возраста, имя которой я из уважения не буду называть. Эта актриса недавно потеряла дочь — и на занятии, во время разговора, неожиданно сказала: «Вот это горе, которое я испытываю — оказывается, я всегда неправильно его раньше играла. Если бы мне нужно было изобразить боль, которую я сейчас чувствую, взаправду, то я бы не смогла. Не выдержала бы и пяти минут». Так что есть территории, куда даже нам, актерам, лучше не заходить: реализм такого уровня, который невыносим и для нас, и для зрителей. Мы поэтому должны воображать, представлять себе что-то, фантазировать на тему. Вот и я на «Неизбранных дорогах» не мог включить режим «деменция» на целый рабочий день, нет. Все, что мне оставалось, — это пытаться представить, каково это. Удовольствие же — в том, как сутки спустя ты оказываешься в Мексике и играешь уже что-то совсем другое, в сценах, развивающихся в воображении Лео. Это как игра в детстве, когда ты в одну секунду изображаешь что-то одно, а в следующую — уже что-то совсем другое. Переключаешься мгновенно и не задумываясь, без суждений и рефлексии.
Мы, взрослые, так уже не можем. Скованные своими страхами, опасениями, заблуждениями и прежде всего — необходимостью оправдывать свои действия. Необходимостью объясниться: «Да, я делаю вот это, но я на самом деле не такой». Вместо того чтобы просто действовать. Нужно сыграть убийцу? Вперед, играй. Но ты начинаешь пробираться через дебри сомнений и размышлений о том, что ты-то хороший человек, ты-то не способен никого убить. Дети не такие. Они берут и действуют. И чтобы во взрослом возрасте играть в такие игры, нужно уметь быстро забывать, освобождать сознание от багажа. Это совсем не легко.
Вы все еще посещаете психотерапевта? Это помогает добиваться нужных эмоций?
О да, я из тех, кто верит в терапию. Хожу к терапевту время от времени, когда мне это кажется необходимым... Ну, вот я же хожу в тренажерный зал, когда мне нужно набрать форму перед фильмом. Точно так же я хожу и к терапевту, чтобы тренировать сознание, чтобы оно не заплывало жиром. В процессе ты как будто вытаскиваешь из себя эмоции, воспоминания, страхи — и выпрямляешь их на столе перед собой. Приводишь себя в чувство то есть. Я верю в то, что это необходимо каждому. Особенно актеру — потому что это его инструменты. Что если тебе нужно сыграть эмоции человека, ребенка которого только что сбила машина? Ты точно не станешь воображать подобное в собственной жизни. Я запрещаю себе даже задумываться о собственных детях в такие минуты. (После паузы) Это чудовищно, это больная, нездоровая хрень. Поэтому ты пытаешься представить себе эти эмоции как таковые, в отрыве от вызвавшей их ситуации. И для этого тебе нужно знать, какие чувства в принципе внутри тебя есть. Терапия в этом помогает, позволяет от каких-то эмоций избавиться, какие-то новые добавить, если нужно.
А когда во время терапии всплывают неприятные чувства — те, которых вы бы не хотели испытывать, что вы делаете? Стремитесь от них избавиться?
Я с ними работаю. Но в целом я в порядке. Мне 51 год. Хорошо это или плохо, но я в мире с самим собой и принимаю себя (осекается). Ох, что я о себе возомнил... Это, конечно, перебор — говорить, что я себя принимаю таким, какой я есть. Я стараюсь себя принимать.
«Неизбранные дороги» выйдут в российский прокат 23 апреля