Европа приостановила из-за пандемии все процедуры для беженцев и соискателей убежища. Миграционные власти Франции не рассматривают никаких прошений на получение статуса, и в то же время перенесли на неопределенный срок все депортации. В такой неопределенной ситуации «зависли» и ЛГБТ-беженцы с Северного Кавказа, покинувшие Россию из-за смертельной угрозы со стороны своих родственников и соплеменников. История одного из таких беженцев — в материале «Ленты.ру».
Илья, недавно получивший убежище во Франции, признается, что не знает, как жить дальше. Он работает визажистом, но уже полмесяца как не может выйти из дома и заработать денег — нарушение карантина карается штрафом в размере 135 евро.
Илье чуть больше 20 лет. Он просит не указывать свой точный возраст, имя и российский город, где он родился (данные в распоряжении редакции — прим. «Ленты.ру»). Единственное, что он разрешает упомянуть, — это родной регион: Северный Кавказ.
Несмотря на получение официального европейского статуса, Илья даже на условиях анонимности говорит очень осторожно — контраст на фоне его недавнего интервью одному из европейских каналов с открытым лицом и настоящим именем. Он опасается любых контактов, связанных с Россией, потому что больше всего боится, что его узнает и найдет семья.
Илья рассказал, как все 18 лет жизни в семье он подвергался насилию. С самого детства мальчик был «слишком феминным»: с двух лет называл себя девочкой, спрашивал, почему у него нет косичек и почему ему нельзя ходить в женской одежде. Это провоцировало гнев всей семьи — и особенно отца, который занимался политикой. На Северном Кавказе нетипичное поведение сына плохо сказывалось на репутации главы семьи.
«Иной раз отец мог меня ударить так, что я отлетал на полкомнаты. А как-то раз родители вообще изолировали меня на целый год, чтобы я не выходил из дома и не позорил их. (...) Сейчас мне удивительно, как я там выжил», — вспоминает Илья.
Такая изоляция привела к тому, что он не получил никакого социального опыта. Илья практически не общался со сверстниками и вплоть до совершеннолетия не знал, как назначить визит к врачу, что такое налоги или зарплата, как искать работу, как поступить в университет и что такое документы вообще.
Как только Илья получил аттестат и сдал ЕГЭ, он сбежал в Санкт-Петербург. В тот момент ему было 18 лет. Это было импульсивным решением. «Даже не знаю, почему именно туда. Я был на грани суицида, погряз в отчаянии, устал от всего. Но в Питере я впервые столкнулся с тем, что не знал, как функционировать в обществе. Единственное решение, которое мне пришло в голову, это использовать свое тело. Это единственное, что я знал», — признается он.
О своем опыте проституции он не хочет говорить подробно. Уточняет: сумев накопить денег, начал думать, как выбраться из ситуации и перестать торговать собой. Илья смог поступить в университет на психолога, продолжая скрываться от родных. Вуз он не окончил.
Все шло относительно спокойно, пока в 2018 году, перед защитой диплома, в университет не пришел запрос от полиции. Выяснилось, что в родном городе Ильи его объявили в розыск за изнасилование женщины. «Обвинения были смешными и абсурдными. Было бы более правдоподобно, если бы сказали, что я изнасиловал мужчину. Но я понял, что в одиночку мне не справиться», — говорит Илья.
Он обратился за помощью в российскую ЛГБТ-сеть, но помощи там не нашел. «Мне отказали, думаю, из-за того, что я не из Чечни и у меня не “стопроцентный кейс”, нет смысла тратить на меня деньги, мой случай не поднимет статистику», — предполагает парень.
Тем временем родственники вычислили его местонахождение. Илья начал искать укрытие и уехал в Москву. Сначала он нашел место в убежище для ЛГБТ-людей, но потом ему пришлось продолжить поиски. «Однажды вечером я бродил, не зная, куда податься, и наудачу зашел в лесби-бар. Я не знаю, почему я не подумал про гей-бар, пришел в лесбийский. Неожиданно там я нашел поддержку. Заговорил с девушкой, объяснил, в какой я беде, и она не оставила меня на улице», — рассказывает он.
В сообществе ему подсказали контакты сотрудницы ассоциации Urgence Homophobie во Франции Саши Двановой. Та прислала приглашение для французской визы. Так Илья смог покинуть Россию.
После побега родственники отслеживали его по аккаунтам в соцсетях. Свой номер он сменил, как только выехал.
Французская ассоциация помощи ЛГБТ-беженцам Urgence Homophobie (фр. «Скорая помощь при гомофобии» — прим. «Ленты.ру») принимает людей из разных стран, преследуемых из-за сексуальной ориентации. Тем, кто обратился за убежищем, помогают.
Организация появилась в 2017 году, после того как российская «Новая газета» опубликовала историю о преследовании геев в Чечне. Тогда в министерстве иностранных дел Франции возникла идея поддержать структуру, которая помогла бы принять беженцев из их числа. Это совпало с инициативой группы парижских актеров и режиссеров, создавших общественное движение, чтобы привлечь внимание к проблеме: те выступали против преследования из-за сексуальной ориентации в Восточной Европе. В итоге движение трансформировалось в ассоциацию.
Французский МИД стал гарантом приема первых кавказских ЛГБТ-беженцев на территории страны. В первые два месяца работы география расширилась: на попечении ассоциации появились беженцы из Кот-д’Ивуара, Сенегала, Бразилии и многих других стран.
До объявления карантина из Чечни действительно поступало много обращений: кто-то приезжал с туристической визой, кто-то бежал через Сербию или Польшу.
Правозащитники отмечают: мужчинам проще вырваться из кавказских республик. В традиционных обществах, где гомосексуальность преследуется, гораздо жестче контролируют женщин. Например, в Нигерии тенденция в этом плане такая же, как в Чечне.
Возможно, поэтому женщины-беженки осторожнее мужчин — те периодически используют неофициальный транспорт (как правило, нелегально курсирующие по Европе маршрутки), чтобы побывать на родине, несмотря на грозящую им расправу. Так, один 20-летний чеченец-гей, имевший вид на жительство и практически уже получивший французское гражданство, поехал в Чечню. На рынке в Грозном у него украли сумку с документами. Он стал искать способы вернуться, ему смогли помочь, но спустя некоторое время опять заметили в Грозном. Сейчас его судьба неизвестна.
Большинство кавказских народов существуют в режиме клановой системы, рассказывает Дванова. Из-за этого отдельному представителю сложнее укрыться в той европейской стране, где уже живут земляки: информация мгновенно распространяется внутри общины. Беженцы предпочитают ограничивать контакты с соплеменниками ради собственной безопасности.
Сбежавших чеченцев обычно разыскивает и семья, и власти, чтобы не только «смыть позор» с рода, но и предотвратить распространение информации о том, что геи в Чечне все-таки существуют. Она идет вопреки официальной позиции руководства региона, поясняет сотрудница французской ассоциации.
Правозащитники помогают беженцам сменить документы и личные данные, включая имя и фамилию, инструктируют, как избавиться от цифрового следа. Кроме того, они помогают обрести новый круг общения, чтобы те смогли найти свое место в нейтральной среде, подбирают жилье и дают немного денег.
«Один из соискателей убежища прошел через пытки и тюрьмы у себя на родине. Само собой, в заключении у него забрали телефон. Когда мужчину выпустили, мобильный вернули — именно с ним он приехал в Европу и поменял SIM-карту. Правозащитникам на всякий случай сказал, что телефона с собой нет. Но ему продолжали приходить угрозы и проклятия с чеченских номеров. Когда мы выяснили, в чем дело, то купили новый телефон и создали другие аккаунты в соцсетях», — рассказывает Дванова.
Еще два-три года назад государственная система приема беженцев во Франции не была адаптирована к специфическим надобностям ЛГБТ-людей: проблемам, связанным с безопасностью, нуждам транс-людей по медицинскому сопровождению, корректному оформлению документов. Но сегодня ассоциация принимает и сопровождает около 150 человек ежегодно. В 2019 году через ассоциацию прошли представители 23 национальностей. Общественники активно сопровождают беженцев из восемнадцати стран, в том числе перуанцев, угандийцев, сальвадорцев — редких для Франции гостей. Среди них — несколько десятков человек из кавказского региона России (в 2019 году россияне составляли 20 процентов от числа просителей).
По словам Двановой, более 90 процентов подопечных ассоциации получают положительный ответ в первой инстанции, а вместе с ним статус беженца, вид на жительство и возможность начать достойную жизнь: выбрать профессию и решить проблемы со здоровьем.
Спустя какое-то время после приезда у большинства начинаются депрессивные эпизоды и другие психологические проблемы: на груз травм, полученных на родине, накладываются типичные эмигрантские переживания.
Так произошло и с Ильей: во Франции, по его словам, у него начался тяжелый период жизни. Поначалу он жил у людей, которые приняли его в своей семье. Когда Илья почувствовал, что преследования позади, внутренние обиды и прежние унижения начали уничтожать его изнутри.
Русскоязычные психологи во Франции — редкость, особенно те, кто готов работать с просителями убежища и принимать оплату по социальной страховке, а не из кармана клиента. К тому же среди них много мигрантов из бывшего СССР, которых не назовешь дружелюбными к геям. Проблемы есть и со стороны самих беженцев: часть из них не видит разницы между психологом и психиатром и боится снова столкнуться с карательной психиатрией, которой их уже пытались «вылечить» на родине.
Саша Дванова нашла для Ильи психолога в Лионе. Сначала это не помогло: беженец предпринял попытку самоубийства. Тогда психолог направила его в центр профилактики суицидов, где мужчине выписали сильные антидепрессанты. Спустя некоторое время Илья нашел другого психолога, с которым ему удалось справиться с проблемами.
«После занятий с ней у меня произошла, можно сказать, полная смена личности, настоящий переворот сознания. В России я был забитым мальчиком, который мог заплакать просто от того, что его тварью назовут. А сейчас, видя малейшее неуважение к себе, я ставлю человека на место. Иногда бываю резким, но не перегибаю палку», — говорит Илья.
Среди кавказских диаспор в Европе бытует мнение, что ЛГБТ-людям с Кавказа проще получить статус беженца, и этим многие пользуются. Однако в Urgence Homophobie с этим не соглашаются. По опыту правозащитников, в каждой социальной группе соискателей есть своя специфика, которая учитывается офисом по защите прав беженцев и апатридов.
Он работает в соответствии с Европейской конвенцией по правам человека и Женевской конвенцией. В них прописаны четкие критерии, кого признавать беженцем, а кого — нет. Один из них — установленная принадлежность к определенной социальной группе, которая подвергается притеснениям в стране выезда. Рассматривая заявку, чиновники проводят интервью, изучают письменное досье, проверяют принадлежность человека к социальной группе. Один из ключевых вопросов, которые они задают представителям ЛГБТ любой национальности: в какой момент и как именно вы осознали, что вы гомосексуальны?
У чиновников офиса есть методика, как проверить и установить, насколько беженец искренен: притвориться кем-то, чтобы бежать, довольно сложно. Особенно настороженно чиновники относятся к тем, кто бежит от преследования по религиозному признаку: часто это радикальные мусульмане, которых могут подозревать в экстремистских настроениях. Для таких просителей существует иная система проверки со своими сюжетами.
У самой ассоциации Urgence Homophobie нет задачи проверять, действительно ли обратившийся относится к ЛГБТ-людям, поскольку это работа офиса по приему беженцев, говорит Дванова. Однако правозащитники все равно замечают, насколько честен обратившийся. Пока им не попался еще ни один «фальшивый» гей с Кавказа.
Еще одна проблема претендентов на статус беженца — долгие процедуры, начиная с этапа регистрации заявки. Франция признает приоритет международного права, но в реальности ход каждого дела непредсказуем. Государство позволяет себе вольности на правах одной из стран-основательниц Евросоюза — в том числе, и по поводу приема беженцев. Из-за этого Париж вынужден платить штрафы в казну ЕС буквально каждый год. Зависнуть в бумажной волоките можно на год-полтора.
В пакет материальных условий приема входит возможность получить жилье и пособие, но фактически число мест в центрах приема беженцев, общежитиях и квартирах ограниченно. Согласно официальной статистике, во Франции на жилье могут рассчитывать лишь около половины просителей. Часто приезжие работают нелегально, из-за чего в любой момент могут лишиться заработка.
Но еще никого из них не депортировали из Европы, с гордостью говорит Дванова. Хотя среди обратившихся есть и такие, кто прошел все возможные инстанции и получил отказ, они все же нашли работу и готовятся к процедуре легализации уже на этом основании.
У ассоциации нет постоянных грантов: бюджет формируется из частных пожертвований. Члены творческого коллектива, стоявшего у истоков организации, остаются ее активными партнерами. Примерно раз в год они устраивают для нее благотворительные концерты с участием знаменитостей.
В связи с беспрецедентными карантинными мерами из-за пандемии коронавируса французские власти постановили автоматически продлить срок действия всех удостоверений мигрантов. Просителям убежища тоже разрешили остаться в стране. И даже если документы просрочены, как минимум до середины июня по ним можно легально находиться в Европе.
Однако тем, кто уже имеет право на получение пособия беженца, но не успел получить подтверждение, не повезло: они не могут покинуть страну по соображениям безопасности, но и государство не может выделить для них денег.
Среди таких людей оказался и Илья. Он признается, что пока не знает, как быть дальше. Единственное, в чем он уверен, — это в том, что назад не вернется. После того как мужчина встретил людей, которые совершенно искренне помогли ему встать на ноги, у него появились силы жить дальше даже в условиях неизвестности.
«Обратившись к правозащитникам во Франции, я увидел эту магию — отношения между человеком, который просит помощи, и теми, кто откликается. Они абсолютно разные тут и в России. Там были зависимые отношения, где меня унижали, но я терпел, чтобы чувствовать хоть какую-то любовь, даже если ее не было. Здесь же я почувствовал, что пришел к людям, чья работа — это забота о тебе, решение твоих проблем», — объясняет он.
У Ильи также появились отношения, которые сильно отличаются от тех, которые были в России. Это произошло после того, как он обрел уверенность в самом себе во время психотерапии. «Поэтому, если я перееду сейчас в Тунис или в Америку, мне будет одинаково комфортно. Меня мое положение никогда не устраивало, и я делал все для того, чтобы оно начало меня устраивать. И сейчас я пришел к этому — я в максимальной гармонии с собой», — уверен Илья.