Пандемия коронавируса вскрыла не только системные проблемы со здравоохранением во всем мире, но и проблему гендерного насилия: миллионы женщин оказались заперты в своих жилищах с домашними тиранами. Это ожидаемо привело к тому, что они стали чаще подвергаться насилию и погибать — такую тенденцию особенно четко фиксируют в странах Латинской Америки. В Мексике, к примеру, только с начала года в результате домашнего насилия погибли без малого 400 женщин. В Испании проблемой так называемых фемицидов (убийство женщины в результате гендерного насилия) уже много лет занимается организация Feminicidio.net: она предает огласке такие случаи и следит за решением проблемы на официальном уровне. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Дарья Федоринова поговорила с юристкой организации и автором книги о жертвах гендерного насилия Марией дель Мар Даса Боначелой. Она рассказала об особенностях таких преступлений, как фемициды, их жертвах и о том, как начать борьбу с этой проблемой в России.
«Лента.ру»: Всегда ли фемицид совершает мужчина?
Мария дель Мар Даса Боначела: Это спорный вопрос. В большинстве случаев это действительно так. Однако представьте себе ситуацию, когда речь идет о торговле людьми с целью сексуальной эксплуатации, и главная там женщина. Если она убьет свою жертву, это тоже будет фемицид. Другой пример — смерти девочек и женщин, связанные с процедурой женского обрезания. Это тоже фемициды, и чаще всего такие операции делают как раз женщины, а не мужчины.
Любое ли убийство женщины можно считать фемицидом?
Фемицид — это убийство женщины за то, что она женщина. Если женщина погибнет во время террористической атаки, не направленной непосредственно против нее, или во время вооруженного ограбления, это, конечно, будет убийство, но не фемицид. Хотя такое определение — тоже своего рода упрощение. Фемицид — очень комплексное понятие. Он может быть спровоцирован массой причин. Тут и темы материнства, ухода за детьми, контроль в публичных местах — это лишь небольшой список причин.
Это очень новая тема даже для самых развитых стран. В испанском уголовном кодексе термина «фемицид» нет (он появляется только в законодательствах отдельных регионов). Убийство по гендерным причинам фигурирует только как общее отягчающее обстоятельство в статье об убийстве. Причем этот пункт появился лишь в 2015 году, до этого отягчающим считалось убийство по причинам дискриминации — гораздо более абстрактное понятие.
А что плохого в общих отягчающих?
Закон в данном случае должен служить для более глубокого понимания проблемы, потому что ее не решишь, просто посадив убийц. Поэтому важно понимать, какие существуют типы фемицида, чтобы точнее разобраться в ситуации.
Дело в том, что фемицид — это высшая точка гораздо более широко распространенного гендерного насилия. И без четкой классификации и статистики невозможно понять реальную проблему.
Из-за этого официальная статистика ниже той, которую собирает Feminicidio.net?
На официальном уровне в статистику попадают только случаи так называемого фемицида со стороны интимного партнера, все остальные остаются вне ее. Поэтому это одно из направлений нашей борьбы — рассказать обо всех случаях, независимо от того, произошли они внутри семьи или нет. Так, например, вне официальной статистики оказалось громкое дело Лауры Луэлмо, которую изнасиловал и убил сосед. Это, безусловно, фемицид, однако нет закона, который бы назвал вещи своими именами. Также мы часто сталкиваемся с убийствами матерей. Нужно указывать обществу на эти проблемы.
Полноценной статистики по фемицидам пока нет ни в одной стране мира. В большинстве стран, где собираются хоть какие-то данные, как это делается в Испании, — считаются только случаи убийств женщин их партнерами. Пожалуй, единственная в мире организация, которая собирает более полную статистику — Организация американских государств. Несмотря на то что в Латинской Америке в принципе выше уровень насилия, в отчеты о фемицидах попадают не только убийства партнеров. Эти цифры очень нужны, потому что только так можно показать общий объем гендерного насилия, причина которого — мачизм.
Испанское законодательство пока определяет как гендерное насилие только то, что с потерпевшей женщиной делает ее партнер или бывший партнер. Это очень ограниченное определение, лишь один из аспектов. То есть закон упоминает только небольшую часть проблемы, оставляя все остальное за скобками. Мы сейчас боремся за то, чтобы реформировать закон и включить в него и остальные типы гендерного насилия.
В связи с карантином увеличилось количество фемицидов?
За последние несколько лет в Испании совершается примерно один фемицид со стороны интимного партнера в неделю (около 50 в год). По нашим данным, за полтора месяца с начала карантина 14 марта произошло три подобных случая, что в принципе находится в пределах средних значений.
Сейчас проблема в том, что женщины оказались круглые сутки заперты со своими агрессорами. Конечно, принимаются различные меры, чтобы как-то улучшить их положение. Например, поход в полицию для того, чтобы написать заявление, является уважительной причиной для выхода из дома. У меня уже был случай, когда женщина заявила о домашнем насилии, и ее партнера забрали из дома. Но сейчас у жертв действительно гораздо меньше пространства для маневра.
В такой ситуации ее партнер понимает, что уже ничего не исправить, он окончательно потерял контроль над своей жертвой. И он может решиться на действия. Пока решение уйти не принято и не озвучено, ситуация находится более или менее под контролем, и агрессор вряд ли приведет в исполнение свои угрозы.
Кто находится в группе риска?
Как раз те женщины, которые озвучивают свое окончательное решение о разрыве отношений. С точки же зрения процессуальной, среди тех, кто уже обратился к властям за помощью, сложнее всего иностранкам. На это указывает очень высокий по всей стране процент отозванных иммигрантками заявлений. Это значит, что с ними не очень хорошо обращаются в органах.
Плюс тут играет важную роль культурный шок. Часто люди, которые приезжают из стран со строгими патриархальными законами, тяжело вливаются в более свободный строй. Женщины видят альтернативу, хотят изменить свою жизнь, но сталкиваются с патриархальными взглядами своего партнера.
Когда я работала в центре помощи жертвам насилия, у меня была клиентка из Нигерии. Ее муж как-то заявил, что она, видимо, почувствовала себя белой. На что та ответила, что почувствовала себя человеком. Вот такая история.
Как-то можно защитить женщин от домашнего насилия во время карантина?
Подобных мер сейчас меньше, чем обычно. Однако экстренные центры, консультации и центры временного размещения продолжают работать. Также есть мобильные приложения для мгновенного оповещения полиции: если у женщины есть доступ к телефону, она может моментально сообщить о происходящем и попросить о помощи.
На Канарских островах запустили инициативу «Медицинская маска 19», благодаря которой в борьбу с домашним насилием включились аптеки. Если женщина приходит в аптеку и просит «медицинскую маску 19», фармацевт обязан тут же вызвать полицию. Эта инициатива, кстати, распространилась и на другие автономные области и даже страны: например, ее применяют во Франции.
А если доступа ни к телефону, ни к ближайшей аптеке у женщины нет?
Я состою в платформе против гендерного насилия в Гранаде. В первый же день карантина рано утром мы подняли вопрос: что делать женщинам, которые оказались запертыми с агрессорами? И мы пришли к выводу, что ключевой компонент решения проблемы сейчас — соседи.
Многие продолжают жить в старой парадигме о том, что это личное дело каждого. Однако со времен диктатуры положение женщины в обществе изменилось, она свободна, ей не надо получать разрешение мужчины, чтобы работать. Если человеческая жизнь в опасности — это общее дело.
Мы проанализировали данные Генерального совета судебной власти, и оказалось, что пока чаще всего заявление о гендерном насилии подает жертва. Небольшой процент заявлений пишут родственники и совсем уж ничтожный процент приходится на третьих лиц. Нужно работать над уровнем общественного участия в этом вопросе.
По данным независимой российской группы «Нет фемициду», в России ежегодно фиксируется более тысячи таких убийств — более трех ежедневно, и это только то, что попало в прессу. Какие меры вы бы рекомендовали принять, чтобы снизить эту ужасную статистику?
Так как фемицид — крайняя форма насилия в отношении женщин, эту проблему нельзя пытаться решить в отрыве от контекста. Во-первых, надо максимально предавать все случаи огласке, чтобы общество осознало свою же проблему. Надо начинать работу с образования и дальше на всех уровнях бороться за равноправие.
Мне кажется ужасным то, что происходит в России с ЛГБТ-сообществом, и в основе лежат те же причины, что и у насилия в отношении женщин. Гомосексуалы не отвечают традиционному патриархальному распределению ролей. Если ты выходишь за эти рамки, тебя наказывают. Это точно такое же преступление против прав человека, как насилие над женщиной дома или сексуальные домогательства на работе.
Нужно бороться против корня проблем, а их не решишь простой сменой законодательства и ужесточением уголовной ответственности. Нужно начинать с образования, воспитывать детей в ценностях равноправия, принимать феминистские политики и реформы во всех областях.
Я сейчас работаю юрисконсультом в женском центре. Недавно разговаривала с клиенткой, с которой плохо обращается муж. К счастью, до рукоприкладства не дошло, но налицо факт психологического насилия: он ее оскорбляет, унижает и угрожает ей. Однако в полицию она заявлять не хочет, потому что у них общий ребенок. По ее словам, у них в доме все в порядке, пока она все делает: готовит, убирает, стирает, ухаживает за ребенком и так далее, а муж спокойно отдыхает. Проблемы начинаются, когда она предлагает разделить обязанности. Эта история тоже про равноправие: то, что ты мужчина, не значит, что тебе не полагается делать половину работы по дому.
Очень важно, чтобы у детей были женские ролевые модели. Но даже сегодня берешь в руки школьный учебник и видишь там истории только про мужчин. Это не значит, что женщины не сделали ничего великого, это значит лишь то, что их заслуги всегда преуменьшались или и вовсе оставались в тени. В то же время сегодня проводят массу исследований, чтобы вытащить их на свет и рассказать об этом людям.
Как бы выглядело идеальное законодательство в вопросах гендерного насилия?
Самым важным мне кажется символическое значение отягчающего обстоятельства. Как только в испанском законе немного ужесточили наказание за гендерное насилие по сравнению с домашним насилием, люди, придерживающиеся патриархальных взглядов, всполошились.
Однако важно чуть более жесткое наказание осужденного по этой статье, важно, что это позволит понять, сколько насилия сегодня присутствует в нашей жизни. Важно показать, сколько совершается фемицидов. Это единственный способ сделать тему болезненной для общества и призвать его что-то изменить. Я считаю, что вместо ужесточения наказания надо работать над тем, чтобы информировать людей.
Среди прочего я с недавнего времени провожу анализ статистики Генерального совета судебной власти о гендерном насилии. Мы изучаем их данные для того, чтобы понять, как судебная власть решает эти вопросы. Мы смотрим на количество заявлений о гендерном насилии, сколько из них уходят в архив, сколько женщин отказываются продолжать работу по делу, сколько выпускается защитных ордеров.
И, конечно, нас интересует соотношение количества заявлений и обвинительных приговоров. В конечном итоге мы получаем около 80 процентов заявлений, которые ни к чему не приводят. Тогда мы анализируем каждый регион в отдельности и видим, что проблемы везде разные. К примеру, где-то стабильно плохо обращаются с жертвами: большинство заявлений сразу отправляется в архив, выпускается очень мало защитных ордеров.
А сам Генеральный совет не анализирует свои же данные?
Он это делает, но очень поверхностно, однако постепенно подход становится более глубоким и осмысленным. Хочется думать, что тут повлияли наши анализы и отчеты, но явно это не единственная причина. Мы заметили, что с повсеместным распространением феминистского движения в последние годы показатели начали понемногу улучшаться, повысился уровень осведомленности.
Это работает так: люди, принявшие идеи движения и работающие в судебной власти, начали замечать, что многое в системе делается неправильно. И теперь в таких случаях люди чаще пишут жалобы в Генеральный совет, чем продолжают молча наблюдать за ситуацией.
Существует ли какой-то универсальный протокол решения проблемы гендерного насилия?
Я уверена, что нет. Именно об этом я написала свою докторскую диссертацию, по которой затем выпустила книгу «Слушать жертву». Там я пишу, что не существует ни двух одинаковых жертв, ни двух одинаковых агрессоров. Поэтому настолько важно слушать жертву. Ни один человек на свете не знает лучше нее, что произошло и что ей нужно, чтобы решить проблему.