Стюре Бергваля, также известного как Томас Квик, называли первым серийным убийцей Швеции. Его считали психопатом, людоедом и педофилом-насильником, однако на самом деле он просто выдумал все свои преступления, просто долгое время никто не удосуживался проверить его слова. История о невероятном юридическом скандале — в материале «Ленты.ру».
41-летний Стюре Бергваль в очередной раз угодил в психиатрическую больницу в 1991 году. Дело было так: ему очень нужны были деньги после того, как он поссорился с совладелицей своего табачного ларька и вышел из бизнеса. Бергваль не придумал ничего лучше, как вместе с 18-летним сообщником по имени Патрик ограбить банк в шведском городе Фалун. Они ворвались в дом главного бухгалтера банка и взяли его семью в заложники, а чтобы их не узнали, надели маски Юлтомтена — местного Деда Мороза — и черные шапки. Для пущей конспирации Бергваль говорил с финским акцентом.
План, возможно, сработал бы, если бы Бергваль много лет подряд не был клиентом этого банка. Более того, его разорившийся табачный киоск находился в соседнем доме, поэтому его прекрасно знали все сотрудники. Преступников быстро опознали; сообщника Бергваля отправили в тюрьму, а его самого после судебно-психиатрической экспертизы — в Сэтерскую больницу для признанных психически больными преступников.
Для Бергваля это была не первая принудительная госпитализация в психиатрическую больницу. Впервые его заперли в подобном медучреждении в 1970 году после того, как поймали на сексуальных посягательствах в отношении четырех несовершеннолетних мальчиков. Ему тогда было около 20 лет. Через год его выписали с испытательным сроком и отправили учиться, но в высшей школе он попал в компанию гомосексуалов, злоупотреблявших наркотиками и алкоголем.
После ряда выходок его опять госпитализировали, затем снова выписали, но в 1974 году Бергваль напал с ножом на знакомого и попал в лечебницу. В 1977 году его выпустили из больницы: доктора писали, что пациент осознал, что приставать к мальчикам непозволительно, и полностью отказался от наркотиков и алкоголя. С 1982 года он открыл табачный ларек вместе с братом, разорился, открыл новый с матерью Патрика и жил припеваючи, пока не рассорился и с ней. После этого он решился на ограбление.
В то время в моду вошли истории о серийных убийцах — на экраны вышел фильм «Молчание ягнят», а в печать — роман «Американский психопат». Бергвалю очень понравился образ маньяка-интеллектуала, и он решил примерить его на себя, чтобы привлечь внимание врачей. Едва ли он догадывался, чем это закончится.
Упросить врача на психотерапию оказалось не так просто — медикам из клиники было чем заняться. Однако Бергваль ухитрился убедить доктора Челя Перссона, что его одолевают суицидальные мысли. Поначалу медики относились к его словам с недоверием. Тогда Бергваль решил почитать последние статьи по психологии и узнал, что последним писком моды считается поиск травматичных воспоминаний из раннего детства пациента.
На одной из следующих сессий он внезапно «вспомнил», что его насиловал отец. Как только Бергваль упомянул об этом, глаза скучающего доктора загорелись. Пациент понял, что Перссон попался на крючок, и придумал еще более слезливую историю: якобы однажды свидетельницей изнасилования стала его мать, от стресса у нее случился выкидыш, после чего она возложила вину за это на сына и стала его бить и унижать.
Несмотря на все усилия Бергваля, доктор решил, что он избавился от груза детских воспоминаний и идет на поправку: его готовили к выписке, несмотря на то, что он делал мрачные намеки, что замешан в чем-то ужасном. В какой-то момент пациент подал заявку на смену имени: он решил, что хочет начать жизнь с чистого листа под именем Томас Квик. В течение месяца он самостоятельно снимал квартиру, но из-за нехватки денег решил вернуться в лечебницу. Там он понял, что пора играть по-крупному. Для того чтобы быть во всеоружии, Квик прочитал несколько статей о нераскрытых пропажах детей.
Вскоре на сеансе психотерапии Квик в слезах признался, что убил и изнасиловал двоих мальчиков. Доктор Парссон поначалу скептически воспринял признание пациента, но решил свозить его в город, где было совершено одно из преступлений. Там у Квика случилась сильнейшая паническая атака, и доктор вернулся с ним в лечебницу, уверенный, что так отреагировать на место преступления мог только его виновник. И все же Парссон не торопил события и не говорил никому о своих догадках. Потрясенный, он ушел в отпуск, и вместо него с Квиком начала работать Биргитта Столе.
На первом же сеансе психотерапии Квик доверительно сообщил ей, что он убийца. Встревоженная доктор доложила все начальству. Все шло к тому, что в игру пациента вмешается полиция и, возможно, возбудит уголовное дело. Это не на шутку испугало его, но забрать свои слова обратно он уже не мог. Ему дали две недели на то, чтобы обратиться в полицию и признаться самому. Пациент долго мучился, но так и не решился признаться во вранье. Он решил посмотреть, что будет дальше, и попросил начальство клиники самостоятельно связаться с полицией.
Через некоторое время младший инспектор Йорген Перссон прибыл в лечебницу, чтобы устроить допрос Квика в присутствии его лечащего врача. В ходе беседы пациент достаточно туманно отвечал на вопросы, однако в какой-то момент заявил, что именно он убил мальчика по имени Юхан Асплунд в 1980 году. Полицейский на время потерял дар речи: пропажа Асплунда считалась одним из самых громких нераскрытых дел Швеции.
Отойдя от шока, инспектор посоветовал Квику беседовать с ним только в присутствии адвоката, но вскоре мужчины решили продолжить и без него. Позже Квик говорил, что от стыда просто не мог признаться при своем докторе, что он все наврал, и очень надеялся, что найдется человек, который прямо спросит его, говорит ли он правду. Но такого не нашлось.
Дело между тем передали в полицию города, где произошло убийство мальчика, оно попало на стол к 48-летнему прокурору Кристеру ван дер Квасту. Он специализировался на экономических преступлениях, но в городе их почти не совершалось. За все годы службы он расследовал лишь одно убийство, а в основном занимался мелкими правонарушениями вроде превышения скорости.
Дело об пропаже второго мальчика, Чарльза Зельмановица, также попало в руки Кваста. Он и следователь Сеппо Пенттинен вместе давали Квику явные подсказки во время допросов. Например, прямо спрашивали, расчленял ли он тело, а если Квик говорил, что нет, просили его еще подумать. Пациент психиатрической лечебницы неожиданно припоминал: «да, в самом деле, я кое-что отрезал». Затем методом подбора он понимал, что речь идет о ступнях. Так как половина допроса проводилась при выключенных диктофонах, в протоколе получалось, что Квик несколько сбивчиво, но все же правильно отвечает на вопросы, в которых следователь как бы невзначай выдает всю нужную информацию.
В октябре 1994 года прокурор Кристер ван дер Кваст подал ходатайство в суд с просьбой провести процесс об убийстве Чарльза Зельмановица. Уже в ноябре начался сам процесс, его активно освещали СМИ, выстроившие медиаобраз Квика: сумасшедший маньяк, ставший таким из-за тяжелого детства. Родственники «преступника» не раз пытались опровергнуть россказни Квика, но это было бесполезно.
Квик стал сенсацией, и некоторое время новости о «первом серийном убийце Швеции» не сходили с передовиц. Наглость и уверенность Кваста, долгие заумные выступления психотерапевтов, информация о прошлых сексуальных посягательствах Квика в отношении мальчиков и общественное давление почти не оставили судьям выбора — его признали виновным в убийстве Зельмановица.
Стоит отдельно упомянуть адвоката Квика — Гуннара Лундгрена. Именитый и богатый юрист даже не думал защищать подопечного в суде. Он прямо заявлял, что считает, что раз клиент сам признался в убийствах и жаждет правосудия — его священный долг как юриста — это сделать так, чтобы Квика признали виновным.
После первого удачного судебного процесса вся команда, работавшая над обвинением Томаса Квика, вместе с ним закатила пирушку в ресторане. Он был счастлив, что смог порадовать стольких людей и стать знаменитостью. Также его радовали все увеличивающиеся дозы лекарств.
Квик понимал, что останавливаться нельзя, и вскоре заявил, что убил семейную пару в местечке Аккаюре, хотя до этого его «жертвами» были только мальчики. Потом он вспомнил еще об одном мальчике. А позже и о девочке, убитой в Норвегии. Это должно было смутить расследователей — обычно жертвы серийных убийц похожи. Но так называемая комиссия Томаса Квика — психолог Бригитта, прокурор дер Кваст и следователь Пенттинен, — кажется, стремилась совсем не докопаться до истины, а «повесить» на подопечного как можно больше дел.
Пика абсурдности происходящее достигло весной 1996 года. Накачанного наркотиками Томаса Квика вывезли в норвежский лес, чтобы он показал, где спрятал тело пропавшей девочки. Внятных ответов от него добиться было невозможно, время от времени он впадал в истерику, однако поднаторевшие в общении с ним следователи и психолог по-своему трактовали его наркотический бред.
Сначала подозреваемый утверждал, что спрятал останки в карьере, рядом с которым была куча камней или гравия, однако никакого карьера найти не удалось. Потом он сказал, что нарисовал знак на одном из деревьев, и там сжег труп девочки, но найти дерево так и не получилось. В итоге он заявил, что утопил тело в лесном озере, о существовании которого неподалеку любезно говорят норвежские полицейские, измученные бесплодным шатанием по лесу.
Квика подвезли к озеру, но он был настолько обессилен, что даже не мог открыть глаза. Следователь спросил у него, трудно ли ему смотреть на озеро, в ответ тот смог только что-то прорычать. Речь Квика путалась, он принимал инспектора полиции за свою сестру-близнеца, однако в какой-то момент ухитрился сказать, что озеро и есть то место, возле которого были камни. После этого подозреваемый окончательно потерял сознание, а его адвокат будничным тоном объяснил, что первая точка, где во время следственного эксперимента у Квика случилась истерика — это место убийства, затем маньяк положил тело в низине, а после — утопил в озере.
Норвежским полицейским эксперимент показался достоверным — в конце концов, шведские коллеги не первый раз выезжали на место преступления с психически больным серийным убийцей. Посовещавшись, полицейские и судмедэксперты решили осушить озеро Ринген, чтобы найти останки девочки.
Осадок на дне собрали, пока не дошли до отложений возрастом десять тысяч лет. Однако останков девочки, да и вообще каких-либо останков в озере не нашли. «Томас Квик либо солгал, либо ошибся местом. Есть основания поставить под сомнения правдоподобность его показаний», — заявил полицмейстер Драммена Туре Йонсен, когда у озера Ринген перестали работать последние насосы.
Норвежская полиция еще раз изучила все материалы по делу о пропаже Терезы Йоханнесен — а их с 1988 года накопилось гигантское количество — но не обнаружили ни одного наблюдения за перемещением людей или машин, которое удалось бы связать с Томасом Квиком.
Казалось бы, после такого грандиозного провала стоило поставить точку в расследовании и приглядеться к команде, окружавшей Томаса Квика. Но нет, спустя год Квик снова вернулся в норвежский лес. Причиной стала сенсационная находка: полицейские прочесали несколько гектаров леса и все-таки нашли дерево с символом, а неподалеку от него собака-ищейка обнаружила небольшой обгоревший предмет. Эксперты установили, что это якобы фрагмент детских костей.
Это стало настоящей сенсацией: впервые в ходе следственного эксперимента получилось хоть что-то найти. В 1998 году Стокгольмский суд торжественно признал Квика виновным. Дело Терезы Йоханнесен стало главным аргументом тех, кто был уверен в том, что Томас Квик действительно психопат и убийца.
Одним из главных доказательств у сторонников вины Томаса Квика был тот факт, что он якобы сам вспомнил, что на сгибе левого локтя у девочки была экзема. Во время одного из первых допросов подозреваемый действительно сказал, что у жертвы был «своего рода шрам на руке или на руках, я точно не помню, но где-то в этой части тела». Следователь Сеппо Пенттинен после этого узнал об экземе и во время допросов всячески пытался подтолкнуть Квика к тому, чтобы он сказал это сам.
На следующем допросе он спросил подозреваемого уже чуть иначе: «Я задавал этот вопрос ранее, ты что-то говорил во время следственного эксперимента, что у тебя остались воспоминания по поводу ее рук, своего рода кожная болезнь или что-то в этом духе?» Квик ухватился за подсказку и ответил, что да, помнит о воспалении, но ничего точно сказать не может. После еще нескольких наводящих вопросов он все же показал на обратную сторону руки и заявил, что «на обеих руках была краснота пятнами». На суде это представили иначе: якобы на ранних этапах следствия Квик сам вспомнил о шраме от экземы.
Чего не знала общественность, так это того, что на первых допросах Квик описывал жертву совсем не такой, как она выглядела на самом деле, так как читал о ней газетную статью, в которой не было фотографии. По его словам, она выглядела как типичная норвежка: длинные светлые волосы до плеч, фарфоровая кожа, большие передние зубы.
Однако на фотографии девочки, прикрепленной к делу, изображен совсем другой ребенок. Пропавшая девочка подстрижена под мальчика. У нее черные волосы и смуглая кожа. Но главное, что бросается в глаза, — ее задорная улыбка, в которой не хватает двух передних верхних зубов. Разумеется, со временем следователь подсказал ему все эти подробности.
Впереди Квика ждали еще два суда, на которых его, разумеется, признали виновным. Он настолько запутался в паутине лжи, что уже не осознавал, что творится с его жизнью. А ею, по сути, руководила его комиссия — прокурор, следователь, адвокат и психотерапевт. Сам швед открывал рот, когда надо, угадывал ответы по наводящим вопросам Пенттинена и постоянно находился в наркотическом бреду. Происходящее перестало приносить ему удовольствие: оно уже давно перестало быть интеллектуальной игрой с психотерапевтом, а превратилось во что-то невразумительное.
В итоге в 2001 году Томасу Квику все это безумно надоело. Новости о его приговорах публиковались уже далеко не на первых полосах, придумывать новые истории было невмоготу, он все время хотел умереть и предпринимал суицидальные попытки из-за конских доз наркотиков. Наконец, начальство клиники обратило на это внимание и резко снизило дозы. Страдающий симптомом отмены Квик отказался общаться с журналистами. А в следующем году и вовсе сменил имя на старое и вновь стал Стюре Бергвалем.
Шесть лет с ним ничего не происходило. Пока в 2008 году с ним не выразил желание пообщаться журналист-расследователь Ханнес Ростам. Он предупредил, что хочет сделать документальный фильм о спорах между теми, кто был уверен в виновности Квика и теми, кто называл его мифоманом. На удивление Бергваль согласился. Ростам, прежде не имевший внятной позиции по делу Квика, начал медленно, но скрупулезно изучать все существующие материалы по делу маньяка и вскоре стал замечать многочисленные нестыковки. На третьей встрече с Бергвалем он прямо спросил, не придумал ли он все. Тот разрыдался и признался в этом.
Однако этого, разумеется, было недостаточно, чтобы вернуть Бергвалю доброе имя. Ростам месяцами рылся во всех материалах дела и беседовал с различными участниками процессов, параллельно выпуская журналистские расследования. Он проделал колоссальную работу и смог доказать, что абсолютно все дела были сфабрикованы. У Бергваля появился настоящий адвокат — Томас Ульссон, а расследованием махинаций занялась специальная комиссия.
В частности, она развеяла главный аргумент сторонников вины Бергваля-Квика: эксперты вновь изучили основную улику дела Терезы Йоханнесен — фрагменты ее костей. В 2010 году их исследовали на молекулярном уровне и выяснили, что это дерево с добавлением клея. Как выяснилось, во время следствия в 1998 году нанятые следствием криминологи подвергли находку лишь визуальному осмотру.
Комиссия изучала все материалы дел Квика и постоянно подавала ходатайства в суды. С Бергваля снимали одно обвинение за другим, он публично признался, что придумал абсолютно все. Ханнес Ростам получил за свои многочисленные расследования премию «Золотая лопата» — самую престижную награду для журналистов-расследователей в Швеции. Однако он не раз говорил, что главной наградой для него станет окончательное освобождение Бергваля. На наказание для виновных он особо не надеялся — кто-то из них уже вышел на пенсию или уехал из страны.
В итоге 30 июля 2013 года с Бергваля сняли все обвинения, и он наконец-то выписался из Сэтерской больницы. Однако он не смог обнять своего благодетеля. Ростам не дожил до полного оправдания Бергваля — в январе 2012 года он умер от рака. План лечения Бергваля не разглашается, однако известно, что с тех пор он ни разу не принимал вызывающие зависимость лекарства.