Недавно запустившийся стриминговый сервис Peacock выпустил американский сериал-долгострой «Дивный новый мир», новую экранизацию классического романа британского писателя Олдоса Хаксли. Шоу снималось почти пять лет, дважды сменив платформу. «Лента.ру» рассказывает о том, как старую антиутопию попытались сделать релевантной нашему времени и что из этого получилось.
Трудно представить себе лучшее время для выхода новой экранизации романа «О дивный новый мир». Антиутопию, написанную почти столетие назад, многие считают прямо на глазах исполняющимся пророчеством. Одурманивающие лекарства от душевных драм — есть. Сексуальная вседозволенность — есть. Невероятное обилие развлечений, ведущее к падению популярности классического искусства, — есть. Разрушение института брака — есть, раз уж даже в России его приходится охранять не просто законодательно, но и конституционально! Тотальная слежка и массовая цифровизация — а вы разве не слышали проповеди опального схиигумена Сергия? Есть и есть! Неудивительно, что такая пророческая книга рано или поздно должна получить актуализированную версию в виде сериала. Только вот при более тщательном анализе становится очевидно, что антиутопия Хаксли с нашей действительностью имеет лишь поверхностное сходство.
Понял это и шоураннер Дэвид Винер («Бойтесь ходячих мертвецов»), из-за чего сюжет его проекта порой не просто отступает от событий книги, но даже дерзко конфликтует с первоисточником — иначе сделать экранизацию хоть сколько-нибудь соответствующей нашему времени едва ли было возможно. Можно долго обвинять авторов в отхождении от канона, но достаточно вспомнить более приближенный к роману полнометражный телеремейк «Дивного нового мира» 1998 года — в современном контексте переложение антиутопии превратилось в тщеславную историю конфликта бравого свободного ковбоя с американского Юга с легкомысленными яппи-либералами, позабывшими в своих бетонных джунглях стыд, страх и гнев господень. Словом, это фильм, который религиозная бабушка из техасской деревни поставит приехавшим на летние каникулы городским внучатам «в назидание».
В общих чертах завязка сюжета нового сериала мало отличается от книги: действие разворачивается в футуристичном Новом Лондоне, жители которого выращиваются искусственно и еще до рождения делятся на касты. В этом обществе нет денег, запрещены браки и вообще моногамные отношения, осуждается уединение, все психологические проблемы решаются с помощью синтетического наркотика под названием сома, а получение удовольствия — не привилегия, а гражданская обязанность. Один из топ-менеджеров утопичного мира Бернард Маркс (Гарри Ллойд) отправляется вместе со своей подчиненной Лениной Краун (Джессика Браун-Финдли) в экскурсию в Дикие земли — парк аттракционов на территории бывших Соединенных Штатов, чтобы посмотреть на жалкое существование людей «вне системы». Из поездки, прошедшей не совсем по плану, они привозят Дикаря Джона (Олден Эренрайк), однако его присутствие в Новом Лондоне грозит счастливому обществу разрушением.
Одномерные персонажи Хаксли вроде бы приобретают в сериале новые черты — Дикарь Джон быстро адаптируется к звездному статусу, начинает тусить, устраивать собственные оргии и активно принимать сому; Бернард Маркс разрывается между неуверенностью в себе и жаждой продвинуться по службе; а Ленина, всю жизнь проведшая в детском неведении, обнаруживает в себе жажду свободы и самореализации, которую новый мир попросту не способен утолить. Сюжетная линия героини, обделенной вниманием в книге, получилась лучше других: это история о том, как человек, отвлеченный пеленой мелких забот и распланированных развлечений, теряет ощущение себя как цельной личности, которая может существовать вне навязанных иерархий и систем.
Сериал выдвигает на первый план наиболее выигрышные предсказания Хаксли: повальное употребление наркотических средств, проявившееся, к примеру, в опиоидной эпидемии в Штатах, где сильнодействующие и крайне аддиктивные лекарства, с легкой руки фармкомпаний, длительное время выписывались чуть ли не от любых физических недугов, а также тотальную слежку — та уже давно работает в мегаполисах Китая и Великобритании, а в скором времени охватит и российскую столицу. Впрочем, слежка в сериале скорее становится аллюзией на зависимость современного человека от социальных сетей — жители Нового Лондона носят электронные линзы, связывающие их с согражданами в единую систему, и каждый может в любой момент подключиться к другому пользователю, взглянув на мир чужими глазами. Если у Хаксли такое явление было сатирой на насаждаемую идеологию советского коллективизма, то в сериале оно трансформируется в уже поднадоевшую мысль о том, что человек ныне сам виновен в трансляции своей жизни напоказ и в том, что растрачивает себя на просмотр чужих жизней. И это не единственное с виду исполнившееся (а на деле нет) предсказание «Дивного нового мира».
Роман Хаксли считают визионерским в том числе из-за описания сексуальной свободы. И хотя рейвы-оргии в антиутопии выглядят как сбывшееся пророчество, у британского автора этот момент имел совсем иные коннотации. Его запреты на моногамию и создание семьи, на понятия «отец» и «мать», взяты не из воздуха и не из-за разгула половой вседозволенности в Великобритании — первая сексуальная революция, а точнее радикальное переосмысление брака и прав женщин, произошли в СССР после настоящей революции 1917 года. Большевики позволили супругам разводиться, разрешили женщинам делать аборты, развивали сети роддомов, яслей и детсадов для того, чтобы освободить советскую женщину из кухонного рабства.
Безусловно, такая идеология вела к более свободным взглядам на половые отношения — как правило, у более молодой части революционеров. Однако в глазах западной консервативной буржуазии тех времен выглядело все так, будто в Советском Союзе царит распутство, порицается создание семьи (такое действительно было, но в отдельно взятых случаях и лишь в молодежных коммунах, где формирование пар вкупе с квартирным вопросом грозило развалом всего объединения) и пропагандируются беспорядочные половые связи. Именно на основе этих настроений родились запрет на моногамию и материнство, а также гедонистские оргии «Дивного нового мира» — явление, в СССР так и не получившее реализации, но не столь уж необычное в нынешних реалиях.
И уж на чем-чем, а на оргиях создатели сериала оторвались по полной программе: тут и космический рейв, перерастающий из общего танца в массовую вакханалию, и лесная игра в прятки, переходящая в коллективный секс в грязи, и ежедневные оргии на вечеринках, за участниками которых в формате POV может следить любой желающий (так, к примеру, делает Дикарь Джон, снедаемый ревностью к возлюбленной Ленине). Групповой секс и постельные сцены в экранизации встречаются так часто, что вполне могут стать визитной карточкой всего шоу, как это произошло с недавней мелодрамой «Нормальные люди». Но если в британском сериале половые утехи, постепенно вылившиеся в сексуальные девиации, тесно связаны с развитием главных персонажей и их переживаниями, то в «Новом мире» эротика выглядит доминантой чрезвычайно качественной и красивой, однако совсем необязательной с художественной точки зрения, поскольку ее очевидной задачей является привлечение массовой аудитории.
Шекспировская любовь и неизбежное для нее чувство собственничества, которые Хаксли противопоставлял полигамному распутству «Нового мира», в сериале, следуя духу времени, подвергаются критике. Здесь шоу попадает в точку: ревность Дикаря Джона по отношению к привыкшей ко многочисленным связям Ленине последняя оправданно воспринимает как «еще одну тюрьму». Моменты, обыгрывающие запреты на моногамию и материнство, сериал удачно подает с добрым юмором — в отличие от сатирической книги, в которой такие эпизоды скорее призваны шокировать читателя XX века. Красочные и эстетически выверенные сцены секса, а также редкие, но качественные экшен-эпизоды (в серии с атакой дикарей на туристов-новомирцев авторы явно вдохновлялись антиутопичным шедевром Альфонсо Куарона «Дитя человеческое») помогают удержать внимание на экране, однако остаются единичными яркими моментами сериала — все потому, что вереница различных тем между ними вроде бы и разнообразна, но крайне поверхностна.
Роман Хаксли эксплуатировал опасения современников, связанные с красной угрозой и последствиями развития консьюмеризма, феминизма, психологии. Его книга — гиперболизированное воплощение страхов консервативного общества, пародия на мир, который так никогда и не случился. Критика непобедившего коммунизма, звучавшая в книге начала прошлого столетия, выглядит сегодня далекой, непонятной и скучной. Страшилки, связанные с консьюмеризмом и индустриализацией, которыми Хаксли еще мог пугать в период их развития, в мире торжествующей культуры потребительства выглядят не менее нелепо.
Авторы сериала, осознавая, что мир сатирического романа устарел, постарались в декорациях «Дивного нового мира» изобразить современность с ее актуальными проблемами, не отдаляясь при этом слишком далеко от первоисточника. Поэтому «Дивный новый мир» пытается одновременно быть и триллером о тоталитарной власти, и мелодрамой о токсичных отношениях, хочет рассказать о конфликте индивидуума с обществом и даже осветить проблемы социального неравенства, вытекающего в кровавые погромы. Но почти каждый из этих пунктов затрагивается бегло, с перерывами на назойливую обнаженку. Этим телешоу скорее уподобляется «ощущалкам» из романа, чем предстает его экранизацией. Что ж, сериал заканчивается с заделом на продолжение — быть может, сбросив с себя бремя сюжета антиутопии 1932 года, в новом сезоне авторы смогут представить нечто более цельное.