25 лет назад, 3 августа 1995 года, в воздушном пространстве Афганистана истребители движения «Талибан» перехватили российский самолет Ил-76. На его борту были семь членов экипажа и груз оружия для правительственных войск. Россиян вынудили совершить посадку в захваченном талибами городе Кандагаре. Повстанцы забрали оружие, а пилоты оказались заложниками чужой гражданской войны и сложной политической обстановки. 378 дней плена, страха и неведения закончились героической историей побега на собственном самолете. Второй пилот того самого ИЛ-76, Герой России Газинур Хайруллин, ставший прототипом персонажа Владимира Машкова из фильма «Кандагар», поделился с «Лентой.ру» своими воспоминаниями.
«Лента.ру»: Историю вашего пребывания в плену и побега активно вспоминали в 2010-м после выхода на экраны фильма Андрея Кавуна «Кандагар». Насколько картина близка к реальным событиям?
Газинур Хайруллин: Фильм хороший, я считаю, снят добротно, конечно, не без перегибов, но на то оно и кино, чтобы зритель смотрел. Я целиком, кстати, не видел, всегда фрагментами. Как-то, когда выступал в школе, мне тоже показывали кадры. Для меня это незаживающая рана. Я, признаться, совсем не люблю об этом говорить.
Почему вы оказались в тот день — 3 августа 1995 года — над территорией Афганистана?
Наша компания «Аэростан» регулярно совершала разные рейсы. До того мы летали из Объединенных Арабских Эмиратов, из Шарджи в Баграм, возили разные товары вроде текстиля, электроники и техники. А последние рейсы были опять же в Афганистан, но на этот раз в Кабул, куда мы летали из Албании. Мы летали в соответствии со всеми правилами. Албанцы и правительство Афганистана имели договоры о торговле. Что конкретно происходит в Афганистане, какие там политические события, мы не вникали. Наше дело маленькое — взяли груз в точке А и отвезли его в точку Б. Важно долететь в целости и сохранности. А тут летим мы в Кабул, и вдруг выходят с нами на связь. Я дословно не помню разговор, но смысл сводился к тому, что «Талибан» приказывает нам зайти на посадку в Кандагар для досмотра груза. Мы им пытались объяснить, что у нас груз для правительства Афганистана, а не для вас, но они были настойчивы. Поскольку рейс был не первый у нас, маршрут самолета знали и нас явно ждали. Разведка, наверное, хорошо отработала, знала, что на борту есть всякое-разное интересное. Хотя мы-то были уверены, что везем народно-хозяйственные грузы — аппаратуру, текстиль.
Как вас принудили к посадке?
Они подняли истребитель и опять вышли на связь. Военный самолет обозначился — дал понять, что будет сбивать. Пришлось садиться. Позже, уже в плену, мы познакомились с двумя этими летчиками-истребителями. Хорошие парни, образованные. Оба учились когда-то в Советском Союзе, в летном училище в Алма-Ате, хорошо говорили по-русски. Сочувствовали нам. Они неловко себя чувствовали во всей этой ситуации. Ну, им приказали, куда им было деваться? Они многодетные, с родственниками. Если бы не выполнили приказ, сами понимаете, что их ждало.
Что произошло после?
Я все в деталях не очень хочу вспоминать. В ящиках оказались патроны. Командира судна Владимира Шарпатова увели на допрос. Его там обвиняли, что мы чуть ли не вмешиваемся в дела Афганистана. А потом нас поместили под арест. Мы все надеялись, что сейчас как-то разберутся, что наша страна поможет, и через какое-то время мы полетим домой. Но реальность оказалась хуже. Мы там застряли.
В фильме Кандагар был некий афганец, который вам активно помогал. Был ли такой в реальности?
Забавно, кино всегда, видимо, пытается все понятнее обставить. Был такой Абдулла — его к нам приставили переводчиком. Мы все шутили над ним, что он двойной агент. Он вроде как нам друг и посредник между нами и талибами. Абдулла сообщал своему командованию о наших просьбах, доставал для нас еду и лекарства. Ну и шпионил за нами потихоньку — подслушивал, о чем мы говорим, какие у нас планы, не собираемся ли бежать, а если собираемся, то как. За настроением нашим тоже следил. У нас не все шло гладко. А в фильме «Кандагар» было, что Абдулла чуть ли не идеолог побега, но это не так, с ним мы такие вещи не обсуждали.
А как к вам относились местные жители, охрана?
Когда нас встретили после задержания, толпа была вне себя — орали, размахивали руками. Не в восторге были. Абдулла пересказывал разговоры на базаре — все-таки пленение экипажа самолета с оружием было неординарное событие в тех местах, и местные, конечно, обсуждали это. Но, как и везде, люди разные. Были такие, кто нас жалел и считал, что надо забрать самолет и отпустить нас домой. Другие говорили, мол, пусть бороды отпустят и живут среди нас, а еще была немалая часть населения, которая возмущалась, что с этими «шурави» (советскими) возятся — повесить бы в назидание другим, и все дела!
378 дней в плену. Как вы коротали время, что делали?
Это вспоминать сложно и неприятно. Трудно было, дни текли медленно. Мы пытались учить английский, заниматься спортом по мере возможностей. Сделали перекладину, помню, из железок, которые нашли на этом складе, где нас держали. Старались хоть как-то отвлечься. Первые полгода мы все ждали, что, может, договорятся с нашими — отпустят. Ну, реально — мы же не на войне, мы просто перевозчики грузов. Шли переговоры властей и авиакомпании с талибами, пытались с ними договориться и обменять нас на нужную им технику, товары или просто выкупить. Но время шло, и мы понимали, что вряд ли выпустят. Уж больно удобны мы стали для талибов. С одной стороны, как прикрытие — правительственные войска не будут бомбить. А с другой — пиар, как сейчас принято говорить: после нашего пленения о них весь мир узнал! До того мало кто слышал про движение «Талибан», какое-то пусть многочисленное, но сугубо местное формирование знали только военные специалисты. А тут делегации стали приезжать со всего мира. Да что говорить, я сам про них толком ничего не знал, хотя был в Афганистане много раз. Название слышал, а не вникал, подумаешь — какие-то боевики, а чего они там хотят, какая у них идея, было неинтересно.
Что самое трудное в плену?
Самое страшное в плену — это неизвестность. Тяжело психологически и морально: постоянно беспокойные мысли, пугающее неведение, что будет дальше. Такое, что спать невозможно. Ведь даже тот, кто сидит в тюрьме, знает: будет суд, отсидит срок и выйдет, и готовится к этому. А тут мы сидели и не понимали — а как завтра? Может, поменяют нас, может, увезут куда, а, может, просто расстреляют. Страшно, когда твоей жизнью распоряжаются другие люди. Полная неизвестность! Они нам говорили: вы расслабьтесь, вы наши гости. Хотя какие мы гости, когда вооруженная охрана все время рядом... Они на наши беспокойные расспросы всегда отвечали: «Иншааллах» — «На все воля Аллаха». Вот такой ответ на любой вопрос.
Однажды они здорово нас напрягли. Была ночь, мы спали, и тут они зашли к нам с оружием. Приказали встать, всех вывели во двор, посадили в машины и повезли. Мы слышим — где-то стрельба вдали. В общем, напряглись сильно. Некоторые подумали, что нас сейчас расстреляют. Мы приехали на заброшенную фабрику, там нас загнали внутрь. Оказалось, что в тот вечер правительственные войска пошли в наступление, и они решили нас перепрятать на всякий случай. Но напугались мы тогда сильно.
Правда, что вас заставляли принять ислам?
Ой, вот это чушь полная! Это просто один человек из наших такое рассказал журналистам, а все и подхватили. Нас научили читать одну суру — и на этом все, собственно. Еще они нам давали книжки свои религиозные на русском языке, хочешь — читаешь, а не хочешь — не читаешь. Впрочем, других книг не давали, к сожалению. Да, я думаю, у них и не было других книг.
Была ли возможность получать письма от родных, может, прессу?
Журналы какие-то, по-моему, один раз передали, и все. А вот письма от родных мы получали. Не сразу, но через какое-то время такая возможность появилась. Мы сами им писали по мере сил. Не знаю, проверяли эти письма или нет, но, думаю, читали. Письма из дома — это самое важное в те дни, то, что помогло выжить, собраться, не упасть духом. Это наполняло нас надеждой, желанием бороться за свою жизнь. Уже, бывает, думаешь: ну все, устал! Уже разваливаешься весь под этой жарой, не можешь больше терпеть эту территорию, на которой тебя держат, этих талибов, все бесит и раздражает. А после весточки из дома понимаешь, что тебя ждут. Надо бороться, собраться. Наверное, чтобы продолжать жить в тяжелых условиях и не сдаться, надо знать, что тебя где-то ждут, любят и верят, что ты найдешь решение.
Как нашлось то самое решение и родилась идея побега на самолете?
У нас было полно свободного времени, пока мы находились в этой нашей резиденции. Все время обдумывали разные идеи. Большинство из них были скорее фантастическими — вроде того, чтобы разоружить охрану, взять автоматы и попробовать пешком по горам дойти до границы. Обсуждали, что отрастим бороды, и тогда получится слиться с местными. Но мы поняли потом, что не сможем этого сделать и попадемся. А если попадемся, то охрану усилят, а может, и поубивают.
Мы все время приходили к выводу, что самолет — единственный реальный инструмент для побега. В этой мысли мы укрепились после беседы с советником президента Татарстана Минтимера Шаймиева, который нас навещал. Он приехал, и мы рассказали ему, что нам как-то раз предложили перевозить топливо для талибов. Но мы же патриоты, непоколебимые, как же мы будем на нашем самолете способствовать их деятельности, тем более мы видели, что люди опасные и планы у них недобрые. В общем, отказались мы тогда категорически от этого. А советник и говорит: ну вы, ребята, и дураки! Надо было соглашаться — это же шанс! Вы же на самолете куда хочешь можете улететь. Вот как-то так потихоньку и стали мы на эту тему размышлять.
В фильме «Кандагар» есть сцена, где вас уговаривают научить летать афганцев. Было ли такое?
Да, один раз был такой разговор на самом деле. Приезжал к нам один деятель из местных, заводил такой разговор. Он хотел вывозить нас по одному, чтобы мы обучали каких-то его стажеров. А мы и говорим, что это невозможно: чтобы показывать, нужно самолет завести, а чтобы все это работало — нужен весь экипаж. Нас же не просто так семь человек на борту. Он тогда, видимо, от этой мысли отказался, но мы и ему, и другим уже начали внушать идею, что самолету, если они хотят его использовать, нужно постоянное техническое обслуживание.
Ил-76 — машина с высокой грузоподъемностью, надежная и дорогая, она стоит миллионы, по тем деньгам — миллиарды. Нужно запускать двигатели, электронику. Если этого не делать, то дорогостоящая и функциональная машина превратится в простую груду металлолома. Самим не нужна? Продайте! Исправный самолет стоит совсем других денег. А они парни неглупые — понимали это, у них глаза горели.
Как быстро вам удалось внушить им эту идею — что самолет надо обслуживать, и для этого вы все должны быть вместе на аэродроме?
Ох, это небыстро было. На Востоке вообще ничего быстро не делается. Там все не спеша и размеренно, никто никуда не торопится. Мало-помалу вели разговоры. До того самого дня они нас один раз вывозили. Мы имели представление о том, что представляет собой аэродром, видели, что там пулеметы крупнокалиберные, истребители их, вертолеты были. И прикидывали, как, если что, бежать.
Как вы поняли, что пора, что этот день настал?
Мы далеко не сразу поняли, что этот день настал. Мы много с ними говорили, что давайте мы займемся самолетом. И 16 августа 1996 года они вдруг взяли и повезли нас. Пятница — время молитв, все в мечетях. Жарища градусов 45. Нас привезли на аэродром и сказали: занимайтесь. Мы зашли, заняли свои места. Нам разрешили запуск двигателя.
Тут мне нужно пояснить технический момент: перед тем как запустить основной двигатель ИЛ-76, запускается вспомогательная силовая установка (ВСУ). От нее запускаются основные четыре двигателя. И когда у нас начался запуск, эта самая ВСУ взяла и выключилась из-за предельной температуры. Это нормальное явление, выключение происходит автоматически, если слишком горячо. Бортинженер сказал, что надо остудить. Охрана спросила — надолго? Мы через Абдуллу пояснили, что минут на тридцать. Им тоже было жарко, они махнули рукой, оставили на борту трех своих, а сами ушли в небольшое здание аэропорта — спасаться от жары в теньке. Вот тут-то мы и решились.
Наверху в кабине остались я, радист Юрка и бортинженер Асхат. Форточки у нас были открыты. Я вижу, что наши конвоиры как в здание зашли, так там и остались. И мы решили попробовать еще раз ВСУ запустить прямо сейчас, не ожидая 30 минут. И стали запускать. Три охранника были внизу, в грузовом отсеке, и не видели, что мы тут делаем. И вот тут ВСУ включилась и заработала — удивительная техника сначала вроде как подвела нас, а потом, в нужный момент, помогла. Мы поняли, что самолет на нашей стороне.
Мы переглянулись, и от ВСУ запустили второй двигатель, затем и третий. И вот при запуске третьего двигателя Серега, инженер, понял, что пошло дело-то у нас, и все остальные, кто был внизу, в грузовом отсеке, тоже. Я быстро сел на место командира и стал готовить его рабочее место. Подготовил, все проверил, запустил питание. И тут ВСУ — раз, и выключилась! Мы думаем — что такое? А оказалось, что Серега начал закрывать грузовой люк, который был открыт для проветривания, и где-то скачок случился, ВСУ замолчала. Но, к счастью, у нас второй и третий двигатели уже работали, с них запустили все остальные, ну, а дальше — дело техники.
Как вам удалось добиться слаженности действий экипажа в этот момент? Тем более вы еще были в разных отсеках!
Мы не раз обсуждали побег, думали, кто где стоит, кто кого прикрывает, если что. Парни внизу все быстро поняли. Конечно, когда у нас ВСУ выключилась, пошел легкий экспромт, но все равно все быстро среагировали. Владимир — командир — сел в свое кресло, стал выруливать на взлетную полосу, тут охранники внизу зашевелились, поняли, что мы поехали. Их сначала пытались успокоить, что, мол, все нормально, расслабьтесь. Тоже повезло нам: парни не летавшие, молодые, иллюминаторов на грузовом самолете нет. Время выиграли. Но старший зашумел, на автомате затвор передернул и патрон в патронник загнал — тут уж не церемонились, оружие выбили, скрутили их всех вместе.
Как удалось взлететь в тот момент, когда на борту происходила борьба?
Но я, уж извините, подробности этой драки и кто где из нас сидел, рассказывать не буду. Есть свои причины. Не хочу! Считайте, что все было как в фильме «Кандагар». Я видел эту сцену — хорошо киношники изобразили, в общих чертах похоже. Главное, что мы вышли победителями и полетели. 35 минут мы летели на предельно малой высоте в сторону Ирана, за несколько километров до границы поднялись, пересекли ее, доложили, кто мы.
В Иране не удивились вашему появлению?
Да тут ничего удивительного. Наша авиакомпания и после нашего пленения продолжала летать в Иран, и у нас были дипломатические разрешения. Мы от нашего менеджера, когда он приезжал к нам, потребовали, чтобы он их обновил. А он еще удивлялся: зачем вам это надо? Сидите же тут и сидите! Мы ему тогда жестко сказали — давай делай, тебе сложно, что ли? Ну, он и сделал.
Оглядываясь на события 25-летней давности — что было главным фактором, который помог вам тогда сбежать?
Меня часто спрашивали: кто вам помог? Вы же не могли все сами! Где-то писали, что чуть ли не сами афганцы нас посадили на самолет за мешок денег. Неприятные такие слухи, не соответствующие действительности. Если бы все так просто было, мы бы не провели там 378 дней. Сбежать удалось, потому что все обстоятельства сложились крайне удачно. С охраной повезло, что они вышли, что всех нас вместе в тот день привезли, что пятница была и на аэродроме почти никого не было — все молились. Повезло, что самолет был заправлен на обратную дорогу, и талибы не слили топливо. Тут все вместе. Но главное — сильное и непреодолимое желание вырваться на свободу вопреки всему.
P.S. 16 августа 1996 года самолет Ил-76ТД с бортовым номером RA-76842 через Иран прилетел в Объединенные Арабские Эмираты и приземлился в городе Шарджа. Юго-западное направление в сторону Ирана экипаж выбрал неслучайно: россияне ожидали, что в погоню за ними вышлют истребитель, который будет их искать на севере Афганистана, где страна граничит с Таджикистаном, примыкающим к России, предполагая, что летчики выберут это направление для побега на родину. Расчет беглецов оказался верным. Самолет шел на предельно малой высоте, чтобы не быть замеченным радиолокационными станциями движения «Талибан».
22 августа 1996 года был подписан указ президента России о награждении экипажа борта RA-76842. Командиру Владимиру Шарпатову и герою нашего материала — второму пилоту Газинуру Хайруллину было присвоено звание Героев России. Остальные члены экипажа были награждены орденами Мужества.
В 2010 году по мотивам истории пленения экипажа ИЛ-76 была снята историческая драма украинского режиссера Андрея Кавуна «Кандагар». Газинур Хайруллин стал прототипом персонажа второго пилота Сереги, сыгранного актером Владимиром Машковым.
С 1994-го по 2008 год Газинур Хайруллин работал в гражданской авиации вторым пилотом и командиром воздушного судна. С ним продолжали летать и некоторые его товарищи по кандагарскому плену. C 2008-го по 2009 год он был генеральным директором «Авиакомпании Татарстан». С 2009 года по 2016-й Газинур Хайруллин — командир самолета Ил-76 в авиакомпании «Волга-Днепр».
В настоящее время он возглавляет общественную организацию «Герои Татарстана».