Экономический кризис и пандемия, вызвавшие падение спроса и цены на «черное золото» в мире, подтолкнули страны ОПЕК договориться о снижении его добычи. Но в марте этого года наша страна категорически отказалась участвовать в соглашении ОПЕК+, предполагавшем сокращение добычи нефти в России на триста тысяч баррелей в сутки. А уже в апреле подписалась под договором на более жестких условиях — снизить добычу на 2,5 миллиона баррелей в сутки на два года, а это 22,7 процента от общего объема добываемой в стране нефти. О целесообразности этого решения, его экономическом и социальном эффекте — экспертные мнения на «Ленте.ру
По мнению доктора экономических наук, научного руководителя «Института проблем глобализации» Михаила Делягина, «сокращение добычи нефти в рамках сделки ОПЕК+, которую заключили нефтедобывающие страны, за исключением крупнейшего производителя углеводородов - США, начало приносить плоды. И плоды эти весьма горьки, так как искусственное ограничение добычи поставило на грань выживания сотни нефтесервисных компаний по всему миру. А вот главная цель соглашения - стабилизация рынка и цен на нефть, еще далека». «Да, мы видим слабый рост котировок, некое сокращение избытка запасов нефти в хранилищах, но все потуги участников ОПЕК+ достичь баланса спроса и предложения могут пойти прахом по воле гегемона на этом рынке — США», — считает экономист.
По его словам, «нефтекомпании вынуждены по воле чиновников снижать добычу. Это приводит к отказу от бурения новых скважин и обслуживания действующих. Миллионы баррелей нефти, сократить которые договорились министры нефтедобывающих стран, на деле оборачиваются снижением заказов, объемов работ для сотен тысяч людей».
Крупнейшая российская частная нефтяная компания «Лукойл» уведомила подрядчиков о планах сократить объемы эксплуатационного и разведочного бурения на своих месторождениях в Западной Сибири, Коми и Пермском крае на 20 процентов от годового плана. Об этом сообщила газета РБК со ссылкой на источник в одной из сервисных компаний, работающих с «Лукойлом», и это подтвердил собеседник в другом подрядчике этой нефтяной компании. По данным собеседников газеты, по Западной Сибири сокращение бурения может составить 20 процентов — с 1,5 миллиона до 1,2 миллиона погонных метров.
Помимо подрядчиков нефтекомпаний страдают и производители оборудования, причем, в первую очередь, отечественные. Например, в российской «Буровой Компании ПНГ» рассказали «Интерфаксу», что относительно капитальных вложений приходится замораживать все то, что можно заморозить. «Заказ новых мобильных буровых установок обычно делается в течение года, поэтому «заморозить» заключенные осенью 2019 года наши контракты на поставку бурового оборудования из Европы весьма проблематично. Приходится «резать» заказы в России. "Буровая Компания ПНГ" относится к небольшим нефтесервисным российским компаниям, наши капитальные вложения на этот год составляли около 2 миллиардов рублей. Надеемся, что не придется урезать их более, чем на 30 процентов», — посетовал агентству генеральный директор сервисной структуры Замир Абдуллаев.
Заключение сделки ОПЕК+ для России, по мнению отраслевых экспертов, было нецелесообразно. Но аргументы критиков были погребены под валом победных реляций чиновников. Причем звучали эти весьма громкие заявления буквально во всех СМИ и цель преследовали одну — убедить граждан России и, в первую очередь, работников предприятий, лишающихся заказов, в правильности принятого решения. Прошло всего лишь несколько месяцев с момента заключения сделки и нефтесервисные компании в полной мере ощутили, что принесет им ОПЕК+.
«Ломаются судьбы людей»
В социальных сетях появилось обращение работников одной нефтесервисной компании Томской области, которые требуют «объяснения, почему соглашение ОПЕК+ реализуется за счет томской нефти? Почему соглашения государства выполняются путем уничтожения моногорода? Как можно снижать добычу нефти в России, если США не подписали соглашение?»
«Возможно, обсуждать с пострадавшими от сокращения коллективами степень эффективности тех или иных корпоративных решений не совсем продуктивно, - отмечает заместитель гендиректора Института национальной энергетики Александр Фролов. - Но реакция этих коллективов обязана быть принята во внимание теми, кто лоббировал решения, связанные со сделкой ОПЕК+. Все возможные последствия должны учитываться при расчётах потерь от сделки такого уровня. Но в нашей действительности «должны учитываться» не означает «будут учтены».
По словам Александра Фролова, «ущерб от системных ограничений всегда носит синергетический характер. Помимо прямых (сокращение добычи, затраты на консервацию месторождений, социальные выплаты, риски потери ресурсной базы) существуют еще и накапливаемые социальные потери. Проблема эта особо остро стоит в регионах, ориентированных, в первую очередь, на добычу нефтегазовых ресурсов». Эксперт считает, что «для моногородов и поселков, которые живут только за счёт добычных предприятий, подобные решения часто означают социальную катастрофу. Ломаются судьбы людей. Затраты на предотвращение подобных последствий несопоставимы с прямыми потерями от сделки. По его мнению, «когда лоббисты ОПЕК+ подсчитывают бюджетный эффект от повышения цен на нефть по весьма спорной, заметим, методологии (прямым счетом), они не учитывают вышеперечисленные эффекты. Торжествует арифметический подход, спектр оценок целенаправленно сужают, за кадром остаются мультипликативные последствия. Потом это все идет в бюджетные сводки, в СМИ и на стол президенту».
Заместитель гендиректора Института национальной энергетики уверен, что «вопрос очень серьезный. Относится он к министерским чиновникам, а не к нефтяным компаниям, которые вынуждены закрывать добычные предприятия, словно врач, поставленный перед жестоким выбором: кому из больных оказать первую помощь, а кого отправить, в лучшем случае, в реанимацию». По его словам, «фактически речь идет о качестве государственного управления. И письма такие адресованы прежде всего тем, кто проталкивал решение о сделке ОПЕК+ в том виде, который мы имеем на данный момент. Без учёта мер государственной поддержки не столько ТЭК, сколько людей, которые неизбежно пострадали бы при реализации условий сделки». «Именно те, кто не продумал эти меры, несут ответственность за социальные последствия спорных как минимум решений», — резюмирует Фролов.