Северная Корея — это разруха, голод и диктатура, а Южная — рай с «Самсунгом», кей-попом и демократией. Примерно так рассуждают люди, воспитанные на антикимовской пропаганде. Между тем реальность куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, бывших некогда одним целым. В прошлый раз мы рассказывали, как южнокорейский президент Чон Ду Хван создавал культ самого себя, расправлялся с несогласными и в то же время дружил с США и улучшал имидж страны. На этот раз речь пойдет о том, как диктатор пытался остаться у власти, раскалывая оппозицию и пытая студентов.
К 1980-м у корейского режима хоть и была формальная оппозиция и даже сформировалось несколько «демократических партий», как только это стало можно, но основным оплотом левых все же оставалось студенческое движение. Это было связано с рядом факторов. Во-первых, формальная оппозиция была поражена фракционной борьбой, а лучшие ее представители были удалены от текущей политики репрессивными мерами власти.
Однако с конца 1980 года в стране начался интенсивный процесс возрождения и легализации старых и оформления новых политических партий. Это было сделано для того, чтобы внести раскол в ряды оппозиции и разделить ее на легальную — реформаторскую и нелегальную — антиправительственную. В результате, например, хотя на выборах в Национальную ассамблею в 1985 году правящая Демократическая партия справедливости (ДПС) получила чуть больше 30 процентов голосов избирателей, система выборов, основанная на принципе пропорционального представительства, позволила ей сохранить за собой две трети мест и доминирующее положение.
В итоге сложилась ситуация, когда отдельно был Ким Дэ Чжун — наиболее серьезный представитель оппозиции, который в то же время был наиболее удален от политической активности; отдельно — Ким Ён Сам, который в его отсутствие как бы замещал должность оппозиционера №1, но не особенно стремился освободить это место; отдельно — менее значимые лидеры, имевшие больше политической свободы.
Если два Кима заключали союз, то он был чисто тактическим. Слишком разными были и их региональные базы (у Ким Дэ Чжуна это — юго-запад, у Ким Ён Сама — юго-восток, причем традиционно эти регионы недолюбливают друг друга) и религиозные воззрения (первый — католик, второй — протестант). Различались и политические взгляды: Ким Ён Сам был в большей степени популистом, а Ким Дэ Чжун — принципиальным диссидентом.
Во-вторых, по отношению к власти оппозиция занимала подчеркнуто неконструктивную позицию — любая идея диалога с властями трактовалась как соглашательство.
В-третьих, как раз на рубеже 1980-х в Южной Корее снова появляется левое движение социалистической направленности, уничтоженное режимом в середине 1950-х. Возрождение интереса к марксизму было связано как с расстрелянными во время восстания в Кванчжу надеждами на демократическое развитие, так и тем, что новое поколение студентов уже не реагировало так остро на призрак Корейской войны. Молодежь уже не помнила периода нищеты, из которой Пак Чон Хи — предшественник Чон Ду Хвана — вытащил страну, и больше обращала внимание на проблемы, которые стали следствием этого рывка.
Почему именно студенты? Есть несколько причин. Первая заключается в том, что в традиционной Корее за студентами конфуцианских учебных заведений всегда была закреплена роль стражей общественной справедливости, против нарушений которой они часто выступали.
Внедрение европейской системы образования подстегнуло эту тенденцию, познакомив студентов с новыми революционными идеями и относительно демократическими принципами управления в организованных европейцами университетах. И когда в 1984 году произошло вынужденное возрождение органов студенческого самоуправления, они быстро стали влиятельной силой.
При этом на страже интересов диссидентов стояли традиции университетского самоуправления. Так, в начале 1990-х полиция могла войти внутрь кампуса университета Ёнсе только в том случае, если ректор университета даст письменное разрешение начальнику полиции Сеула, причем сделавший это ректор считается потерявшим лицо и обязан подать в отставку.
Еще одна причина — это особенности корейской системы образования. Студенческие годы — практически единственный период, когда молодой кореец предоставлен сам себе. Получается, что у школьников нет времени взрослеть, поэтому средний студент отличается большим инфантилизмом и поведенческими моделями, характерными для подростка, а не для человека 20 и старше лет. Это, в частности, означает подверженность чужой идеологии.
«Политическая обработка» же была столь насыщенной, что драки с полицией по воскресеньям и чтение запрещенной литературы воспринимались как неотъемлемая часть студенческой жизни.
На фоне информационного взрыва конца 1970-х в Корею проникло значительное количество западной неомарксистской литературы, и к середине 80-х левые симпатии были для молодого сеульского интеллигента так же типичны, как диссидентство в той или иной степени — для интеллигента московского. Как отмечает кореевед Андрей Ланьков, советские студенты перестроечных лет немало бы удивились, узнав, что одним из самых популярных произведений в среде их южнокорейских сверстников был роман Горького «Мать».
Кстати, о самиздате, точнее, о том, что к нему относилось. Книга историка Брюса Камингса «Истоки Корейской войны» ходила в стране нелегально даже на английском языке. Затем она была пиратским образом переведена на корейский, немедленно запрещена Чон Ду Хваном и продавалась из-под полы в книжных магазинах студенческих городков. В 1987-1988 годах Камингса неоднократно просили дать интервью для публикации в Корее — в нем ученый должен был выступить с критикой неправильного толкования его книги студенческими радикалами. К чести Камингса, он на это не согласился.
Добавим к этому и то, что левизна пустила прочные корни и в преподавательской среде. Для большинства выпускников с получением диплома она уходила в прошлое, однако те из левых, кто не нашел места в бизнесе, начали формировать интеллектуальную элиту, которая, в соответствии с тенденцией противостояния режиму, стала ускоренно леветь.
При этом получение знаний об окружающем мире существенно расширило понятие левизны, и между марксизмом и кимирсенизмом знак равенства больше не ставили. В студенческом движении и левом движении вообще выделилось две фракции NL (от National Liberation — «Национальное освобождение») и PD (от People's Democracy — «Народная демократия»).
Названия фракций обозначали не только основную цель их деятельности, но и определенную политическую ориентацию. NL была нацелена на освобождение родины, под которым понималось объединение страны на северокорейских условиях. PD больше ориентировалась на идеи еврокоммунистов, ставя на первое место развитие демократии внутри страны. К северокорейскому опыту ее члены относились весьма критически.
Наконец, новое поколение бунтующей молодежи находилось под влиянием уже не студенческой революции 1960 года, а диктатуры Юсин и бойни в Кванчжу. Общая идеологическая доминанта сдвинулась гораздо левее. Главной целью стала уже не либеральная демократия, а более серьезная перестройка системы.
На фоне усиления социальных противоречий и начинающегося рабочего движения к началу-середине 1980-х студенты провозгласили себя приверженцами строительства общества народных масс (на корейском — минчжун). Андрей Ланьков полагает это движение смесью неомарксизма с новейшей французской философией и модифицированным вариантом корейского национализма.
Южнокорейский историк Хан Ён У выделяет в минчжун три составляющих: собственно минчжун как антикапиталистическую направленность на фоне социального расслоения, минджу (демократию), под которой понималась борьба с диктатурой, и минджок (национальность или этничность) как антиамериканский фактор.
К левой идеологии у студентов добавились яростный антиамериканизм и борьба против неоколониализма США, что было связано с восстанием в Кванчжу. Оно нанесло очень серьезный удар не только по легитимности Чон Ду Хвана, но и по престижу США, так как общеизвестный факт американского контроля над южнокорейскими войсками сделал их соучастниками трагедии. В результате Вашингтон как бы потерял привлекательный образ защитника свободы.
Более того, постулатом минчжун было представление о том, что исходная причина всех современных проблем Корейского полуострова — раскол страны, спровоцированный Америкой, и идея о том, что Корея сможет стать сильным национальным государством, только избавившись от неоколониальной зависимости от США.
И хотя в 1980-е количество инцидентов, связанных с недостойным поведением американских солдат, снизилось, реакция на них стала более острой. Частые нападения на американские культурные центры в Сеуле, Пусане и Кванчжу стали одной из особенностей студенческого движения 1980-х. В 1982 году студент совершил поджог Американского культурного центра в Пусане, а в 1983-м произошел взрыв в аналогичном учреждении в Тэгу — к дверям библиотеки подложили бомбу, один человек был убит и пять ранено. В 1985 году студенты в течение трех дней удерживали библиотеку Американского культурного центра, а несколько зданий в Университете Сонгюнгван были объявлены «освобожденной зоной».
В 1980-е сражения студентов и полиции с применением слезоточивого газа и бутылок с зажигательной смесью происходили чуть ли не еженедельно. И даже в 1990-м у ворот университетов постоянно ощущался запах корейского варианта «черемухи», а у каждого известного своими буйными студентами колледжа дежурил ОМОН.
Оппозиция создала свои традиции и свою культуру: в университете Ёнсе каждое 15 апреля (не столько в день рождения Ким Ир Сена, сколько в день студенческой революции 1960 года) в рамках фестиваля устраивались своего рода военные маневры. В них входили и состязания по метанию бутылок с горючей смесью на дальность и точность, и потешный бой на главной спортивной арене, в ходе которого часть студентов в трофейном полицейском обмундировании (шлем, щит и дубинка) изображала злобный ОМОН. Остальные при этом, вооруженные чем бог послал, отрабатывали окружение и прорыв вражеского строя.
Автор был свидетелем этих маневров в 1991 году. А в 1992-м, по рассказу востоковеда Александра Соловьева, который был в этом университете на языковой стажировке, гвоздем программы была американская машина: любой желающий мог ударить по ней бейсбольной битой или обрезком металлической трубы.
Такая практика была распространена настолько, что когда представители студенчества или профсоюзов занимали какое-нибудь здание в знак протеста, полиция раскладывала под окнами матрасы и держала наготове огнетушители.
За студентами привычно шли профсоюзы, но куда более важную роль в продемократическом движении того времени играли христианские религиозные организации. Многие католические и протестантские священнослужители выступали за права человека, а поскольку аресты распространились и на них, то антиправительственные настроения быстро разошлись среди религиозных активистов. Группы имели два важных преимущества, защищающих их от нападок власти: их нельзя было обвинить в коммунистических симпатиях, и они имели мощную организационную базу и поддержку из-за рубежа.
Таким образом три ветви гражданской активности тесно сплелись между собой и сотрудничали под началом двух организаций, созданных в 1984 году: более левого Совета движения за народ и демократию и более либерального Гражданского собрания за демократию и объединение. Впрочем, в марте 1985-го они объединились в Коалицию народного движения за демократию и объединение. Она уже соединяла 24 различных негосударственных организации, выступавших за пересмотр конституции.
В течение второй половины своего правления Чон Ду Хван начал постепенно отпускать вожжи и был вынужден пойти на осторожную либерализацию, полагая, что контролирует ситуацию. Государство отказалось от полного контроля за финансовой сферой, многие банки были приватизированы.
В отношении чеболь — групп формально самостоятельных фирм, которые контролировались определенными семьями — был принят ряд мер, направленных на их разукрупнение. Им было предложено отказаться от чрезмерной диверсификации, сосредоточиться на нескольких основных отраслях и продавать свои акции на бирже, чтобы добиться большей открытости и преодолеть замкнутый семейный характер.
В политической сфере были отменены такие пережитки военного режима, как комендантский час и «черные списки», ограничивающие право ряда общественных деятелей на участие в политике. В декабре 1983-го правительство разрешило уволенным за антиправительственную деятельность профессорам и преподавателям вернуться на свои рабочие места. Из зданий университетских кампусов были убраны полицейские, были реабилитированы около 300 политических заключенных.
Ряд экспертов считает, что дело было в большом спорте: Корея готовилась стать площадкой для проведения двух масштабных международных мероприятий: Азиатских игр в 1986-м и Олимпиады в Сеуле в 1988 году.
С этого же времени началась подготовка официального преемника Чон Ду Хвана на посту главы государства — его одноклассника и близкого друга, генерала Ро Тхэ У (другое написание имени — Но Тхэ У, или Ро Дэ У). Американский историк и журналист Дон Обердорфер считает, что Чон с самого начала планировал передать власть своему преемнику конституционным путем, расценивая печальную участь своего предшественника Пака как пример того, что бывает, когда лидер задерживается на своем посту сверх положенного срок: «Люди верят, что смена президентов возможна только при помощи насилия, а это очень опасный образ мыслей».
В США, учитывая характер Чона, его репутацию и то, как он пришел к власти, заявление о желании передать власть восприняли с большим скептицизмом. Но, по утверждениям Обердорфера, президент казался искренним и даже говорил, что «в такой стране, как наша, требуется куда больше мужества для того чтобы сдать власть, чем для того, чтобы ее взять».
Другая точка зрения сводится к тому, что Чон был вынужден действовать подобным образом из-за сильной политической оппозиции режиму и изменившегося отношения со стороны США. Это хорошо видно в международном контексте. В 1972 году приход к власти филиппинского диктатора Маркоса подтолкнул Пака к осуществлению Юсин. Однако в 1986-м США допустили и одобрили революцию, после которой Маркос был вынужден покинуть страну на американском военном самолете.
Кроме того, Корея была уже другой. Уровень жизни существенно возрос, и люди стали к этому привыкать, не желая терпеть лишения сегодня ради лучшего завтра. Теперь им хотелось каких-то свобод. Между тем, Чон фактически продолжал линию своего предшественника.
Чон решил прервать конституционный процесс для того, чтобы силовым способом продлить свои властные полномочия, которые по Конституции заканчивались в 1987 году. Сделал он это, когда весной 1986-го ведущая оппозиционная партия — Демократическая партия Новой Кореи (ДПНК) — раскололась на три отдельных политических силы.
История раскола в ДПНК интересна сама по себе. Хотя у партии были формальные лидеры, из теней ее деятельность направляли Ким Ён Сам и Ким Дэ Чжун, которые при этом не очень переносили друг друга. И когда апреле 1986 года правительство создало Специальный комитет по пересмотру Конституции и предложило членам ДПНК войти в ее состав, их согласие было воспринято общественностью как оппортунизм. Коалиция народного движения за демократию и объединение начала выступать как против режима Чон Ду Хвана, так и против Демпартии, в то время как ее члены настаивали на «легальном и внутрисистемном» подходе. В итоге оппортунисты оказались сами по себе, да и Ким Ён Сам выделился в отдельную силу.
Страну снова захлестнула волна протеста. Историк Хан Ён У писал, что за один только 1986 год с собой покончили четыре студента (трое из них были из Сеульского университета). Демонстранты тогда неоднократно захватывали здания правящей партии и ее учебных центров, а расходы на приобретение гранат со слезоточивым газом достигли 6 миллиардов вон (около 700 миллионов долларов).
На этом фоне 14 января 1987 года стало известно о гибели студента Сеульского университета Пак Чон Чхоля, замученного в ходе допросов. Конечно, пытки применялись и при Ли Сын Мане, и при Пак Чон Хи, однако до этого случая выжившие имели недостаточное количество следов, способных служить доказательством, а умершие объявлялись самоубийцами или скончавшимися от естественных причин. В данном же случае официальный диагноз так мало соответствовал причине смерти, что под давлением врачей полиция вынуждена была признать, что студента пытали.
В марте 1987-го 122 университетских профессора (в том числе те, кто ранее относился к умеренным), потребовали реформ и демократизации. Но 13 апреля Чон «добавил масла в огонь», жестко высказавшись против пересмотра Конституции и введения прямых президентских выборов. С реформами предлагалось подождать до проведения Олимпиады.
Массовые манифестации начались тотчас, но всерьез «рвануло» в июне. Причиной стала еще одна смерть — студент университета Ёнсе Ли Хан Нёль погиб 9 июня во время демонстрации от прямого попадания в голову гранаты со слезоточивым газом. Со следующего дня начались непрерывные демонстрации. Если верить Хан Ён У, в первый же день акции состоялись в 18 городах страны. На них недовольные требовали либерализации власти, изменения конституции и расследования дела Пак Чон Чхоля.
20 июня лидеры оппозиции выпустили заявление, в котором подтвердили требования демонстрантов. А еще через шесть дней в 37 городах по всей стране в демонстрациях участвовали свыше миллиона человек. В Сеуле их проведение напоминало уличные бои.
Бурные события поставили под вопрос проведение Олимпиады 1988 года, которая задумывалась как демонстрация всему миру Кореи как развитой страны. Это предполагало и наличие определенного политического климата, так что Чон не мог снова «сделать как в Кванчжу». Президент Международного олимпийского комитета прямо намекал, что в случае массовых народных возмущений Игры будут перенесены.
Соединенные Штаты также давили на Чона для того, чтобы он избежал силового решения проблемы, и напоминали про его раннее заявление. Не случайно именно в это время американским послом в Сеул был назначен сотрудник ЦРУ, ранее руководивший сеульской резидентурой.
В мае 1987 года сенат Конгресса США принял специальную резолюцию, в которой осуждал попытки дальнейшего сохранения строя и призывал отменить решение о рассмотрении вопроса поправок в Конституцию после Олимпиады. В июне же в Корее побывал ответственный сотрудник Госдепартамента США Гастон Сигур, который, по одной из версий, вручил диктатору послание президента США, в котором тот настаивал проявить сдержанность.
А тот 29 июня внезапно «взял быка за рога» и выступил с декларацией из восьми пунктов, которая стала для всех неожиданной программой демократических реформ. Он потребовал мирной передачи власти и прямых всенародных выборов при помощи внесения в конституцию соответствующих изменений, а также пересмотра существующего закона о выборах президента и обеспечения их честного проведения.
Ро также пожелал оправдания политзаключенных и восстановления их в гражданских правах; восстановления человеческого достоинства и обеспечения основных гражданских прав народа; свободы прессы; восстановления местного самоуправления. Последними пунктами значились гарантия политической активности оппозиционных партий и культивирование практики диалога и компромисса, а также искоренение преступлений, угрожающих безопасности граждан, в том числе, связанных с коррупцией.
Спустя несколько дней Чон Ду Хван одобрил данную инициативу, так что трактовать выступление Ро как демарш против действующего президента неправильно. Несмотря на то, что переход власти уже фактически совершился, Ро объявил прямые президентские выборы, которые будут сопровождаться открытой кампанией, без подавления гражданских свобод. Ким Дэ Чжуну, как и многим другим политзаключенным, была объявлена амнистия, резко ослабленный контроль за прессой и профсоюзами был воспринят почти как наступление свободы, и на Запад Ро Тхэ У сумел произвести впечатление защитника демократии.
Большинство требований оппозиции было удовлетворено, и 16 декабря 1987 года была принята новая Конституция. По ней, в частности, президента выбирали прямым голосованием, а его полномочия были ограничены только одним пятилетним сроком. Президент не имел права распускать парламент, власть которого значительно усилилась. Так, он получил право на проверку деятельности правительственных учреждений. Было устранено или изменено значительное количество одиозных поправок к конституции, сделанных в 1972 году.
Выборы 16 декабря 1987 год не обошлись без использования административного ресурса, угроз и подтасовок, отмеченных как местными, так и иностранными наблюдателями. В то же время их уровень был не настолько велик, чтобы оказать реальное влияние на ход голосования, и по сравнению с выборами предшествующих лет это был большой шаг вперед. Ро Тхэ У получил 36,7 процента голосов избирателей, его основные соперники Ким Ён Сам и Ким Дэ Чжун — 28 и 27 соответственно.
Вместе с супругой Чон отправился в добровольную ссылку в отдаленный буддийский храм в горах Сораксан. От мира он уединился примерно на два года.
На фоне раскола в среде оппозиции никто не мог упрекнуть Ро Тхэ У в том, что он пришел к власти, сжульничав. Его победа была достигнута за счет того, что, несмотря на уверения во взаимной преданности, Ким Ён Сам и Ким Дэ Чжун не договорились о едином фронте. Это раскололо оппозиционный электорат пополам, и сторонники Ким Дэ Чжуна за месяц до выборов вышли из рядов Демократической партии за воссоединение и образовали новую Партию мира и демократии.
Сыграл свою роль и регионализм. С точки зрения общности баз между Ро Тхэ У и Ким Ён Самом, происходящими из одной провинции, было больше общего, чем между Ким Ён Самом и Ким Дэ Чжуном. Антагонизм между различными регионами был тем фактором, который не дал бы возможности победить любому из двух кандидатов от оппозиции, даже если бы они выступали по одиночке.
Так 25 февраля 1988 года в истории Кореи впервые со времени образования Республики совершилась мирная передача власти от одного президента другому. Однако, по мнению автора, до наступления полномасштабной демократии было еще далеко.
Хотя демократизация в стране совпала по времени с теми преобразованиями, которые происходили в Советском Союзе, тезис о пробуждающей роли перестройки в данном случае неверен. Скорее напрашивается определенная корреляция со странами социалистического лагеря, где поползновения в сторону демократизации в определенной мере были одобрены и в некоторых случаях инициированы в Москве. Если бы в 1960-м или 1987 году Вашингтон занял более отстраненную позицию, революция могла не победить, как это произошло в 1980 году, или победить ценой значительно большей крови.
Справедливости ради стоит отметить, что существует и иная точка зрения. Все время правления военных США потворствовали развитию институтов гражданского общества, которые позже легли в основу демократического движения, но делали это непрямыми методами — вкладываясь в образование или развитие СМИ либо выводя из-под удара оппозиционных политиков.
Впрочем, даже политическую борьбу 1980-х не следует рассматривать как борьбу благородных гражданских демократов против брутального военного режима. И оппозиция, и власти принадлежали к одной и той же авторитарной политической культуре, и ни один политический лидер или партия не являлись демократической альтернативой. Это стало хорошо понятно при следующих президентах, но рассказ об этом — уже в новом тексте.