Экология входит в число 12 нацпроектов, утвержденных президентом России. Цель программы — создание комфортных условий и улучшение экологической обстановки в стране, очистка Волги и защита Байкала, ликвидация свалок и объектов накопленного вреда. То, чем предстоит заниматься российским экологам, — наследие Советского Союза, который нещадно уничтожал экологию огромной страны, поворачивал реки вспять и скрывал масштабы техногенных катастроф. Некоторые эпизоды борьбы одиночек против партийной машины — по-настоящему драматические. «Лента.ру» рассказывает о том, как развивалось природоохранное движение в СССР, как экологи спасли Россию от ядерных взрывов ради громких проектов и чем могла закончиться беспощадная советская политика.
«Cталин держит в руках карандаш. Перед ним карта края: глухие деревеньки, целинные земли покрыты валунами, нетронутые леса. Пожалуй, чересчур много лесов, они захватили лучшие почвы. А болота? Болота ползут, упираются в самое жилье человека, пожирают дороги... Увеличить пашни и осушить болота! Карельская республика права, ей надоело называться суровой и болотистой, она хочет называться веселой и хлебородной. Карельская республика желает прийти в бесклассовое общество как республика заводов и фабрик!»
Это выдержка из коллективной монографии «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931-1934». Автором этого отрывка является лично Максим Горький, который также был инициатором поездки на стройку века 36 советских писателей, эссе которых и легли в основу книги.
В отличие от большинства авторов этого издания, вышедшего в серии «История фабрик и заводов», Горькому, можно сказать, повезло. Он умер в 1934 году и навсегда остался великим русским и советским писателем. Участь менее значимых и известных за рубежом коллег Горького была гораздо более трагична: кого-то расстреляли, кто-то пошел по лагерям и сгинул там.
От самой книги большинство, как писал в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын, старалось избавиться как можно скорее, ведь там упоминались участники XVII съезда ВКП(б), репрессированного и расстрелянного почти в полном составе. Главным же героем ее был Генрих Ягода, который курировал стройку, а потом ушел бороться с предателями и шпионами на посту наркома внутренних дел. И который потом сам оказался этим самым предателем и шпионом с последующим показательным судебным процессом и быстрой отправкой в мир иной путем расстрела.
Поэтому изначальный русскоязычный тираж книги практически не сохранился, и в цифровом виде ее текста в интернете нет. Зато встречаются выдержки, цитируемые в тех или иных псевдоисторических произведениях, воспевающих товарища Сталина в современных реалиях. А вместе с ним и его политику быстрой индустриализации, которая на долгое время определит отношение советского государства к проблеме экологии.
«Пожалуй, чересчур много лесов, они захватили лучшие почвы».
Когда речь идет о молодых годах советской власти, в голове человека, получившего самое лучшее в мире советское образование, сначала всплывает мифологизированный образ Ленина и Великая Октябрьская (что немаловажно, Социалистическая) революция.
Потом вроде был Сталин, индустриализация и война, и вот мы — новая общность, советский народ, — идущие широким шагом прямиком в неизбежный коммунизм. Сексуальная революция начала 20-х годов, роль Льва Троцкого в раннем советском государстве, СССР при НЭПе — все эти нюансы для позднесоветского обывателя становились открытиями.
Те, кто застал поздний СССР, помнят, что представляла собой советская природоохрана буквально до последних лет Союза. Вся она была сосредоточена на лесе и сохранении заповедных уголков природы. Ответ на вопрос, почему проблема экологии в СССР если и не была запретной, то не обсуждалась в официальном дискурсе, кроется в истории первых лет страны Советов.
Владимир Ильич Ленин, как и Иосиф Виссарионович Сталин, был, как рассказывали гражданам, большим гениальным ученым, но в отличие от последнего действительно не был чужд по-настоящему прогрессивной научной мысли. Чтя труды Маркса и Энгельса, товарищ Ленин уделял теме защиты природы немало внимания.
В 1919 году молодой агроном Николай Подъяпольский приехал в Москву к вождю мирового пролетариата, чтобы рассказать о том, как бездумная охота уничтожила существенную часть заповедной фауны в дельте реки Волга. «Я волновался как перед экзаменом в средней школе», — писал впоследствии он. Впрочем, волнения оказались необоснованными — Ленин, который очень любил прогулки на природе, внимательно выслушал агронома и согласился, что природу защищать надо.
Через два года после этого разговора руководитель Советской России подписал указ, согласно которому над «существенными» площадями живой природы следовало установить государственную защиту. В 1919 году с его одобрения был организован Астраханский заповедник в дельте главной русской реки.
Интересно, что если обратиться к толковому словарю Даля, то можно обнаружить, что слово «заповедник» происходит от словосочетания «заповедать лес» — «запретить в нем рубку; это делается торжественно: священник с образами или даже с хоругвями обходит его при народе и старшинах, поют Слава в вышних и запрещают въезд на известное число лет». Также Даль определяет заповедник, или «заповедище», как «молельный лес», «божелесье».
Таким образом, несмотря на поддержку в принципе прогрессивной практики, за нею было закреплено название давней религиозной практики, что, возможно, и определило отношение советских граждан, да и самого государства, к теме охраны природы. Есть места заповедные, куда людям вход заказан, а в остальных можно спокойно делать все, что заблагорассудится.
Так или иначе, но в 1920-е годы тема охраны природы получила активное развитие, пусть и только в сфере сохранения биоразнообразия с помощью создания охраняемых заповедных территорий. В 1924 году известными биологами было основано Всероссийское общество охраны природы (ВООП), которое активно занималось организацией экспедиций и расширением сети заповедников.
На этих территориях ученые из различных сфер знания пытались понять, каким образом человек влияет на живую природу и экосистемы, следили за животными вне клеток и растениями в естественной обстановке.
Для того чтобы понять, насколько сильна была позиция этих ученых, стоит отметить, что в результате усилий, предпринятых активистами ВООП при поддержке в Наркомпросе, в 1926 году был основан уникальный Государственный межведомственный комитет по охране природы. Он обладал правом вето на все государственные решения, связанные с использованием природных ресурсов, если находил их вредными для окружающей среды.
Но на заре советской власти изыскания в сфере экологии не ограничивались только созданием заповедников. Можно вспомнить учение Владимира Вернадского о биосфере как о глобальной экосистеме Земли, культивирующее понимание живой «оболочки» планеты. Или работы Николая Вавилова, президента ВАСХНИЛ и директора Института генетики АН СССР, посвященные центрам возникновения культурных растений, базой которых до сих пор пользуются сельскохозяйственные компании при выведении новых сортов растений.
В 20-е годы природоохранное движение не было массовым — как раз наоборот, это была достаточно маргинальная тема, в которой вращался определенный узкий круг ученых. Если посмотреть на наглядную агитацию, то, вероятно, одним из самых популярных плакатов тех лет является пафосное произведение Р. Барника с подписью «Дым труб — дыхание Советской России». Лозунг, вполне себе характеризующий грядущие экологические проблемы, но в то время рассматривавшийся как чрезвычайно вдохновляющий.
Впрочем, это не мешало природоохранному движению развиваться параллельно — до начала реализации первого пятилетнего плана и сталинского «большого скачка». А во времена коллективизации, форсированной индустриализации и подавления любого проявления гражданской автономии
В свою очередь сталинисты видели заповедную природу как олицетворение всего, что по какой-то причине избегает рационального контроля со стороны государства и партии. Подчинить природу, вырвать у нее богатства, перекроить ландшафт, прорыть гигантский канал руками заключенных. «Пожалуй, чересчур много лесов».
Сейчас в это сложно поверить, но с 1929 по 1933 год в стране собирался Всесоюзный съезд охраны природы, на котором известные ученые не только критиковали пятилетний сталинский план, но и издавали чрезвычайно крамольные резолюции. Они предупреждали о возможности вымирания целых видов, об опасности излишней вырубки лесов. В журнале «Охрана природы» в 1930 году была опубликована статья, осуждающая быструю и полномасштабную коллективизацию, а в другой утверждалось, что механизация сельского хозяйства и бездумная распашка земель приведет к смерти тысяч и тысяч живых существ.
В свою очередь им противостояли сторонники механического подхода к природе. Основными фигурами в этом движении были биологи Трофим Лысенко (тот самый, из-за которого в итоге генетика была признана «продажной девкой империализма», а академик Вавилов чуть не был расстрелян и умер в 1943 году в лагерях) и Исай Презент.
Лысенко и Презент были ярыми противниками экологов. Они обвиняли их в «буржуазном подходе» к науке, в результате которого тормозится экономический рост СССР.
Особенно интересен случай с руководителем заповедника Аскания-Нова, экологом и орнитологом Владимиром Станчинским и его коллегами. В течение долгого времени ему удавалось отстаивать заповедные земли, которые Наркомат земледелия очень хотел отдать под совхоз. Однако его битва была проиграна после того, как Исай Презент заявил, что экзотические животные, которых на территорию заповедника привозили ученые для последующего исследования и акклиматизации, расплодятся и станут угрозой для сельского хозяйства. Партийцы были не на стороне эколога.
Напрасно Станчинский пытался объяснить чиновникам, что виды, за которыми ученые наблюдали в заповеднике, находятся под контролем и никогда не превратятся во вредителей. В 1934 году он и многие его коллеги были арестованы. И вскоре, помимо очевидных признаний во вредительстве и создании подпольной контрреволюционной организации, Станчинский рассказал о том, что позволил себе в своих экологических изысканиях не учитывать экономические реалии. Да еще по своей блажи огородил 5400 гектаров степи.
С арестом Станчинского и его коллег экологический дискурс в СССР заглох окончательно: после разгрома Аскании-Новы мало кто хотел вновь погружаться в эту тему — судьба орнитолога, который был отправлен в лагеря, где и умер в 1942 году, ни у кого не вызывала зависти.
Тем временем руководство страны оставило все церемонии в вопросах освоения природы. Максим Горький, который в тот момент отлично ухватывал нужды и задачи госпропаганды, писал о том же Беломорканале как не просто о стройке века, но как о войне с природой, провозглашая победу над ней после «тяжелой схватки с водоразделом».
При этом сам проект канала не выдерживал никакой критики ни с гидрологической, ни с геологической, ни с любой другой перспективы. Русло его подтекало, и он был слишком узким и мелким, чтобы пропускать через себя большинство грузовых судов. Не говоря уже о том, что возводился он с помощью рабского труда заключенных ГУЛАГа.
По всей стране начали расти заводы и комбинаты, перерабатывающие природные ресурсы для большой всесоюзной стройки — те самые, которые потом превратят в токсичный ад территории вокруг себя, сбрасывая ядовитые стоки в реки, загрязняя воздух и территорию.
Начало Великой Отечественной войны, несомненно, приостановило индустриальную экспансию в оккупированных республиках СССР и центральной части РСФСР, однако ускорило ее на Урале и в Сибири. Хотя в годы первых пятилеток этим регионам тоже отдавался приоритет, теперь сюда были перемещены производства с эвакуированных заводов, на которых работали миллионы беженцев.
Война только ускорила трансформацию Урала в огромный военизированный лагерь, который обслуживал нужды металлургической, горнодобывающей и военной промышленности. Лозунг «Все для фронта — все для победы!» был буквальным. Производство запускалось в кратчайшие сроки, а об экологии, безопасности рабочих мест и трудящихся на них людей никто не думал.
Такой ситуация осталась и после войны. Например, в Березниках, «городе уральских химиков», строительство клубов, детских садов, учебных заведений и дорог практически не велось. Добыча и переработка магниево-калийных солей для военной промышленности была в приоритете, а рабочие тем временем ютились в на скорую руку сбитых бараках или даже палатках. При этом все месторождения, разрабатывавшиеся с 1946 по 1950 год согласно первой послевоенной пятилетке открытым способом, являли собой замедленную экологическую бомбу, так как велись за счет жесткой экономии на материалах и труде. В условиях отсутствия эффективного современного оборудования неочищенные стоки шли прямо в реки и ручьи.
Тем не менее, если говорить о советской экологии, то лесоводство развивалось и в сталинское время, даже несмотря на то что 85 процентов территории заповедников, созданных в 20-е — начале 30-х годов, были к 1951 году ликвидированы. О лесах, однако, думали с чисто практической точки зрения. И именно поэтому в 1948 году был разработан сталинский план преобразования природы.
На этот раз вождь не убирал с карты леса росчерком пера, а наоборот заботился о создании крупных лесных государственных полос в степных и лесостепных районах СССР. «И засуху победим!» — гласил агитплакат, на котором был изображен Сталин с картой и карандашом в руках.
Хотя к его смерти план и не был воплощен в полной мере, миллион гектаров деревьев все же высадили, и 40 процентов посадок выжили. Только 40 — из-за «рационализаторского подхода» Лысенко, который к тому времени аккумулировал в своих руках практически абсолютную власть в советском биологическом сообществе. Метод заключался в гнездовой высадке деревьев. Согласно нему, саженцы надо было высаживать кучно, без расчистки местности от сорняков — при таком способе посадок они якобы и сами справятся. Сила коллектива против вредителей народного хозяйства во всей красе.
Однако «коллективизированные» растения с сорняками бороться не желали и активно погибали. Согласно отчету, который предоставил в министерство лесного хозяйства ботаник, соратник Станчинского и главный соперник Лысенко Владимир Сукачев, все посадки, сделанные в 1951-м по методу борца с генетикой, отправились в ботанический мир иной.
Начиная с этого года Сукачев, директор Института леса Академии наук СССР, развернул полномасштабную кампанию против своего визави, активно нападая на него в научной прессе. В 1955 году он был одним из подписантов «письма трехсот», в котором большая группа советских ученых критиковала «лысенковщину» и которое в итоге стало причиной его отставки с поста президента ВАСХНИЛ (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина).
Стоит, впрочем, отметить, что окончательно всех своих постов Лысенко лишился только при Брежневе, в 1965 году, когда его наконец освободили от должности руководителя Института генетики. Хрущев симпатизировал Лысенко и отнесся к «письму 300» с негодованием.
Тем не менее активная борьба послужила укреплению авторитета Сукачева, который ратовал за расширение заповедных земель в интересах науки, а также развитию ВООП, в котором к 1959 году насчитывалось чуть меньше миллиона членов.
Как это ни прискорбно, но смерть Сталина и оттепель не привели к осознанию советским руководством в целом недопустимости пренебрежительного отношения к окружающей среде. План преобразования природы был почти сразу же отменен, а сама тема охраны лесов — сведена на уровень неприоритетных.
При этом к концу 50-х годов было вполне очевидно, что варварский способ достижения экономического роста, который практиковался в СССР за счет бездумной эксплуатации природных и людских ресурсов, не может быть вечным. Однако инерция внутри системы и холодная война не оставляли ни единой возможности, что в этой парадигме произойдут какие-то серьезные изменения.
Пожалуй, именно во времена правления Маленкова и Хрущева экологии Советского Союза был нанесен самый мощный удар. Программа освоения целинных земель для сельского хозяйства хотя поначалу и дала положительные результаты, вскоре столкнулась с постоянными засухами, которые ясно показали, почему ранее никто их для этого не использовал.
В конце 50-х годов хрущевское правительство решило наконец заняться Байкалом. Результатом этой инициативы стал в том числе печально известный Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, загрязнявший озеро на протяжении более чем полувека и окончательно остановленный только в 2013 году.
В начале 1960-х годов президиум Верховного Совета постановил повернуть две главные реки, впадающие в Аральское море: Сырдарью и Амударью. Это виделось решением проблемы обеспечения водой среднеазиатских посадок хлопка. Что стало с морем, можно посмотреть на карте. Моря больше нет, на его месте разрозненная сеть мелеющих водоемов.
К счастью, не все подобные безрассудные инициативы были претворены в жизнь. Пожалуй, одним из самых потенциально разрушительных был проект поворота северных рек для орошения южных засушливых регионов страны.
С предложением разработать проект Совнарком СССР обратился к нескольким научным учреждениям в 1945 году. Но в хрущевское время проект не только не заглох, но и активно развивался. Наконец, в 1956 году был подготовлен техно-экономический доклад, предлагавший три варианта переброски рек.
Как пишет в своей статье Алексей Самарин, старший научный сотрудник Научного архива Коми научного центра УрО РАН, первый вариант предполагал транспортировку стока Печоры, Вычегды, Сысолы и Юга, Лузы и Сухоны через Шексну в Рыбинское водохранилище и далее в Волгу посредством каналов и водохранилищ. По второму варианту переброска стока рек Печоры и Вычегды проектировалась через Каму с созданием Камско-Вычегодско-Печорского водохозяйственного комплекса (КВП). Третий вариант — комбинированная переброска через Каму, Сухону и Шексну.
Помимо прочих организаций, проект поручили рассмотреть Коми филиалу АН СССР, специалистов которого направили в экспедиции на предполагаемые места затопления. Они обнаружили множество ошибок проекта. В результате такого подхода были бы затоплены запасы древесины и предприятия по ее переработке, а также плодородные земли республики.
Несмотря на то что докладная записка была рассмотрена на региональном уровне, «Гидропроект» предпочел не заметить ее. При этом, однако, был составлен новый план, который подразумевал организацию на территории Коми АССР огромного водохранилища, которое затопило бы 138 населенных пунктов.
Бодание филиала АН с «Гидропроектом» продолжалось много лет и в конце концов увенчалось успехом: союзные власти заставили НИИ сотрудничать с учеными из Коми, наделив тех правом вето на проектные решения в 1967 году.
Противостояние продолжалось до 1986 года, когда наконец ЦК и Совмин признали проект нецелесообразным — ученые республики, которые яростно отстаивали свою позицию, победили.
Если бы не они, сейчас бы России пришлось разбираться с последствиями еще одной «великой стройки». И о том, какими они могли быть, напоминает искусственный канал длиной 700 метров, шириной 350 и глубиной до 15 метров. Гигантские кратеры появились в результате взрыва трех ядерных зарядов — это были черновые испытания методов переброски рек.
Горбачевская эпоха началась со знаменитой антиалкогольной кампании, но самой жуткой вехой этого периода в истории СССР, несомненно, останется авария на Чернобыльской АЭС и в особенности реакция на нее советского руководства — попытки принизить важность происходящего, первомайские демонстрации в Киеве и Минске 1986 года, вранье и замалчивание в официальных источниках информации.
Чернобыльская авария стала одним из немаловажных факторов, которые полностью изменили Советский Союз. Именно после этого началась политика гласности, а Горбачев устранил самые главные причины советской борьбы с природой: гонку вооружений и холодную войну.
СМИ наконец-то могли писать о реальных проблемах почти без оговорок, и огромное количество таких публикаций было посвящено именно изобличению варварского отношения к окружающей среде, которое советская власть практиковала десятилетиями. Конечно, некоторые из них преувеличивали масштабы проблемы, но коллективно эти публикации показывали картину полного безразличия к здоровью людей и природы.
Отдельно стоит отметить и экологические общественные движения, возникавшие снизу и не ассоциировавшиеся с властью (как, скажем, ВООП). Ярким примером является кампания, развернутая крымчанами в конце 80-х годов против постройки Крымской АЭС, которая представляла угрозу Азовскому морю. Активисты действовали по всем фронтам: публиковали статьи в прессе, принимали участие в съемках передач и документальных фильмов, заваливали письмами партийное руководство, писали наказы депутатам, собирали подписи за отмену строительства и устраивали митинги.
Как отмечает в своей работе крымский историк Алексей Попов, это принесло свои плоды, когда от Крымской области статус народных депутатов в 1989 году получили три кандидата, поддержанных ассоциацией «Экология и мир». «Их активная позиция в высшем представительном органе, по всей видимости, сыграла определенную роль в принятии осенью 1989 года решения Советом Министров СССР по Крымской АЭС», — пишет он.
То, чем все закончилось, хорошо известно практически каждому. Правда похожа на ящик Пандоры — если один раз открыть его, то закрыть будет невозможно, а потом уже и не нужно. В огромной степени именно правда, в том числе об экологии, развалила массовую иллюзию под названием Советский Союз.
В 1990 году на первомайской демонстрации люди несли не привычные всем бравурные лозунги. Мрачные люди проходили мимо мавзолея, на котором стоял Горбачев и члены Политбюро, с плакатами «70 лет на пути в никуда» и «Догоним и перегоним Африку!» Обиженный генсек недолго простоял на трибуне и спустился вниз.
«Плакаты — это просто плакаты, — писал в своей книге "Экоцид в СССР: здоровье и природа в осаде" один из главных американских специалистов по СССР Мюррей Фешбах. — Но даже в 1990 году на этой земле разочарования начали появляться позитивные лозунги. На крыше огромного металлургического завода в Красноярске, источника 119 тысяч тонн вредных выбросов в год, появился новый: "Защищать природу — значит защищать Родину"».