Через год, с 1 января 2022 года, в России вступает в силу запрет на экспорт необработанного леса. Это увеличит объем доступного сырья для отечественных производителей древесной продукции, а рост переработки позволит создать новые рабочие места и обеспечит дополнительное поступление налогов в федеральный и региональный бюджет. О перспективах лесной отрасли и ее экономике «Ленте.ру» рассказал председатель совета директоров компании «Приангарский лесоперерабатывающий комплекс» Олег Малкин.
«Лента.ру»: Владимир Путин анонсировал полный запрет экспорта круглого леса (необработанных и грубо обработанных лесоматериалов хвойных и ценных лиственных пород. — прим. «Ленты.ру»). Как это отразится на развитии глубокой переработки древесины и отрасли в целом?
Олег Малкин: Тема запрета экспорта круглого леса обсуждается уже не первый год. Запрет экспортировать круглый лес — это логический шаг в комплексе мер, предпринимаемых государством для развития ЛПК, усиления позиций отрасли и создания лучших условий для внутреннего производителя. Понятно, что экспорт круглого леса намного проще: для технологической цепочки от заготовки до погрузки не нужно серьезных инвестиций. Глубокая же переработка требует достаточно больших средств и времени на реализацию проекта. И в этом плане государство помогает своими инициативами. Новый закон создаст дополнительное предложение древесины внутри страны, что приведет к некоторому снижению цен и повысит рентабельность переработки. Это позволит увеличить инвестиции в инновации, которые пойдут на развитие отрасли и реорганизацию внутренних процессов производства. Для лесопромышленной отрасли это, безусловно, позитивные перспективы.
Кроме того, запрет экспорта круглого леса — это еще и серьезное подспорье в борьбе с так называемыми черными лесорубами, которые занимаются незаконными вырубками.
Лично вы поддерживаете эту инициативу?
Мы всегда были сторонниками того, чтобы вся переработка происходила на территории Российской Федерации. Необходимо целенаправленно выстраивать условия для снижения экспорта сырья и увеличения экспорта готовой продукции или полуфабрикатов. Добавочная стоимость экспортируемых продуктов лесопиления значительно выше, чем экспорт просто круглого леса, а это рабочие места и налоги, средства на развитие регионов и решение многих социальных вопросов в стране.
Развитие глубокой переработки называют едва ли не единственным способом вывода лесной отрасли из кризиса. Какие еще проблемы мешают прогрессированию российского ЛПК?
Глубокая переработка — это не просто распил круглого леса на доски, но еще и повышение эффективности этого распила, создание дополнительных продуктов из отходов лесопиления: производство пеллет, химико-термомеханической массы, мульчи, а также продуктов зеленой энергетики. Все эти производственные этапы требуют серьезных инвестиций, и в первую очередь для развития требуется доступное финансирование. Уверен, что следующим этапом будет создание для отрасли нового инструмента привлечения дешевых средств. С учетом того, что круглый лес будет оставаться внутри страны, а также наличия на рынке профессиональных игроков, правильных технологий и огромных лесных массивов, привлечение недорогих финансовых ресурсов создаст возможность для дальнейшего развития отрасли.
Главный вопрос: откуда взять деньги? Кто будет играть ведущую роль в развитии отрасли и ее технологичности — государство, бизнес или венчурные инвесторы?
Каждый из этих участников рынка играет свою роль. Государство — это цифровизация, ЛесЕГАИС, создание системы приоритетных проектов и прозрачных механизмов выделения лесных участков, контроль за лесопользованием. Бизнес — это технологии и опыт. Мы знаем, как работать на рынке, как перерабатывать древесину, как создавать готовый продукт с добавленной стоимостью и как его продавать. Венчурные инвесторы — это те самые деньги, которые готовы прийти на любой рынок, обладающий соответствующими характеристиками. Для этого нужны прозрачные правила игры, понятные технологии, а также рентабельность и перспективы развития. Это три ключевых элемента, которые помогут развитию отрасли.
Придя из банковского бизнеса в лесную сферу, я тоже был своего рода венчурным инвестором, потому что вкладывал деньги в то, во что верил. Наличие прошлого положительного опыта в реализации пусть и не настолько больших, но профильных проектов, давало уверенность в правильности этого выбора. Инвестировав, я перешел из категории венчурных инвесторов в категорию предпринимателей. Но после работы на «Приангарском ЛПК» и погружения в процесс пришло понимание, что для дальнейших шагов нужен новый импульс. Сейчас мы вышли на тот уровень, когда уже понятно, как двигаться дальше. Поэтому мы и запускаем акселератор. Мы готовы рисковать и финансировать свежие идеи, ведь каждый успешный проект даст мультипликатор, который перекроет расходы на организацию всей программы.
Когда мы говорим об инновациях, лесная отрасль не сразу приходит на ум. Вы много и успешно работали в банковском секторе. Почему из всех отраслей вы выбрали именно лесную промышленность?
Более десяти лет, работая в банке, я параллельно занимался инвестициями в лесные проекты. Это было одним из приоритетных направлений, в том числе для моих личных вложений. И в какой-то момент, решив закончить карьеру в банковской сфере, я выбрал для себя именно эту область. Три года назад я вошел в состав совета директоров «Приангарского ЛПК». Возможность участия в таком активе оказалась «вишенкой на торте», которая позволила реализовать наработки, проекты и идеи в больших масштабах. Это естественный эволюционный процесс — от банкира к предпринимателю, и я ни разу не пожалел об этом. За это время мы на треть увеличили объем производимой продукции, а инвестиции в развитие производства суммарно превысили 500 миллионов рублей.
Чем лесной бизнес кажется вам привлекательным?
В ЛПК относительно низкий уровень конкуренции, прозрачные правила игры, хорошая рентабельность, понятные технологии и растущий спрос. К тому же лесные ресурсы — возобновляемы и органично вписываются в мировой тренд и глобальную повестку по предотвращению изменения климата. Именно сейчас наступает момент, когда появляются прорывные технологии, которые способны коренным образом изменить отрасль. В банке я наблюдал за тем, как развитие финансовых технологий очень быстро и сильно преобразовало финансовую сферу. Так что я уверен, что мы подошли к той точке, когда новые технологии приведут к большим переменам и в лесном бизнесе.
Что именно должно произойти?
Прорывные технологии приводят к формированию принципиально нового рынка, новых потребительских качеств, новых продуктов на основе древесины. Так было в банкинге, когда буквально за несколько лет мы перешли от бумажных денег к платежам с помощью электронных часов и браслетов — и это уже никого не удивляет. И ситуация, которая сложилась в связи с пандемией коронавируса, уже полностью изменила мировосприятие человека с точки зрения цифровизации, став неким «черным лебедем», который в один момент реформировал наше потребление, способы передвижения, платежи и даже взгляды на будущее. По моим прогнозам, в ближайшие пять лет подобные изменения ожидают и ЛПК.
Поэтому мы видим, что нужно развиваться в этом направлении — как с точки зрения новых продуктов, так и в плане повышения внутренней эффективности. Мы смотрели на мировые практики, на то, как работают акселераторы бизнеса в Кремниевой долине, изучили российский рынок, а также близкий мне опыт развития финтеха — и решили создать на базе «Приангарского ЛПК» акселератор ForestTech Accelerator. Так что рассчитываем отобрать наиболее привлекательные проекты и реализовать их на нашем предприятии.
Как будет проходить отбор в акселератор? Сколько компаний-участников вы намерены привлечь?
Мы планируем собрать порядка 150 заявок. Из них отберем около 50 проектов, проработаем их и выберем десять, которые и пойдут в акселератор. Может быть, «улов» будет хорошим, так что мы примем больше. Но это пока из разряда предположений, поскольку в лесной отрасли все сложнее, чем в финтехе: уровень инноваций ниже, да и статистики здесь еще нет.
Мы будем работать на отечественном рынке с российскими проектами, а также в странах ближайшего зарубежья — и в первую очередь в скандинавских государствах, где лесная отрасль хорошо развита. В этом я вижу серьезное будущее акселератора, ведь это возможность кооперироваться с лучшими мировыми решениями и масштабировать российские продукты — в том числе на другие страны.
Каковы области поиска решений и технологий?
Мы для себя выбрали пять направлений: учет и управление ресурсами предприятия, HR-технологии, новые продукты и бизнес-модели, ремонт, маркетинг и продажи. А еще сделали трек под названием «Другое» — на случай, если попадется что-то неклассифицированное.
Нужно признать, что на сегодняшний момент отрасль находится в некотором технологическом тупике. С одной стороны, сделано все, что мы могли бы сделать на сегодняшний день с точки зрения технологий и внутренней эффективности. С другой — мы видим пример коллег из Канады, у которых процент переработки древесины достигает рекордных 95 процентов. Спилив в лесу дерево, они все, до последней щепки и веточки, превращают в конечный продукт. В России переработка составляет 60-70 процентов. И именно эти оставшиеся 30-40 процентов, отделяющие нашу реальность от максимальной эффективности, мы и хотим получить с помощью инноваций.
Вы перечислили много инициатив экологической повестки — зеленая энергетика, производство пеллет. Почему в акселераторе нет отдельного «экологического» трека?
Мы работаем с природным ресурсом и заинтересованы в его возобновлении, а любое производственное предприятие — это воздействие на окружающую среду. Поэтому мы осознаем важность экологической повестки и нашу ответственность. Например, в октябре в районе деятельности «Приангарского ЛПК» произошел инцидент, потенциально опасный для окружающей среды. Мы сразу же реализовали необходимый комплекс мер по локализации и мониторингу ситуации, а также изучению возможных последствий.
Но с точки зрения бизнес-процессов на предприятиях, к сожалению, еще не определился внутренний заказчик высокотехнологичных экологических проектов. Мы приняли решение сначала структурировать «запрос на экологию» внутри предприятия — этот процесс идет, мы планируем его развивать. Пока в акселераторе мы предусмотрели направление утилизации и переработки отходов производства — на сегодняшний день это оформившаяся потребность. Но если в акселератор будут поступать заявки по другим экологическим проектам, мы с интересом их рассмотрим.
Есть мнение, что новым технологиям комфортнее развиваться на Западе, например, в США, где лесная отрасль сильнее. Не опасаетесь ли вы конкуренции с зарубежными компаниями или аналогичными акселераторами?
Мы считаем, что рынок все еще находится в той стадии, когда место есть для всех. При этом все мы производим одинаковый продукт — разница только в качестве обработки и, что важно для клиента, стабильности поставок. Запад радушно принимает технологические стартапы, где от идеи до так называемого MVP (минимальный жизнеспособный продукт) объем инвестиций исчисляется тысячами или десятками тысяч долларов, в то время как внедрение промышленных стартапов может требовать куда больших инвестиций. По нашему мнению, создание акселератора в лесной отрасли послужит правильным примером, в том числе для остальных крупных игроков этого рынка, и создаст дополнительный импульс для развития всей сферы. Также немаловажно обратить внимание государства на инновации в этой отрасли.
Насколько, по-вашему, лесная отрасль привлекательна с инвестиционной точки зрения?
Я считаю ее сильно недооцененной. При сравнительной рентабельности, например, нефтяного бизнеса, медицины или банковской сферы, лесная отрасль требует значительно меньших инвестиций. И самое главное: при существующих на сегодня правилах игры и политике государства, направленной на поддержание роста отрасли, ЛПК имеет очень хорошие перспективы.