На прошлой неделе дуэт АИГЕЛ выпустил работу «Пыяла» — свежий альбом о свободе и родительстве, записанный полностью на татарском языке, стал уже четвертым релизом музыкантов, которые за последние три года выбились в ряды наиболее ярких и своеобразных представителей российской сцены. По просьбе «Ленты.ру» участники коллектива Айгель Гайсина и Илья Барамия составили ностальгический плейлист и рассказали, как ранний MTV, первые видеокассеты и нелепые наряды группы Nirvana перевернули их представление о музыке.
Айгель: Я даже не знаю, это клип или фан-видео, нарезанное из фильма «Цвет граната». Я сначала посмотрела клип и просто офигела. Мне было лет 19, я приехала проходить практику в Москву, и у меня был друг, который слушал много сумасшедшей музыки. Он мне показывал всякие видосы, и я тогда впервые познакомились с такой классной электроникой. Я училась любить музыку на русском роке, а потом пошла именно электроника. Я смотрела клип Juno Reactor и думала: «Это волшебство! Как это вообще возможно?»... Потом оказалось, что это великий фильм Сергея Параджанова, но я не смогла его смотреть. Это красиво, но такая нудятина советская, мне тяжело. Может, люди старшего возраста могут дольше смотреть длинные планы. Но клип настолько круто сделали, что это какая-то идеальная коллаборация.
Айгель: Песню «Звезда» я услышала достаточно поздно, хотя всех рокеров я слушала лет в 14, а Агузарова мне тогда как-то тогда не заходила. И в итоге послушала я ее в той же квартире у своего друга Гены, где я услышала God Is God. Гена — очень тонкой души человек, такой поцелованный богом, голубоглазый. И однажды в порыве какой-то вселенской грусти он выкинул свой диван. А у него постоянно все жили: люди очень разных политических взглядов, беженцы какие-то, люди с Украины. Причем он был настолько христианин, что его притесняли постепенно, ему уже места не оставляли. А я спала на диване, который ему подарил Дугин (Александр Дугин, российский философ и политолог — прим. «Ленты.ру»). Я болела, у меня была очень высокая температура, и над моей головой стояла колонка. А Гена всегда очень грустно грустил, у него такие глаза были, что у меня душа взрывалась. И вот он на весь дом слушал «Звезду» Жанны Агузаровой, и эта песня просто вошла в мой бред. То есть я болею, у меня температура, еще эта песня, бульканье кальяна, свет монитора на компьютере, из которого Гена какую-то переписку вел, думал, что-то смотрел, размышлял, — вот такая картина. Как будто я познала вообще все мироздание тогда.
Илья: Future Sound of London — это дверь в электронную и психоделическую музыку, и они открыли ее с ноги. Им отдали ночь на каких-то каналах, на немецком телевидении, на MTV. И они всю ночь фигачили техно. А у них тогда вышел альбом Lifeforms, и был нагенерирован целый фильм с помощью компьютерной графики. Такого не было до 1995 года. Люди записывали это все на видеокассеты, привозили сюда, мы смотрели. Это была совершенно новая музыка, совершенно новая эстетика, совершенно новое все.
Илья: Просто произведение искусства. Мне нечего про него сказать, такое надо смотреть. Оно настолько абстрактное и энергичное, я считаю, что это непревзойденная пока вещь. Может, это тот самый Неуловимый Джо, который никому не нужен, но это впечатляет. У Autechre сложное искусство, и я не представляю, как это сделано, но их никто не переплюнет. То есть я знаю, кто видео делал, — чувак, который тогда занимался дизайном их обложек, и я боюсь, что он все покадрово рисовал.
Илья: «Стена» — это первый музыкальный фильм, который я увидел, когда появились видеокассеты в стране. И я его много пересматривал. Фильм хороший, эта первая сцена с гитарными риффами, когда люди ломают ворота и врываются в какой-то коридор, мне сильно запомнилось. Это ощущение мощи и картинки, которой в Советском Союзе просто не делали.
Илья: Майкл Джексон — это было что-то невероятное. Когда Billie Jean вышел, его показали в «Что? Где? Когда?» в качестве музыкальной паузы. Обычно там какую-то шляпу показывали, эстраду нашу, а тут они взяли и зафигачили Майкла Джексона, которого не показывали по советскому телевидению вообще. Во-первых, это был видеоклип, а тогда видеоклипы еще не снимали толком. Во-вторых, я увидел, как он двигается, услышал его музыку. Я был под большим впечатлением и хотел, чтобы вместо передачи «Утренняя почта» транслировали хоть что-нибудь из Америки.
Айгель: Я недавно смотрела фильм о Майкле Джексоне (речь идет о ленте «Покидая Нетландию» — прим. «Ленты.ру»), и это был ужас и шок. Меня спасло от какой-то внутренней трагедии то, что я никогда его особо не любила.
Илья: Я тоже не скажу, что я прямо его фанат, но это очень круто. Это как Брюс Ли: людей, которые могут делать такие вещи, просто единицы. При этом он может быть гад, такое бывает. И потом фильм — это не та информация, которой можно на сто процентов доверять. Правду мы никогда не узнаем.
Айгель: Это просто очень красивый клип из моей юности. Написано, что это снято в 2007 году, мне тогда был 21 год. Это какие-то времена любви и веры в будущее.
Илья: Мы с Айгель разные ветки техно слушаем. Мне не нравится обычно то, что она слушает, а она не знает, что слушаю я. Я всю эту электронику называю техно, потому что она произошла от техно. То есть это музыка, которая не играется на гитаре, а программируется.
Илья: Я очень люблю метал, года с 83-го слежу за его развитием. Опять же тогда начали появляться кассеты, и я увидел, как выглядит классическая треш-метал-группа: их эстетика, движения, одежда. Одно дело фотографии, но когда на тебя это выплескивается, такое запоминается. Я и сейчас продолжаю слушать подобную музыку, потому что я на ней отдыхаю. В том смысле, что она делается по законам, которые к моей музыке неприменимы. Это другой стиль, поэтому у меня выключается анализатор в голове.
Илья: Тогда в группе еще был [Святослав] Задерий, и они играли электро. Я с их музыкой на сыне экспериментировал, когда ему было три года. У «Алисы», Rammstein и Ministry используется один и тот же рифф. Я сначала включил трехлетнему ребенку «Алису», он начал прыгать и говорил: «Р-о-о-о-к!». Я ему включил Rammstein, но рифф тот же. Ему все равно все это очень нравилось. Но когда я включил Ministry, он сразу понял, что это что-то страшное. Песня Just One Fix, которая начинается с такого истошного крика и голоса [Уильяма] Берроуза, он читает строки «Never trust a junkie».
Я терпеть не мог советскую эстраду, она меня бесила и казалась абсолютно неискренней. И как только появились «Алиса» и «Кино», я впервые начал слушать музыку, которая написана для меня, ходить на концерты. Это был переворот. Они были совсем не такие, как все, что было до них. И посмотреть на них было нельзя, их не снимали. То есть «Алиса» — это съемки репетиций, «Кино» — кусочек фильма Сергея Соловьева.
Айгель: Это был первый клип, который я увидела у Nirvana. Вообще, все мои герои умерли, когда я до них доросла. Когда Курт Кобейн умер, мне было девять лет. У меня осталась видеокассета, какой-то фильм о нем, какие-то лайвы. Это детская любовь. Я сидела на полу и смотрела эти видеокассеты, перезаписанные 500 миллионов раз.
Илья: Nirvana вообще изменила музыкальный формат и MTV, потому что до этого на канале рока не было, был только поп. И тут прямо ворвалась Nirvana, и она так ярко фигачила, что их показывали еженедельно. Концерты, какие-то дурацкие интервью, выставки — что угодно. Когда вывалился весь этот гранж, в этот момент все очень изменилось. При этом, в отличие от классического рока, они очень ярко одевались и выглядели полными идиотами и клоунами. И это было круто.
Айгель: Причем я гранж вообще не люблю. Кроме Nirvana ни одной больше группы нет, которую бы я полюбила.
Илья: Да никто не любит (смеется).
Айгель: А у меня еще не было MTV, была только пара-тройка обычных каналов. Я ходила смотреть телевизор к подружке, и тогда что появилось? «Тату»! И мне 14 лет, и такая песня классная, и такой клип, и такие девочки. В общем, мы срочно зафанатели от «Тату». Я прямо помню ту комнату, где еще лежат куклы, но уже где-то спрятаны сиги. Но на MTV тогда крутили «жвачку» — музыку, которая идет фоном и не запоминается. А вот эта песня запомнилась, потому что это было какое-то явление в музыке.
Илья: Это явление, да. Елена Кипер — хороший композитор. А «Тату» — один из немногих, если не единственный русский проект, который стал всемирным. Я второй такой не могу назвать.
Айгель: У них еще очень интересные тембры. Такой надрывный девчачий голос, я такого больше нигде не слышала. Это очень своеобразная фигня, когда голос отдается в груди. Меня это очень подкупало.
Илья: Лена Кипер, которая эти песни написала, — это ее манера. Тембр у нее такой же — орущий. Пела не Кипер, но если бы она спела, я бы, может, и не заметил разницы.
Айгель: Это просто мой самый любимый клип. Там показана абсолютно наша провинциальная кафешка: наши лица, наша публика, наши гопники и наши колонки. У меня даже были подобные концерты, когда я стою и пою свои песни, которые вообще никому непонятны и не нужны. Но у каждого в этом клипе есть какая-то своя нормальная жизнь: гопник, тетка, которая расставляет еду, дядька, который прожил жизнь. И стоит вот это чудесное создание, которое поет эту песню, и оно вообще не в тему со своей музыкой и со своей личностью. При этом оно их завораживает в итоге. Гопник начинает танцевать и считывает его не на том уровне, на котором гопники обычно считывают и начинают пинать ногами непонятных им людей. Он поймал и полюбил эту тонкую сущность. Я этот клип всем навязывала, всех заставляла смотреть с момента. Мне кажется, это просто гениально.
Илья: Да, это произведение, в котором очень многое сошлось. Причем удачно сошлось.