Главным процессом 2020 года в России стал суд над актером Михаилом Ефремовым. 8 июня он вылетел на своем внедорожнике Jeep Grand Cherokee на встречную полосу Садового кольца и столкнулся с фургоном Lada. Водитель фургона Сергей Захаров вскоре скончался в больнице. В момент аварии артист был пьян. Суд над Ефремовым превратился в настоящий театр со звездными гостями, безумными фанатами и бесконечными скандалами. Главными героями процесса, не считая самого артиста, стали адвокаты Эльман Пашаев, защищавший Ефремова, и его оппонент Александр Добровинский, представлявший интересы потерпевших. Результатом их противостояния, как в зале суда, так и за его пределами, стали потеря адвокатского статуса и 7,5 лет колонии для Ефремова. Итоги громкого процесса Александр Добровинский подвел в эксклюзивном интервью «Ленте.ру».

«Даже час в тюрьме — это слишком много»

«Лента.ру»: Суд над Михаилом Ефремовым, безусловно, стал главным процессом года. Расскажите, как вы вошли в это дело, кто вам предложил защищать потерпевших?

Добровинский: На канале «Россия» Андрей Малахов — мой товарищ — время от времени приглашает меня в качестве эксперта. 8 июня произошла трагедия на Садовом кольце, и 10 июня Малахов позвал меня на прямой эфир.

Там была часть семьи несчастного Сергея Захарова — его брат и жена: они в прямом эфире предложили мне стать их представителем на предстоящем процессе. Отказаться я, конечно, не мог, причем поставил им только одно условие: работать буду бесплатно. Это условие они приняли, мы обсудили наш договор и подписали его пару дней спустя.

Я взялся за это дело, потому что считаю: в современной России настал момент поставить точку в ситуациях, когда богатые и известные люди со связями избегают справедливого наказания и выходят сухими из воды. Они должны отвечать перед законом так же, как отвечает любой другой человек. Нельзя, чтобы закон смотрел только в одну сторону.

Михаил Ефремов — человек известный, богатый и со связями. Я проанализировал ситуацию, и, когда семья Захаровых предложила войти в дело, мне показалось, что я смогу поставить в нем точку, которая станет отправной для больших и важных перемен. Кажется, мне удалось это сделать.

Но ведь вас считают звездным адвокатом — вы как раз помогаете известным и богатым людям решать в суде их проблемы...

Разве? Приведите пример, когда я защищал известного человека в смертельном ДТП и он благодаря мне вышел сухим из воды. Не придумывайте. Я практически не занимаюсь уголовными делами. Вот в гражданских делах — это абсолютно другая история. Это развод, дети, честь и достоинство.

Приговором, по которому Ефремов в итоге получил 7,5 лет колонии, вы достигли своей цели?

У меня была только одна цель — доказать вину Ефремова. Это единственная задача, которую передо мной ставили мои доверители, они больше ничего не хотели. Журналисты раз за разом спрашивали: какой срок вы будете просить? А я всегда отвечал: мы с семьей Захаровых договорились еще до процесса, что согласимся с любым требованием прокурора и примем любой приговор.

Оценивать, справедливое ли ему назначили наказание, я не могу — я не судья, не прокурор. Обсуждать, почему суд дал Ефремову именно столько — это уже отдельная тема. Я не берусь судить о том, много это или мало. Для меня даже час, проведенный в тюрьме, это слишком много.

«Это издевательство над правосудием»

Почему, по вашему мнению, суд дал Михаилу Ефремову именно такой срок?

С правосудием нельзя играть и шутить. Господин Ефремов после ДТП несколько раз на допросах, перед следователем и экспертами, признавал свою вину, но потом по каким-то причинам решил, что может избежать наказания. Он заявил, что ничего не помнит. Забыл и забыл — это была тактика Ефремова и его защиты.

В подтверждение своей забывчивости Ефремов привел на суд трех свидетелей. Я читал, что возбуждены уголовные дела о лжесвидетельстве в отношении этих лиц. Этих свидетелей привела не защита Ефремова, а сам актер — он на это согласился. Эти свидетели пытались за уши вытянуть его из суда и спасти от срока. Это прямое издевательство над правосудием.

В ходе процесса Ефремова госпитализировали с подозрением на инсульт...

Понятно, что никакого инсульта не было: это была придумка, чтобы потянуть время. Очевидно, что Ефремову и его адвокатам нужно было время, чтобы найти своих свидетелей.

А еще у Ефремова якобы был отказ от адвокатов. Причем, только выйдя из здания суда, я сразу сказал журналистам, что адвокаты актера вернутся к нему через неделю. Им нужна была пауза, чтобы что-то поменять в своей тактике и стратегии. Меня услышали, но никто не поверил, а защитники действительно вернулись к Ефремову через неделю.

А как вы оцениваете поведение актера на суде в целом?

Дело в том, что, когда стороны на процессе задают вопросы, которые не снимает суд, они задают эти вопросы от имени суда. Приведу два примера. Я задаю вопрос господину Ефремову: «Все те гадости, которые ваш защитник (Пашаев — прим. «Ленты.ру») говорил о семье Захаровых, — это все согласовано с вами или это личное мнение защитника?»

На это Ефремов сказал, что все согласовано с ним. Сам актер на суде тоже говорил им [потерпевшим] гадости, вместе с защитником поливал этих несчастных людей помоями. Понимаете, это ничего не давало никому, кроме тщеславия Михаила Олеговича.

Я ему задаю вопрос: «18 июня, спустя десять дней после трагедии, вы находились перед четырьмя психиатрами и говорили, что лично сидели за рулем и виновны в смерти Сергея Захарова. Но сегодня вы говорите, что ничего не помните. Не могли бы вы прокомментировать, что же случилось 18 июня?»

И господин Ефремов говорит: «А я не комментатор, чтобы тут комментировать». Меня этот ответ вполне устроил. Мой вопрос не был снят судом, а это означает, что суд его и задал. И именно так Ефремов ответил суду в моем лице.

Ефремов пытался запутать суд?

Тут есть такой момент: у Ефремова на левой стороне шеи был кровоподтек от ремня безопасности на водительском сиденье. Серьезный кровоподтек, который мы все видели, — он фигурировал на всех фотографиях в деле.

Ефремов уверял, что он сидел на другом сиденье, справа, а ремень так завернул вокруг своей шеи, что тот оставил след на левой стороне. Тогда мы принесли на суд ремень и предложили Ефремову показать, каким образом он завернул ремень.

Защита актера придумывала разные ухищрения, чтобы тянуть время. Адвокаты Ефремова по несколько раз зачитывали свои многостраничные ходатайства, чем доводили суд до неприятного состояния. А когда господину Пашаеву в очередной раз надо было затянуть процесс, он заявил судье совершенно необоснованный отвод, который не был удовлетворен.

Но в последнем слове артист как будто раскаялся...

Что касается последнего слова господина Ефремова — напомню, что прокуратура попросила для него 11 лет лишения свободы. И что же говорит подсудимый, чтобы убедить суд в своей правоте и избежать столь сурового наказания?

А Ефремов говорит: «Александр Добровинский учился во ВГИК у моих любимых учителей и стал хорошим актером, но, наверное, его оттуда выгнали за аморалку. Что касается меня, то если я это [ДТП] совершил, то, может быть, я виноват. А если не совершал, значит, не виноват. А напоследок я вам хочу прочитать свои стихи в память о Сергее Захарове».

Понимаете, человеку грозит 11 лет, а он говорит, что я учился во ВГИК! Я до сих пор не понимаю, зачем он это сказал. И ладно я — все это слышала судья.

Кстати, как вы оцениваете ее работу?

Она совершенно потрясающая: знающая, спокойная, деловая. Все, что делала судья, было по букве закона, без каких-либо отступлений. Когда она ушла в совещательную комнату, перед ней, как и перед любым судьей, встали два вопроса. Первый — виновен или не виновен Михаил Ефремов.

Она ответила: да, виновен. Вина актера полностью доказана благодаря профессиональной работе прокуратуры и СМИ. Напомню, что двух свидетелей, чьи показания все решили, я нашел, показав в эфире их фотографии.

И вот когда судья ответила на первый вопрос о виновности, встает второй — о наказании. По статье предусмотрено до 12 лет. Судья вспоминает все, что было на процессе. Сколько должен получить Ефремов за все эти издевательства над правосудием? Суд ответил — восемь лет [после апелляции приговор актеру смягчили до 7,5 лет — прим. «Ленты.ру»].

«Им надо было убрать конкурента»

Как вы раньше относились к Ефремову, изменилось ли ваше мнение о нем после процесса?

Я видел пару записей его в интернете, видел его в кино. Он хороший актер. Достоевский был прекрасным писателем, но не очень хорошим человеком. Поэтому судить о Ефремове я не мог — я видел его только на сцене и слышал о его пьяных дебошах, не более того.

А после суда я стал к нему относиться так, как сказал в прениях. Мне кажется, я сказал правильную вещь, которую потом многие цитировали: «Мне очень жаль, что такой большой актер оказался таким маленьким человеком». Я при этом мнении остаюсь и по сей день.

Скандалы, которые сопровождали процесс, — это была намеренная тактика защиты артиста?

Все, что делал Пашаев, было согласовано с Ефремовым. Адвокат был его рупором. Ефремов мог сказать: «Послушайте, Эльман, я не хочу обманывать правосудие — я хочу ответить за то, что сделал». И тогда актер получил бы четыре года колонии-поселения, а через два вышел бы по УДО.

Когда вы заявили компенсацию для потерпевших в один рубль, то произнесли целую речь. Что было реальной целью иска?

Был манифест, который надо было прочесть. Там было сказано абсолютно все, что думает семья о совершенном Ефремовым преступлении, — и другого шанса зачитать этот манифест у меня не было.

Что касается требования одного рубля в качестве компенсации — это был мой тактический ход. Было понятно, что оно будет отклонено. И отклонив иск на один рубль, суд дал нам возможность затребовать еще раз любую нужную нам сумму. И тогда мы получили именно то, что хотели: 3 миллиона 121 тысячу рублей.

Как потерпевшие после получения компенсации будут относиться к УДО или помилованию Ефремова?

Мои доверители говорят, что примут любое решение суда. Когда подойдет время УДО, я поговорю с ними и сообщу их позицию суду. Пока рано об этом говорить: никакого УДО нет и близко, потому что 7,5 лет — это серьезный срок. Ефремову надо отсидеть хотя бы четыре года.

Адвоката Ефремова Эльмана Пашаева лишили статуса после суда за нарушения во время процесса. Вас тоже лишили статуса. Как это отразилось на вашей деятельности?

Я хорошо понимаю, почему это произошло. Людям надо было убрать на какое-то время конкурента, это было во власти некоторых людей — и они воспользовались этим моментом. Зависть и способность убирать конкурентов еще никто не отменял в нашем обществе.

Человек, лишенный адвокатского статуса, не имеет права ходить в тюрьму и защищать в уголовном процессе обвиняемого. Но сегодня я, как и раньше, веду много дел — только теперь как глава адвокатского бюро. В частности, я веду дело Яны Рудковской и Евгения Плющенко — защищаю их сына в уголовном деле о клевете.

Вместе мы хотим изменить законодательство о СМИ в части того, что писать о малолетних можно исключительно с разрешения их родителей. Я думаю, мы добьемся того, что законодатели нас услышат. Кроме того, я представляю интересы Дмитрия Рогозина по делу о защите чести и достоинства против ряда СМИ.

Я также защищаю потерпевшего судью, которого избил футболист Широков. Да и кроме этого у меня масса дел. Но, конечно, я подал жалобу в суд на пересмотр решения адвокатской палаты.

«Молодые адвокаты будут как я»

Вы эпатировали публику: приходили на процесс модным и стильным, приезжали на дорогих автомобилях. Зачем вы это делали?

Вы, очевидно, считаете, что если я 15 лет езжу на Rolls-Royce, то для процесса по делу Ефремова должен был пересесть на «Запорожец». Я в 20 лет приехал в Париж и с того времени одеваюсь так, как одеваюсь.

Это однобокость журналистов, которых интересовал не сам процесс, а то, во что я одет, на каких машинах приезжаю, какие у меня рубашки, сколько стоят мои очки… Есть видеоинтервью прошлых лет, которые я иногда давал в своем Rolls-Royce, но никто не обращал внимания на мой автомобиль или костюм, а в этом году почему-то это стало актуально.

Но вам льстит, что интересуются именно вашей персоной?

Мне льстит, когда моя жена, моя любимая говорит мне, что я умный человек. Это единственная лесть, которую я могу принять. Мне льстило, когда это же 15 лет назад говорила моя мама. 15 лет ее со мной нет. Все остальное мне абсолютно безразлично.

Вы гордитесь своим участием в процессе по делу Ефремова?

Я очень горжусь этим процессом — так же как и другими процессами, которые я провел, потому что я всегда отдавал свои силы, душу, мозг и так далее. Никакое лишение статуса не может лишить меня моих мыслей, харизмы, профессионализма. А значит, не может повлиять на мою работу и результативность.

Меня часто приглашают читать лекции по делу Ефремова, и я вижу, какие сейчас студенты и какой будет адвокатура через пару лет. И это совсем другие умы и другое восприятие ситуации: они готовы подстроиться под современные реалии. И мне скорее льстит то, что многие молодые адвокаты, студенты, с которыми я общаюсь, берут с меня пример.

Ведь они мыслят совсем по-другому — не так однобоко и серо, будущее за ними. Они смотрят на меня — и они будут как я.