Пандемия коронавируса повлияла практически на все сферы жизни россиян: из-за локдауна многие лишились работы или ушли на самоизоляцию всей семьей, плановая медпомощь приостановилась, а врачи и медсестры перешли на полувоенный режим работы. И чаще всего из-за этого страдали женщины. Как это произошло и почему именно они легче справляются с кризисами, «Лента.ру» узнала у социолога Ирины Костериной, программного координатора фонда имени Генриха Белля.
«Лента.ру»: Существуют ли какие-то глобальные выводы о том, как коронавирус повлиял и продолжает влиять на положение женщин?
Ирина Костерина: ООН и некоторые страны мониторят эту тему, мои коллеги из разных офисов фонда Генриха Белля тоже собирают и анализируют информацию. Первая сфера, где наиболее заметны проблемы женщин, — экономика. Тут последствия пандемии очевидны, потому что женщины, и так во всем мире, составляют большинство бедного населения, женская зарплата от мужской за равную работу отличается примерно на 24 процента.
В пандемию положение этих женщин ухудшилось еще больше, потому что в целом экономика везде в кризисном положении. Первая волна — это еще и локдаун и массовые сокращения. Людей, которые работали в неформальной экономике — то есть без трудовой книжки и контрактов, — очень много. Во всем мире на таких условиях работает 740 миллионов женщин.
Это относится к любому сервису — ресторанному и гостиничному, уборке, няням и гувернанткам, парикмахерам и маникюршам. Понятно, что когда два месяца люди сидят в локдауне, им эти услуги становятся не нужны, а в этих сферах работали как раз самые бедные женщины.
На фоне всего этого падают доходы. Я, например, совершенно случайно узнала, что крупная московская сеть магазинов мясных продуктов в пандемию перезаключила контракты со своими продавцами и стала им платить за ту же самую работу, что они выполняли раньше, совсем другие деньги. Базовая зарплата у продавцов этой сети теперь 25 тысяч рублей. Там поставили какие-то новые аппараты с бейджами для покупок и говорят, что облегчили работу сотрудников, поэтому снижение зарплат якобы оправданно. На самом деле женщины продолжают работать точно такое же количество времени и делают все то же самое, что делали раньше. То есть работодатели используют какие-то новые уловки, чтобы сокращать издержки за счет женщин. Вы сами видите, что кассиры в супермаркетах в основном женщины — и в маленьких магазинчиках, и в больших сетевых магазинах.
Есть, конечно, и мужские сферы, которые пострадали. В России это нефтегазовая отрасль, часть строительства. Добыча полезных ископаемых уменьшилась на время пандемии, а на этих должностях мужчины в основном заняты. Но это, с другой стороны, более прибыльная сфера.
Еще одно направление, о котором много говорят, — увеличение доли неоплачиваемого домашнего труда. Вся домашняя работа для женщин в этом году выросла в несколько раз. В первый локдаун, когда все члены семьи были фактически заперты дома, женщинам приходилось гораздо больше готовить и обслуживать быт семьи.
Только теперь им еще нужно было придумать, как всех членов семьи кормить три раза в день, как детей усаживать учиться в Zoom, следить, чтобы они послушно сидели, находить для каждого ребенка ноутбуки для школьных уроков… В общем, это было большое испытание — наладить семейный быт. Психологи и социологи говорят, что за это время произошло много разводов и конфликтов. Семьи, которые могли нормально существовать в обычном режиме, локдауна не выдержали и распались.
Ну, и в-третьих, конечно, возросло количество случаев домашнего насилия. По тем же самым причинам: люди заперты дома. Если раньше женщина, будучи в конфликтных отношениях с партнером, могла уйти из дома — к маме или к подругам, — то во время локдауна ей приходилось быть в замкнутом пространстве с агрессивным человеком постоянно. Количество звонков на телефоны горячих линий кризисных центров возросло многократно. В этой связи возник большой вопрос, что делать, если женщину нужно эвакуировать, если ситуация критическая.
Полиция у нас не особенно охотно выезжает на такие вызовы, приходилось изобретать новые способы. Моя знакомая, владелица небольшой гостиницы в Измайлово, предложила пожить там бесплатно тем, кто в этом нуждается. И к ней отправили сразу несколько женщин с детьми, которые убегали от ситуации домашнего насилия. Они смогли какое-то время спокойно жить. Бизнес у моей знакомой был в убытке, но она хотела помочь по-человечески.
Коалиция женских неправительственных организаций обратилась в кабмин с просьбой разрешить владельцам гостиниц подселять на время женщин, мигрантов и беженцев, которым негде жить, но они не могут уехать на родину из-за закрытых границ. Работы у них не было, денег не было, жилья не было, и что им делать — было непонятно. Все эти инициативы были немногочисленными, низовыми, но все равно хорошо, что люди самоорганизовались в желании помочь другим.
Пандемия проявилась так не только в России, но и во всем мире.
Насилия стало больше только в семьях или на улицах тоже? В первую волну пандемии по чатам в мессенджерах ходили панические сообщения, что мигранты, оставшиеся без работы, нападают на женщин.
Я не очень верю в то, что нападают исключительно мигранты. Это немножко расистский подход, что мигранты какие-то особые — менее культурные и более агрессивные. Нападают люди без работы и нападают люди в ситуации отчаяния. Кто они — коренные москвичи или мигранты — мы не знаем, никакой специальной статистики нет.
Понятно, что если мигранты оказываются в ситуации экономической уязвимости, тогда начинается, конечно, преступность. Они начинают воровать в магазинах, грабить людей, добывать деньги нечестным путем.
У нас в целом мужчины совершают гораздо больше преступлений, связанных с ограблениями женщин. Женщины грабят редко. Я не говорю про магазинное воровство, когда человек пошел колбасу украсть. Я говорю про уличное ограбление. Это, конечно, в основном мужчины, потому что они физически сильнее. Понятно, что мужчинам выгоднее нападать именно на женщин. И эти волны преступности начинаются как раз в условиях кризиса, когда у людей становится меньше возможностей заработать деньги честным путем.
А что касается трудоустройства женщин в пандемию — они ведь не только в ресторанном и гостиничном бизнесе работают. В медицине тоже много женщин, особенно в младшем медицинском персонале. Получается, и с ковидными больными работали в основном женщины?
Так и есть. В России медицина — это очень феминизированная сфера, а уж медсестры у нас на 99 процентов женщины. А кто у нас терапевты? Женщины. Пульмонологи, к которым идут с симптомами острых респираторных инфекций, — тоже женщины. Поэтому, конечно, именно они оказались первыми, на кого этот удар пришелся и продолжает приходиться. И в стационарах работают женщины, и в ковидных госпиталях.
У меня мама врач. Я регулярно спрашиваю ее, что у них происходит, и она говорит, что медсестры почти все переболели, потому что в первую волну вообще плохо было с представлением, как себя обезопасить.
Сейчас уже более-менее прописаны протоколы лечения COVID-19, более-менее разделяются потоки людей с подозрением на вирус, но все равно в России ведь не все больницы такие, как центр в Коммунарке, где есть «чистая зона» и «красная зона». В маленьких городах и маленьких госпиталях все проще устроено, поэтому все равно продолжают заражаться и врачи, и медсестры.
Учителя тоже в основном женщины, и школы сейчас на вторую волну не закрыли, потому что дети якобы не заражаются. Но дети являются переносчиками инфекции, поэтому учителя в школах тоже поголовно болеют. Половина родителей кричит: «Не надо закрывать школы! Мы не хотим снова сидеть с детьми, уроки учить, надо работать». Другая половина призывает пожалеть учителей. В чем они виноваты? Дети приносят коронавирус в школу, а болеют учителя.
А как пандемия сказалась на абортах, родах, гинекологии? Ведь плановые операции были временно приостановлены.
Действительно, Минздрав отложил все плановое лечение. Это, в общем-то, разумно, но аборты почему-то тоже попали в категорию плановых операций. Плюс, поскольку у нас принято женщин перед абортом отправлять еще подумать, из-за наложения этих факторов многие женщины, которым по ОМС положен аборт, не получили его. Им оставалось только обращаться в платные клиники. А ситуация тут такая, что за абортом обращаются в основном женщины финансово не обеспеченные. Им еще сложнее. Если у тебя нет денег на контрацепцию, где ты найдешь деньги на аборт? Поэтому получается какой-то замкнутый круг. Я читала несколько материалов на эту тему, и те женщины, которые не смогли сделать аборт в пандемию, в основном не собираются оставлять этих детей.
В общем, ничего хорошего от этих запретительных мер, конечно, не случилось. Женщины, которые аборт не собирались делать, а планировали рожать, тоже столкнулись с трудностями, потому что в первую волну у всех было кошмарное ощущение страха и неопределенности. Моя мама работает в женской больнице, у них есть роддом на территории, и она говорит, что роженицы кричали: «Мы не будем рожать в одной палате с ковидными!» Эти беременные попали в шоковую ситуацию. Сейчас, конечно, все уже отрегулировалось, но из-за того, что все это до сих пор мало исследовано, стрессы и страхи у беременных женщин сохраняются.
Можно ли говорить, что ситуация с абортами сыграла на руку борцам за традиционные ценности?
Если женщине не дают сделать аборт, она ребенка не оставит. Это что, идеальный сценарий для РПЦ? Мне кажется, должны быть разумные меры. Нужно признать, что ситуация экстраординарная, сейчас все-таки не до борьбы за традиционные ценности. Демография точно не улучшится за счет неабортируемых детей.
Правда ли, что в пандемию женщин еще и сокращали больше, чем мужчин?
Во-первых, с гендерной точки зрения занятость в принципе устроена по-разному у мужчин и женщин. На топовых должностях всегда в основном мужчины, женщины занимают, как правило, исполнительские должности. Понятно, что если сокращают — то сокращают исполнителей. Помимо экономического фактора есть и психологический. Многие исследования показывают, что женщины часто просто не могут за себя постоять, и если на них оказывают давление, предлагают им меньшую зарплату или частичную занятость, то они соглашаются. Мужчины — нет. Они спорят с работодателем, если им предлагают невыгодные условия. И оба этих фактора — экономический и психологический — играют против женщин.
Самой социально незащищенной группой женщин в России считаются матери-одиночки. Как на них отразилась пандемия?
Учитывая, что в России огромное количество семей, которые возглавляют матери-одиночки, а именно около трети, я считаю, что это одна из самых уязвимых групп. С трудом представляю, как эти женщины выживали. Интересно, что при разговорах о матерях-одиночках чиновники часто говорят: «Ну есть же бабушки — они помогут». Но ситуация сейчас сильно изменилась по сравнению с советским временем. Многие бабушки и сами работают, некоторые живут в другом городе.
Поэтому, конечно, матери-одиночки были просто героинями в пандемию. Некоторые не могли позволить себе сидеть дома с детьми, им приходилось все-таки ездить на работу. Хорошо было бы на эту группу граждан тоже какие-то меры распространить, но матери-одиночки у нас оказались в таком слепом пятне — о них забыли.
Тем более сейчас бабушки оказались в группе риска по коронавирусу...
Вообще да, но тут важен еще такой демографический аспект: мы относимся к sandwich-generation (сэндвич-поколение — прим. «Ленты.ру»). Что это значит? Раньше женщины рожали детей, допустим, в 22 года. Соответственно, когда женщине исполнялось 44 года, ее маме было не больше 65 лет. Сейчас женщины рожают гораздо позже — в 28-30 лет. И получается, что женщина, которая только недавно родила, вынуждена и за детьми смотреть, и за постаревшими родителями ухаживать. Это уже не те бабушки и дедушки, которые могут нянчиться с внуками.
И так происходит везде, где сложилась консервативная культура. Много ли вы знаете мужчин, которые могут мыть своих пожилых родителей и кормить их с ложечки? Дело в том, что в нашем менталитете есть распространенное заблуждение, что у женщин это лучше получается от природы, поэтому именно они должны этим заниматься.
То же самое с детьми. По сути, чтобы ребенку сменить подгузник или накормить его из бутылочки, не нужно иметь каких-то специальных природных талантов и отделений головного мозга, но считается, что это должна делать женщина. Поэтому сфера заботы также входит в проблему «третьей смены» в пандемию: женщинам приходилось уже не только борщи варить, но и ухаживать за пожилыми родственниками и детьми. В некоторых семьях, наоборот, мужчины наконец заметили, какое количество невидимой домашней работы выполняют их жены, и начали включаться, но общая тенденция все-таки иная.
И на профессиональной сфере у женщин это тоже может сказаться, если мы говорим о каких-то средних должностях. Исследования показывают, что в бизнес-корпорациях, где учитывается эффективность сотрудника, компании придумывают любые условия, чтобы женщина, занимающая позицию топ-менеджера, оставалась на должности: оплачивают няню, детский садик и так далее. Как раз в прогрессивных корпорациях это более гибко устроено, но в них и женщин не так много.
То есть это во многом тоже психологический фактор. Есть мнение, что для мужчин пандемия стала больше психологическим ударом, тогда как женщины кризис переживают лучше, хотя больше ощущают его реальные последствия. Это действительно так?
Женщины действительно более стрессоустойчивы. Есть последствия в материальном мире, где пострадали сильнее женщины, в психическом — мужчины. Существует такое английское слово resilience, оно означает особую сопротивляемость стрессу, но не такую, когда тебя ударили, а ты не сломался, а такую, когда после удара ты, как неваляшка, снова встаешь. Насколько быстро человек может вернуться в норму после стресса — это и есть показатель resilience, который у женщин гораздо выше. Стресс касается всех, но в норму женщины возвращаются быстрее.
И мы уже видели это в 90-е годы, когда в России был коллапс всего принятого миропорядка и экономической системы, когда государственность практически рухнула, когда люди поголовно оставались без работы. Мужчины что стали делать? Страдать, пить и умирать на диване. Женщины побежали на рынок что-то закупать и продавать, ездили за товаром в Турцию, Польшу и так далее. Они очень быстро нашли стратегии выживания и поняли, как детей прокормить и как в бартере что-то на что-то менять. Сейчас то же самое.
Но это не значит, что потом положение женщин резко улучшится. Ситуация кризиса — это временное обстоятельство. Потом мы вернемся в какой-то более-менее похожий на старый мир, только с худшей экономикой. Тенденция всегда такова, что если экономика плохая, женщинам в ней еще хуже. Элементарный пример: если в каких-то странах продавцами в рознице работают мужчины — значит, это среднеоплачиваемая работа. Если за прилавком стоят женщины — это низкооплачиваемая работа. Как только становится чуть-чуть получше — на эти места сразу же приходят мужчины. Это я заметила, когда путешествовала, — на Ближнем Востоке и в Африке, например, продавцы в основном мужчины. Где платят меньше — женщины продают. И у нас будет примерно то же самое.
Еще одна экономическая тенденция — увеличение прекарной работы. Прекариат — это непостоянная занятость, без трудовой книжки или на фрилансе. В прекариате основную часть составляют женщины, поэтому они и уязвимы — у них нет стабильности. А психология тут играет в обратную сторону, потому что мужчины на такой работе просто не выдерживают. Им нужны гарантии будущего и стабильность.
Зато список запрещенных для женщин профессий вскоре станет меньше.
Высокооплачиваемых и престижных профессий в этом списке в принципе не так много. Те специальности, что там есть, по сути — исчезающие. Я, конечно, за то, чтобы этот список убрали, но он погоды не делает, потому что там экзотические какие-то профессии ручного труда и редких производств, большинство из которых механизируется. С другой стороны, в тех исследованиях, что я читала, под риск попадают и мужчины в таких условно мужских профессиях, как дальнобойщики, грузчики и таксисты. Речь идет о том, что скоро будут вводить пилотируемые автомобили, и их труд не понадобится. Есть риск сокращения и у работников на заводе, которых могут заменить роботами. Много мужчин тоже останется без работы.
Получается, что в условиях кризиса обостряются все те проблемы, о которых мы говорим в контексте достижения гендерного равенства, и женщины в данном случае служат индикатором.
Это сложная категория. Есть равенство, которое закреплено на уровне законодательства, — и в России оно неплохое. У нас и в Конституции, и в трудовом кодексе, и в семейном имеется много норм в пользу женщин. В России проблема больше в культуре и стереотипах. У нас много предубеждений и предрассудков относительно «слабого пола».
В России на женщин навешивают дополнительное количество домашней работы — так устроены головы у людей. Но мужчинам тоже гендерное равенство нужно. В эссе Дениз Кандиотти «Патриархальная сделка» описано, что патриархат дает не только какие-то дивиденды в виде власти и свободного времени, но и приносит издержки. И эти издержки проявляются в том, что мужчины находятся в большем стрессе, гонятся за достижениями, им все время нужно доказывать, что они успешные и состоявшиеся, в результате здоровье у мужчин хуже, поскольку есть стереотип, что настоящий мужчина не сразу бежит к врачу, как только у него что-то заболело. Сопли и живот болит — нет, ерунда; отвалилась рука — ну да, наверное, надо пойти в больницу. А с животом мужчины не идут, и сваливаются потом с онкологией и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Мужчины умирают и от алкоголя, наркотиков, ДТП, драк, суицидов — того, что относится к внешним причинам смертности. Это все прямое следствие гендерных стереотипов. Потому что если бы жизнь была выстроена более гармонично, мужчинам не приходилось бы постоянно кому-то что-то доказывать.
Сейчас плохо всем, и чтобы это понять, даже не нужно анализировать положение женщин. Что будет на дне этой кроличьей норы — мы пока не знаем. Но женщинам при плохой экономике всегда еще хуже.