Чернокожий раб, разрывающий оковы, интернационал рабочих всех возможных цветов кожи, стонущее под гнетом белых колонистов негритянское население — сюжеты, посвященные Африке, присутствовали в советской пропаганде в течение всей истории СССР. Страна, призывавшая к объединению пролетариев всех стран, десятилетиями ожидала, что африканцы присоединятся к ее борьбе с капиталистическим Западом. Казалось, что для этого были все предпосылки, но, как и во многих других случаях, реальность оказалась сложнее, чем теории коммунистических идеологов. «Лента.ру» продолжает цикл статей о шествии коммунизма по планете.
Большевики надеялись на рабоче-крестьянские восстания в других странах еще до Октябрьского переворота, а с основанием Коминтерна в 1919 году эти надежды превратились в цели. Однако в начале XX века ждать массового подъема африканцев на борьбу не приходилось. Даже коммунистическую партию ЮАР, установившую контакты с советской властью, основал британец Уильям Эндрюс, а ее первыми сторонниками были белые шахтеры, настроенные весьма недоброжелательно по отношению к коренному населению.
Но пропаганда интернационализма делала свое дело: коммунистические организации как в Черной Африке, так и в странах северной части континента постепенно обретали решимость не только бороться с колониальными властями, но и избавляться от белых внутри движения. Так, к 1928 году Южно-Африканская коммунистическая партия прогнала из своего состава всех генетических европейцев. К тому времени свои объединения коммунистов появились в Алжире, Тунисе и Марокко.
Несмотря на призывы интернационала сплотиться против фашистов и империалистов (нацистская Германия в советской пропаганде называлась «самым агрессивным отрядом мирового империализма»), коммунисты Африки были слишком малочисленны и разобщены, чтобы добиться реальной власти. При этом СССР ждал создания полноценных партий, отказывая в союзничестве всем, кого заподозрили в сотрудничестве с классовым врагом. Все это изменилось, когда в 50-е годы стала рушиться колониальная система.
Во второй половине XX века африканский континент пережил свой «парад суверенитетов»: за один только 1960 год в ранее колониальной Африке возникло 17 новых государств. Оставаясь экономически зависимыми от Европы, бывшие колонии боролись за независимость политическую, а по достижении оной часто ввязывались в гражданскую войну или войны с соседними государствами за пересмотр границ, установленных европейцами.
При этом стороны конфликта примеряли на себя самые разные идеологии — в том числе и коммунизм. Но, в отличие от Азии, где коммунисты все же читали Маркса и Ленина, африканские красные не отличались политической грамотностью. До них идеология большевизма дошла в куда более искаженном виде и в итоге выглядела весьма своеобразно. Немудрено — ведь после революции в России прошло уже несколько десятилетий, и многое изменилось.
В первую очередь поменялось само представление о классах угнетателей и угнетенных. Как писал нигерийский историк Модилим Ачуфузи, в глазах африканского трудящегося «буржуазия» приравнивалась к белым колонизаторам (включая европейцев-рабочих), а «пролетариат» — к населению колоний; это расовое понимание марксизма и делало его привлекательным для африканцев.
Кроме того, идеологию им транслировали не философы и экономисты, а геополитическая реальность: СССР, начинавший как непризнанное террористическое государство, к 60-м годам стал сверхсилой, победившей в войне и имеющей влияние в мировом масштабе. Серп и молот у новоиспеченных коммунистов ассоциировались не с революционной борьбой, а прежде всего с жестким и стабильным государством, военной мощью, плановой экономикой и идеологическим контролем. Все это казалось полноценной и более привлекательной альтернативой пути «белых дьяволов» — капиталистов с Запада.
Но совсем не сотрудничать с колонизаторами после веков подчинения было слишком сложно — европейцы неизбежно сохраняли на континенте экономическое влияние, контролируя торговые пути. Несмотря на то что сталинская индустриализация строилась на активном сотрудничестве с США и Великобританией, вождь народов считал, что отношений с пособниками империалистов быть не может.
В Африку отправились советские культурные и торговые миссии, а в Советский Союз — темнокожие и смуглые студенты. Новые партнеры не вступали в советский блок, но активно пользовались советскими рублями и автоматами Калашникова. Их называли странами социалистической ориентации (хотя в ранние годы такие виды социализма обозначали не иначе как термином «сектантство») и не давали полноценного членства в Совете экономической взаимопомощи.
«Философия нас не интересует — у нас достаточно конкретных целей», — говорил Ахмед Секу Туре, первый президент независимой Гвинеи. Хотя большинство западных источников называет его симпатизантом коммунизма, однопартийное социалистическое государство, которое он возглавлял, действительно занималось своими собственными экономическими и социальными проблемами, а не приближало мировую революцию.
Система, которой управлял Туре, во многом напоминала советский строй, однако не повторяла его. Президент принимал от СССР многомиллионную финансовую помощь и награды — например, Ленинскую премию «За укрепление мира между народами», — но много раз публично открещивался от коммунизма. Путь Гвинеи к социализму, считал он, основан на ее особенностях: крестьянской общине, прочных семейных узах и, конечно, вере в Бога — принципиальный атеизм большевиков с самого начала был препятствием для распространения их идеологии.
Без прочной идеологической связки СССР не стоило ожидать полноценной поддержки Гвинеи: несмотря на соглашения о военной помощи, советские самолеты не получили разрешения на дозаправку на гвинейских аэродромах по пути на Кубу во время Карибского кризиса 1962 года. Разрешение на посадку военной авиации дали лишь в 1975 году, когда война разразилась в Анголе.
Советский Союз помогал ангольским марксистам еще с 50-х. В то время страна оставалась колонией Португалии, и Португальская коммунистическая партия — местная секция Коминтерна — способствовала развитию у африканцев революционного сознания. Ключевую роль сыграла не большевистская идеология, а более характерное веяние времени — антиколониализм.
С 1961 года повстанцы в Анголе и других колониях вели с португальцами войну. Их винтовки, автоматы, пулеметы и мины были произведены в СССР или в странах Восточного блока. Когда военные левых взглядов устроили в Португалии «революцию гвоздик» и заключили мир с непокорными доминионами, борцы за независимость в Анголе тут же начали войну между собой: коммунистическая партия МПЛА вступила в схватку за власть с более либеральными и националистическими группировками, получавшими финансирование от ЦРУ. Некоторую поддержку противники СССР получали и от Китая: к тому времени геополитические пути Пекина и его «старшего брата» основательно разошлись. Также на их стороне выступали войска соседней ЮАР.
Опасаясь обострения холодной войны, советское государство не отправляло в страну солдат, а помогало только техникой и специалистами. Зато не стеснялся Запада Фидель Кастро: Куба развернула в Анголе полноценную военную кампанию. Уже в 1975 году в стране насчитывалось около 25 тысяч кубинских «добровольцев». Благодаря этому МПЛА удалось разгромить противников и установить в стране режим однопартийной диктатуры — с репрессиями, расколами в партии, борьбой с частной собственностью, коллективизацией и прочими атрибутами коммунистических стран.
Оставшиеся враги коммунизма продолжали сопротивляться. Кровопролитная гражданская война в стране длилась до 2002 года, причем велась она и после того, как МПЛА отказалась от коммунистических идей на фоне перестройки в СССР. К нашему времени противоборствующие стороны сложили оружие и перешли к политической борьбе в парламенте.
Еще одна португальская колония — Мозамбик — тоже подошла к обретению независимости с многолетней историей повстанческой войны. Образованная еще в колониальное время ультралевая партия ФРЕЛИМО украсила герб страны автоматом Калашникова, что недвусмысленно показывает, на каких именно штыках она пришла к власти. Почти всю независимую историю коммунисты Мозамбика вели жестокую гражданскую войну с движением РЕНАМО, начавшимся как правоконсервативное восстание против коммунизма. Обе стороны уличали друг друга в расправах над гражданскими и других преступлениях.
Но как стране «социалистической ориентации», не скованной ленинскими декретами, Мозамбику не пришлось продолжать заведомо гиблый путь, и в 1983 году крестьянскую политику пересмотрели.
Когда началась перестройка, и поток советских денег иссяк, кончился и мозамбикский коммунизм. ФРЕЛИМО сменила платформу на социал-демократическую, а РЕНАМО прекратила воевать и легализовалась — теперь это оппозиционная партия в парламенте страны. Бывшая колония остается одной из беднейших стран Черного континента.
На гербе еще одной африканской страны, испытавшей на себе влияние коммунизма, нет советского автомата — зато его можно найти на городских монументах: изображенные в лучших традициях соцреализма солдаты поднимают творение Калашникова над головами.
Пришедшая к власти в 1975 году хунта, известная как Дерг, получила от СССР значительную помощь в войне с Сомали и сепаратистами Эритреи, а взамен запустила полноценную коммунизацию. Массовые казни и аресты коснулись тысяч реальных и мнимых противников режима, включая и приверженцев марксистско-ленинских движений: вражда между идеологическими соратниками шла уже по национальному признаку, эфиопы боролись против сепаратизма эритрейцев. Был объявлен переход к плановой экономике, закономерно вызвавший голод и потребность в помощи западных стран.
Эфиопия была расположена близко к ключевым путям транспортировки нефти, что делало ее важным союзником СССР. Может быть, оттого так высоко оценили ее старания по достижению коммунизма: эфиопские функционеры активно общались с членами партий других стран. Штази, спецслужба ГДР, помогала коллегам из Аддис-Абебы контролировать население, а скульпторы из Северной Кореи приняли участие в постройке краснозвездной стелы в центре города.
Однако народу Эфиопии все равно не нравилась коммунистическая политика. Режим Менгисту Хайле Мариам, главы сначала хунты, а потом компартии, рухнул, ему пришлось просить убежища у диктатора Зимбабве Роберта Мугабе. Заочно осужденный на смертную казнь Менгисту живет там до сих пор.
Успехи красной идеологии в Черной Африке не назовешь внушительными — но еще меньшего удалось достичь на Ближнем Востоке. Коммунисты имели некоторую популярность за счет своего антиколониального пафоса, но им оказалось не под силу разрушить устои исламского общества.
Так, например, произошло с коммунистами Ирака, «старшие братья» которых, социалисты-баасисты, в какой-то момент просто выдавили их в нелегальное поле.
Впрочем, Советский Союз все равно участвовал в политике региона. Сначала он поддержал создание государства Израиль, а затем изменил свою позицию, вернувшись к антисионизму: еврейский национализм большевики считали частным случаем буржуазного шовинизма.
Южный Йемен стал единственной страной региона, где коммунистическому правительству удалось получить власть. Оно сделало немало: уравняло мужчин и женщин в правах, запретило паранджу, насильственные и договорные свадьбы и браки с детьми, вывело религию из образования, а шариат — из законов. Социалистический период длился более 20 лет, но за это время искоренить племенные предрассудки не удалось. В итоге как только стабильность государства нарушилась из-за экономических трудностей, принадлежность политиков к разным племенам снова стала играть важную роль.
Сейчас лишь немногие йеменцы тоскуют по тем временам. В 1990 году страна воссоединилась со своей северной частью, и левые движения там стали так же непопулярны, как и во всем регионе.
Получив власть, йеменские марксисты установили дипломатические отношения с Советским Союзом, Китаем, Кубой... Были в этом списке и не столь далекие соседи, а именно Организация освобождения Палестины (ООП). Объединение, представляющее палестинских арабов, сейчас превратилось в легальную политическую партию.
ООП противопоставляет себя другим «борцам с сионистами» — исламистским группировкам, но до конца 80-х в нее открыто входили террористы социалистических взглядов. В их числе — организация ФАТХ, лишь в 1988 году официально отказавшаяся от нападений на мирных жителей. Ее боевики, известные захватами самолетов и совместными терактами c немецкой «Фракцией Красной армии», не только получали от СССР взрывчатку, оружие и деньги: многие из них бесплатно учились в Советском Союзе.
Бойцы первой линии «борьбы с мировым сионизмом» (именно на вражде с Израилем, врагом арабов и союзником США, сошлись палестинцы и большевики) проходили многомесячную практику в лагере в Крыму. Учились тактике, минно-подрывному делу, разведке и диверсиям и всему прочему, что полезно для военного дела.
Вместе с ними в 165-м учебном центре вблизи Симферополя учились солдаты из многих южных земель: набираться премудрости приезжали из бывших португальских колоний (Анголы, Португальской Гвинеи, Мозамбика), стран «социалистической ориентации» и даже таких государств, как ЮАР, где коммунисты были на нелегальном положении и вели партизанскую войну.
Одновременно с развалом социалистической империи красные флаги предсказуемо спустили по всему миру. Африка и Ближний Восток — возможно, самые наглядные примеры того, как коммунистическая идеология с самого начала была лишь удобным способом получить международную поддержку в преследовании собственных политических целей. За спавшей красной вуалью обнаруживались националистические движения — панафриканские, панарабистские или на уровне страны.
Даже тем африканцам, кто называл себя марксистами-ленинистами, скорее понравился бы не ленинский интернационализм, а взгляды другого российского политика — татарского коммуниста-исламиста Мурсаида Султан-Галиева. В рамках установленной марксистами системы угнетателей и угнетенных он предлагал то, что позднее стало общим местом для социалистов: привлекать на свою сторону прежде всего не рабочий класс, а национальные меньшинства, якобы пострадавшие от колонизаторов. Султан-Галиев доходил до того, что предлагал вовсе не пускать к управлению представителей «наций-угнетателей» и поощрять такие течения, как пантюркизм — большевистской идеологии равноправия народов это не слишком противоречило.
В 1928 году Султан-Галиев был арестован и осужден на десять лет лагерей, а в 1940-м расстрелян за контрреволюционную деятельность и «национал-уклонизм» — внутри своих границ сталинский СССР был способен отличить настоящих коммунистов от еретиков и устранить их.
Коммунистических сил в Африке предсказуемо не осталось: партии либо переквалифицировались в социал-демократические, либо закономерно растеряли всех сторонников. Неясно, можно ли вообще полагать, что у африканских народов была мечта о всеобщем равенстве, но памятники этой мечте до сих пор возвышаются над их городами.