История американского города Графтон насчитывает более двух веков. Его жители отличались особой ненавистью к уплате налогов, что привлекло к нему внимание современных либертарианцев. Они решили построить в Графтоне идеальное анархо-капиталистическое общество без излишних регуляций. Но они не учли, что рядом всегда будут черные медведи. «Лента.ру» рассказывает о том, как группа мечтателей убила город, существовавший два с половиной столетия, чуть более чем за пятнадцать лет. И, конечно, о медведях.
Трейси Колберн вернулась с работы вечером уставшая. На улице стояла жара, и поэтому она открыла все окна в доме. Трейси решила, что, прежде чем свалиться и уснуть без задних ног, нужно покормить собаку. Поэтому она начала разогревать мясное рагу. Когда собака попросилась на улицу, женщина решила выпустить ее.
Но, открыв дверь, она обнаружила на своем небольшом, два на два метра, крыльце медведей. Если быть точным — то трех медведей. Двое из них были молодыми, а третий был существенно старше и намного массивнее.
Прежде чем Трейси смогла что-то сделать, ее пес Кай выбежал на крыльцо и сразу же набросился на самое крупное животное. Завязалась потасовка, в которой медведь и собака скатились с крыльца по ступенькам. Дикое животное пыталось ударить Кая лапой, а тот ловко уворачивался и кусал его за зад.
Женщина знала, что обычно медведи боятся громкого крика, и потому заорала что есть мочи. В обычной ситуации это, возможно, и помогло бы, но у медведя не было альтернативы: сзади был кусачий пес, а впереди — Трейси. Животное бросилось на нее. Трейси подняла руки, защищаясь, и медведь одним мощным ударом когтистой лапы раскроил ей одну из рук и сильно поцарапал бок. Женщина упала в сторону двери, и та захлопнулась за ней, оставив один на один с разъяренным хищником.
Дальше все происходило как в замедленной съемке. Вот медведь готовится нанести следующий удар, но внезапно отворачивается, потому что Кай продолжает кусать его. Животные опять сцепляются в плотный клубок шерсти, зубов и когтей, и, наконец, медведь убегает в лес, преследуемый псом.
Вскоре Кай вернулся, радостно виляя хвостом, гордый за совершенный им подвиг. Настроение Трейси, впрочем, было далеко не радостное. Она потеряла много крови и определенно не могла ждать до утра.
Одна из отличительных особенностей города Графтон, в котором разворачивались эти события, заключалась в том, что в нем не было мобильной связи. Поэтому женщине оставалось только доковылять до машины и сесть за руль.
Увы, никуда уехать ей не удалось, поскольку автомобиль был оснащен механической коробкой передач, а ее правая рука разорвана в клочья. Единственное, что Трейси оставалось делать — это давить левой рукой на сигнал, надеясь, что кто-нибудь, проходящий или проезжающий мимо, заметит ее.
История Графтона и популяции черных медведей штата Нью-Гэмпшир идут рука об руку. Когда сюда в конце XVIII века пришли первые колонисты, животные восприняли это событие с определенным энтузиазмом. Они с интересом наблюдали, как белые обезьяны жарят куски говядины на огне, а когда становились особо голодны, были не против полакомиться и говядиной, и самими белыми обезьянами.
Животные это делали не раз, а люди отвечали насилием, однако ни та, ни другая сторона не выигрывала. Колонисты никуда уходить не желали, а перебить всех медведей у них так ни разу и не получилось, несмотря на регулярные облавы.
Их ожидания не оправдались, и возмущенные графтонцы стали писать прошения к федеральным властям, смысл которых сводился к двум тезисам: «мы не хотим платить налоги, потому что нам очень трудно жить» и «мы не будем платить налоги». И не платили. Более того, в 1781 году тогда независимый штат Вермонт пригласил их под свое крыло, обещая не заикаться о налогообложении. Горожане с радостью проголосовали об отсоединении от Нью-Гэмпшира.
Понятно, конечно, что власти Вермонта проблемы Графтона и нескольких других приграничных городков, которые стали разменной монетой в политической игре, не волновали — независимый штат-государство просто хотел отхватить себе кусок земли побольше. Точку в этом вопросе поставил Джордж Вашингтон, до которого дошли вести о том, что творится. Он заявил, что «приостановит борьбу с общим врагом [Британской империей]» и повернет все свои силы, чтобы «сравнять этот штат с землей».
Графтону и другим городам, желавшим присоединиться к Вермонту, пришлось дать заднюю, однако желание не платить налоги оставалось отличительной особенностью графтонцев на протяжении всей истории города.
Соседний городок Канаан был практически в той же ситуации, что и Графтон. После гражданской войны Севера с Югом население штата стало мигрировать на запад, и оба поселения столкнулись с одинаковыми проблемами: им было необходимо привлечь к себе новых жителей, расти, а значит, и более тонко размазывать налоговую ношу между населением города.
Не сказать чтобы в Канаане очень любили налоги, однако горожане и местные власти так или иначе сделали свой выбор. Они решили, что публичная инфраструктура — вещь нужная, и тратили деньги из городского бюджета на ее создание. В Графтоне поступали ровно наоборот. В «тучный» 1881 год городское собрание проголосовало за полную отмену уплаты налогов резидентами. Графтонцы считали, что лучшей мотивации для переселения в город, чем отсутствие необходимости платить налоги, быть не может.
Тем не менее все почему-то пошло не по тому пути, который они видели перед собой. В городе до 1930-х годов не было ни пожарных, ни пожарной станции, несмотря на то что графтонцы регулярно гибли в огне. Не было и полицейского участка, и стражам порядка приходилось проводить допросы у себя дома.
Но почему-то людей извне совершенно не привлекали низкие налоги. Им не хотелось жить в городе, в котором не было сотовой связи, пожарных и магазинов (магазин в городе был всего один, и он все время своего существования находился на грани закрытия), зато поблизости всегда были медведи.
К 2010 году выяснилось, что, оказывается, муниципальный налог в двух поселениях не так уж и сильно отличается: владелец дома стоимостью 150 тысяч долларов платил 930 долларов в год в Канаане и 673 доллара в Графтоне. Ведь, несмотря на существенно большие расходы на публичную инфраструктуру, канаанское население было не в пример больше графтонского и имело в распоряжении начальную школу, несколько церквей, ресторанчиков, банков, магазин подарков, две пекарни и так далее и тому подобное.
Но в начале 2000-х годов люди, которым подход графтонцев пришелся по душе, нашлись. Это были четверо новых поселенцев: Джон Бабиарж, Тим Кондон, Ларри Пендарвис и Боб Халл.
Все они являлись приверженцами либертарианской идеологии, описанной Айн Рэнд в романе «Атлант расправил плечи». Все они мечтали об обществе, в котором нет практически никаких регуляций и налогов, всем повелевает «невидимая рука рынка», а индивидуальные побуждения личности всегда превыше общественных. Именно такое общество они собирались строить в Графтоне, который был выбран ими по очевидным причинам. Это было начало проекта «Свободный город».
Если бы все пошло, как было запланировано, в поселение хлынули бы сотни их единомышленников, которые, — объединив силы путем демократических выборов, — смогли бы отменить кучу глупых и ненужных регуляций, порабощающих простых людей (примерно так описывал инициативу Пендарвис на одном из либертарианских форумов в интернете).
В числе неотъемлемых прав активист перечислял возможность иметь больше двух неработающих автомобилей на своей частной территории, право устраивать азартные игры, право учеников прогуливать уроки в школе, право перевозить наркотики и заниматься инцестом.
Впрочем, на этом список не заканчивался. Либертарианец также требовал разрешить перевозку человеческих органов, дуэли и, наконец, «битвы бомжей» — когда, скажем, два гражданина могли бы дать деньги двум бездомным, чтобы те подрались друг с другом. И, конечно же, каннибализм.
Поначалу местные восприняли новопришедших вполне положительно — в целом образ мышления у них был общий: и те, и другие не любили налоги. Однако очень скоро выяснилось, что бурная деятельность по созданию в Графтоне ячейки либертарианской партии пришлась коренным графтонцам не по вкусу, а дикие заявления о каннибализме, дуэлях и драках бездомных еще больше отвратили их от пришельцев.
Но, получив жесткий отпор от горожан, зачинатели проекта «Свободного города» не отчаялись. Они лишь решили, что на встречи, на которых они пытались проталкивать свою идеологию, приходили только их противники. А ведь наверняка большинство, поддерживающее их инициативу, просто сидит дома и ждет, когда все наладится.
Было решено остаться в Графтоне, а не искать лучшее место для проекта.
Среди них, впрочем, были не только либертарианцы — тут жили и «препперы» (люди, готовящиеся выживать после апокалипсиса), и коммуно-анархисты, и бог знает кто еще.
Всю эту пеструю компанию объединяла любовь к абсолютной свободе и ненависть к государству. Борьба с регуляциями в Графтоне развернулась нешуточная — хотя, казалось бы, куда уж дальше.
Либертарианцы требовали признать их право загаживать свою собственность как и чем им заблагорассудится, разводить костры в пожароопасной зоне — опять же, если это их собственность — и вообще творить все что душе угодно. К тому же многие из них повадились носить оружие напоказ, нервируя местных.
Нельзя сказать, что в городе можно было кого-то удивить пистолетом, ружьем или даже пулеметом (пулеметов в штате Нью-Гэмпшир зарегистрировано на удивление много). Однако негласный кодекс графтонца не позволял бравировать им. Оружие было предназначено для утилитарных целей. Если придет медведь, человеку нужно было иметь при себе то, чем можно дать ответ животному, если у него возникнут внезапные претензии.
Показушные любители второй поправки к Конституции США, которая закрепляет право каждого гражданина на ношение оружия, не на шутку возмутили общественность. Некоторые графтонцы даже выступили с предложением запретить выходить со своим арсеналом из дома, что напугало жителей окраин — для них пистолет был средством, которое может в случае чего спасти им жизнь.
В то время как любители свободы пытались слепить из Графтона свою утопию, медведи смекнули, что мечты народные действительно сбылись — только для них, а не для людей.
Все чаще люди стали встречать медведей и в зимний период, когда им полагается спать. Однако в условиях, когда вокруг столько дармовой еды, животные не спешили впадать в спячку — да и зачем? Медведи придвигались все ближе к людям, которые были не готовы общаться с ними на равных. Случалось, что человек внезапно натыкался на зверя. До поры до времени, впрочем, им удавалось расходиться мирно, чего нельзя сказать о домашних животных и скоте.
Либертарианцы судились по любому поводу — а поводов было полно. Они верили, что все идет более-менее хорошо, надо просто добиться еще большей свободы, для чего необходимо избавиться от последних регуляций. Но среди них были и люди, которые пытались образумить особо экстремально настроенных индивидов.
Одним из них был Джон Бабиарж. В первые годы, когда обслуживать единственный в городе пожарный автомобиль стало некому, он стал графтонским пожарным. Более того, однажды он приехал на вызов к одному из своих соратников и залил водой костер, который тот жег в неположенном месте несмотря на засушливую погоду. Это было неслыханно, и сообщество анархо-капиталистов начало ощутимо трещать по швам.
В то время случилась засуха, которая, кстати, отразилась и на медведях. Еды стало мало, а значит, звери начали еще более тщательно искать ее у людей. Одна либертарианка, кормившая птиц семенами подсолнечника, обнаружила, что мишки разоряют кормушки. Однажды она увидела медведя в своем дворе — он был очень тощий и изможденный.
Так женщина, которую многие впоследствии знали по прозвищу Пончиковая леди, стала выносить еще одно ведро зерна и для этих животных. Но те очень быстро расправлялись с ним, и поэтому вскоре она стала выставлять два, потом три, а потом четыре ведра.
Пончиковая леди была не одна. Намеренно кормили медведей и другие либертарианцы. Когда федеральная Служба охраны рыболовных ресурсов и диких животных США оштрафовала человека по имени Чарли Вандергоу на 20 тысяч долларов за подкармливание зверей, либертарианцы возмутились. «Они не думают о защите зверей, они существуют только для того, чтобы штрафовать людей, которые любят животных», — сказал тогда один из них.
Первыми занервничали жители палаточного городка, где медведи стали появляться даже не ночью, а уже днем. Они слонялись по его периметру, словно проверяя свою территорию. Некоторые жители стоянки начали ловить на себе недружелюбные взгляды.
Первое, что пришло в голову «препперам» и прочим обитателям палаточного городка, — это установить возле помойки, куда они сваливали мусор, плакат «Медведям ходить запрещено». Вряд ли медведи умели читать, но чем черт не шутит.
Впрочем, плакат помог поднять дух в лагере. Многие «выживальщики» запаслись пистолетами крупного калибра и, смотря на надпись, убеждали себя в том, что это не они находятся на территории медведей, а медведи — на их земле.
Трейси Колберн стала первой в Графтоне жертвой нападения медведя за сто лет. В последующие недели и месяцы и коренные графтонцы, и жители «Свободного города» занимались поисками виновных.
Тем временем город, структуры власти которого либертарианцы почти полностью лишили финансирования, погружался в пучину хаоса. Участились попытки краж со взломом, а также провоза и употребления наркотиков. Вскоре в Графтоне было совершено первое за долгое время убийство. В то же время Пончиковая леди и другие либертарианцы продолжали подкармливать медведей, и с их популяцией определенно нужно было что-то делать.
Об этом говорят в городе с опаской, но несколько охотников тогда собрались и провели нелегальный рейд по берлогам, уничтожив как минимум тринадцать особей. Шерил Сентер, фотограф, которая приехала тогда в город для того, чтобы продать дом своей матери, слышала, как из леса доносилась настоящая канонада.
Но это помогло ненадолго. Медведи вскоре вернулись, а вот число либертарианцев сильно поубавилось. Трейси Колберн, которую спас проезжавший мимо Джон Бабиарж, услышавший, как та жала здоровой рукой на сигнал, уехала из города сразу же, как зажили ее раны. Вслед за ней потянулись остальные. Не все дожили до настоящего времени. Кого-то застрелили, вспылив в споре, кто-то сгорел в своем доме, не дождавшись пожарных из Канаана, а Боб Халл, один из первых поселенцев, умер от рака.
Печальная судьба постигла и эксцентричного пастора-либертарианца Джона Коннела, купившего за бесценок графтонскую церковь у методистов, которые перестали там проводить службы. Долгое время он отказывался платить налоги на нее — и он мог бы это делать с чистой совестью, подав в Налоговое управление США прошение о признании его церкви некоммерческой организацией.
Однако новый пастор не мог себе это позволить, так как считал, что любые сделки с органами власти недопустимы. Помещение уже почти забрали у него за долги, но отсутствие нормальной пожарной службы в городе сыграло с ним дурную шутку: церковь сгорела вместе с ним буквально за несколько дней до установленного для него срока выселения.
Все это сыграло свою роль, но еще больше на смерть проекта «Свободного города» повлиял новый проект «Свободного штата». Если раньше Графтон привлекал всех, кто хотел почувствовать себя атлантом, расправившим плечи, то теперь благодаря другим либертарианским активистам им стал весь штат Нью-Гэмпшир.
Одним из новых мест притяжения либертарианцев стал город Кин, муниципальный налог на недвижимость в котором был в три раза выше, чем в Графтоне, а регуляции относительно содержания придомовой территории — куда более рестриктивные. Но тут были бейсбольная команда, теннисные, бейсбольные и детские площадки, исторический колониальный театр, подстриженные газоны и деревья в парках, а также окраина, где разместились развлекательные и образовательные заведения, финансируемые из кармана налогоплательщиков.
Графтон опустел. Никто больше не спорил относительно свободы, государства и прав индивидуума на городских собраниях. Либертарианцы уехали, но их место не заняли другие. Самые стойкие остались и растворились в постепенно редеющей популяции коренных графтонцев. Единственный в городе магазин, переживший несколько эпох, закрылся.
В 2019 году группа ученых из Бэйлорского университета провела исследование, посвященное отношению людей к налогам. Оказалось, что в штатах и городах, где жители были склонны платить более высокие налоги, уровень счастья населения был существенно выше, чем там, где жили не приветствующие высокие налоги граждане.
Ученые отмечали, что, когда «штаты делают вклад в общественное благо, это зачастую сближает людей, давая им общие площадки для взаимодействия». Это служит укреплению социальных связей, что ведет к «всеобщему благосостоянию».
Впрочем, исследователи отмечали и наличие другой возможности. Траты властей на благоустройство пространства ассоциируются со счастливыми гражданами, однако, вполне возможно, верно и другое: счастливые граждане склонны платить более крупные налоги. Если это так, то злоключения графтонцев в конечном счете происходили не из-за низкого налогообложения. Более вероятно, что город с низкими налогами на протяжении всей своей истории притягивал к себе несчастных людей.