С тех пор как новые законы вежливости запрещают вторгаться в личное пространство человека при помощи спонтанного телефонного звонка, а письменная коммуникация стремительно вытесняет устную, кое-что изменилось и в отношении к правилам грамматики. Если раньше человек стеснялся ошибок в собственной устной и письменной речи, то теперь надлежит стесняться эти ошибки замечать у других. А если заметил — держать эту информацию при себе, чтобы не завоевать репутацию грубияна и блохолова. О том, как правила коммуникации влияют на правила грамматики, с лингвистом, профессором НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова.
«Лента.ру»: В обиходном общении письменная речь почти вытеснила устную. Послать сообщение удобнее, быстрее, опять же дешевле. Как это может отразиться на языке при условии, что не все пишущие — филологи, а у некоторых еще в школе грамотность хромала?
Максим Кронгауз: Вы об этом говорите в будущем времени, а все уже отразилось. Вы правильно употребили слово «дешевле». Но не только в денежном смысле. Главное, что произошло за последние несколько десятилетий: рокировка устной и письменной речи в смысле их ценности. Это фундаментальная вещь, которая изменила коммуникацию и, как следствие, язык.
В эпоху до интернета ценность письменной речи была значительно выше речи устной. Устная речь была обиходна — мы постоянно вступали в диалоги или, говоря совсем просто, болтали друг с другом. Конечно, если быть педантом, то можно найти примеры и более архаичных письменных разговоров. Это не переписка, потому что переписка подразумевает главным образом обмен монологами плюс некоторые вопросы. А вот перебрасывание записочками в школе во время урока — это вполне письменный разговор.
Переписка на партах, на дверях туалетов...
Кто-то в этот ряд включает и переписку на берестяных грамотах. Но примеров письменной болтовни все же немного.
Интернет эту ситуацию перевернул. В нем сразу появились зоны для болтовни. Слово «болтовня» я использую сознательно, чтобы усилить эффект, хотя слова «разговор» или «беседа» тоже бы подошли. И это привело к важным изменениям.
Во-первых, оказалось, что письменная речь к этому не очень приспособлена. Она сухая, в ней нет мимики, жестов, интонации. Мы стали ее менять под свои нужды. Самое большое достижение в этой области — смайлики. Вообще все, что происходит в интернете с письменной речью, направлено на ее оживление, на то, чтобы приспособить ее к живой беседе.
И второе — письменная речь стала терять цену. Чем больше она теснила речь устную — тем быстрее она обесценивалась. И именно тогда произошла эта рокировка. Сегодня устная коммуникация ценнее письменной. И та сложность, с которой мы договариваемся об устной беседе, показывает, насколько это свершившийся факт. Письменная речь не стоит ничего: написать сообщение мы можем легко, а позвонить, ответить на звонок, поговорить — это проблема. И это основополагающие изменения.
Видно, как главное устройство, приспособленное именно для устной речи, — телефон — почти перестало быть устройством такого применения. Он одинаково обслуживает устную и письменную речь и вообще стремится к универсальности.
Можно заметить, как изменился этикет в соцсетях. Когда-то люди стеснялись ошибок в речи. Иногда, желая унизить собеседника, оппоненты им на них специально указывали. Теперь, особенно в тематических группах, модераторы банят тех, кто поправляет топикстартеру грамматические ошибки. Получается, что вежливость и желание общаться победили грамматику. Как, с вашей точки зрения, вал неправильной письменной речи повлияет на язык в перспективе?
Вот снова вы пытаетесь затащить меня в будущее время, а все уже произошло. Мы говорим о свершившимся факте. В эпоху, когда мы стали письменно общаться, столкнулись две вещи: потребность в коммуникации и стыд за ошибку, который вдолбили нам в голову в советской школе. Сделать ошибку было очень стыдно. Было ясно, что победит что-то одно: либо мы откажемся от спонтанной коммуникации и будем писать грамотно, но мало, проверяя каждую букву; либо мы будем свободны в своей коммуникации, но утратим стыд, потому что неизбежно будем часто делать ошибки. Причем все — и безграмотные люди, и, условно говоря, филологи и лингвисты. Потому что при спонтанном общении мы себя не перепроверяем.
Я иногда потом перечитываю и правлю, если уж совсем руки за мыслью не поспели, но не всегда.
Это если есть такая возможность. Не все платформы это позволяют. В этом столкновении никакого шанса у стыда не было, потому что коммуникация нам важнее языка. И она победила.
Это связано и с категорией ценности в том числе. Когда для нас была ценнее письменная речь, мы ее культивировали. Она играла более важную роль, чем речь устная. В устной речи нам позволялись разные огрехи, мы могли говорить стилистически не очень выверенно. А письменную речь мы полировали, писали всякие упражнения вроде сочинений. К письменной речи относились как к явлению культуры, было важно, чтобы она была безупречна.
Сегодня, как я уже сказал, это перевернулось, и следить за обиходной письменной речью мы не готовы. И в этом смысле престиж грамотности неизбежно уменьшится. Может быть, не до конца, мы ведь временами видим по тому, как человек пишет, что общаться с ним не стоит. То есть мы оцениваем человека в том числе исходя из его грамотности.
То есть грамотность из нормы (не всегда достижимой, но желательной) превратится в черту речевого портрета человека?
Ну, это вы сильно полемически заострили. Смотря о какой грамотности вы говорите. Если об орфографической и пунктуационной, то да. Слово «норма» мне в этом контексте не нравится, но можно сказать, что такая грамотность перестала быть постоянно оцениваемой. Когда комментатор в соцсетях делает кому-то замечание, а его банят за бестактность — это хороший пример. Вы не должны все время оценивать чужую грамотность, не должны ловить блох, вы должны общаться.
Стала ли при этом грамотность индивидуальной характеристикой человека? Отчасти, но не обязательно. По устной и письменной речи мы, конечно, получаем информацию о человеке, особенно если мы наблюдательны. Но это не связано с тем, что грамотность перестала быть нормой. Просто отступлений стало больше, и мы их видим. Чем человек грамотнее, тем труднее оценить его особенности. Речь грамотного человека труднее поддается оцениванию, чем речь человека, допускающего ошибки. Неправильности, отклонения всегда что-то сообщают о говорящем. Они всегда информативнее, чем следование норме.
А как этот корпус свободной от правил письменной речи влияет на формальный язык? Границы ведь неизбежно должны размываться. Например, гораздо более вольным стал язык СМИ, и уж тем более блогов.
Очевидно, что как письменные, так и устные высказывания стали более свободными, потому что доступ к общественной площадке или микрофону появился у большого количества людей. Сегодня написать пост, записать подкаст или видеоролик может любой человек. Чем журналист отличается от блогера, если они рассказывают об одних и тех же новостях на примерно одну и ту же аудиторию?
Это означает, что сегодня в публичном пространстве мы слышим гораздо больше неформальной речи. Не в смысле неправильной. Иногда она вполне правильная, иногда более интересная, чем речь просто грамотного журналиста. «Неформальной», то есть не стиснутой какими-то правилами, и это не обязательно правила грамматики или стилистики. Свободы в речи стало гораздо больше. И это, разумеется, влияет на речь СМИ. Журналист начинает «завидовать» блогеру и тоже говорит свободно и весело.
Впрочем, это все случилось не сейчас, а еще в 1990-е, но интернет внес большой вклад в этот процесс.
Если я себе правильно представляю процесс, то язык развивается вопреки правилам и благодаря ошибкам. «Кофе» среднего рода, «довлеть» в значении «преобладать», «твОрог», «фольгА» и прочее когда-то были неправильностями, а теперь кодифицированы как норма...
Ваша модель абсолютная. Так бывает далеко не всегда. Бывают разные тенденции. Некоторые из результатов этих тенденций признаются нормой. Кодификация языка, то есть создание литературного языка, заключается в том, что вводится понятие нормы, то есть из ряда существующих вариантов один признается правильным. Иногда второй допустимым. Новый вариант может появиться, а потом исчезнуть. Иногда он вступает в конкуренцию с нормой. А иногда ее даже побеждает.
Скажем, неумение склонять числительные — тенденция очень давняя. Предположу, что склонение числительных вызывало трудности на протяжении всей истории русского языка. Но эта тенденция не доходит до конца и к отмене склонения числительных не приводит.
Судьба разных тенденций складывается по-разному. Некоторые ошибки просто исчезают. Скажем, давно не встречал ударение пОртфель и шОфер. Возможно, эти ошибки уже ушли из языка. Я не проверял, но не удивлюсь, если это так.
И тем не менее слом языковых границ и норм — мощный уникальный катализатор развития языка. Каковы последствия?
Об интернет-среде, конечно, можно говорить как о катализаторе. Огромную роль играет скорость распространения информации. Следствием становится и скорость изменения языка. Сейчас он действительно меняется быстрее. Это совсем очевидно в лексическом смысле: появляется много новых слов, и некоторые из них так же быстро исчезают.
Появилось особое явление, которое мы называем мем. Его аналоги мы можем найти в истории словесности — крылатые выражения, клише. Но мем в интернете — особое явление именно из-за скорости существования. Есть много мемов-однодневок: срок их жизни — ну, день, ну, ладно, неделя. Жизнь языка ускорилась.
Есть еще один уникальный момент: перед нашими глазами проходит много речевых образцов, и они в среднем существенно менее грамотны, чем прежде. Потому что письменная речь, которая проходила перед глазами советского человека, испытывала воздействие редактора и корректора. Сейчас перед нами множество образцов далеко не образцовой речи, прошу прощения за каламбур. В результате зрительная память фиксирует ошибочное написание, сбивается прицел.
Что с этим делать? Ничего. Скажем, когда вам нужно написать дочери, где взять обед, вам что важно? Накормить ребенка или явить ей безупречный образец письменной речи? Первое, так ведь?
Отсюда принцип — писать нужно с той степенью грамотности, которая не мешает коммуникации. Так что если ничего не изменится в техническом смысле, нам не грозит в ближайшее время совершить откат к великому могучему русскому языку — языку (а точнее, нам) это просто невыгодно.
И что будет? Облегчение правил орфографии и пунктуации, например?
А все уже произошло. Уже работает принцип: лишь бы было понятно. Вы можете пропускать знаки препинания, ставить смайлики. Грамматика уже облегченная. Влияет ли это на более строгие пространства? Например, на СМИ? Отчасти влияет.
Это влияет и на то, как мы пишем в официальных ситуациях. Хотя, если я пишу научную статью, я пытаюсь держать себя в руках. Если раньше небрежность относилась к устной речи и ее трудно было перепутать с научной статьей, то сейчас это все касается письма.
Ну хорошо, давайте поговорим о явлениях совсем свежих: дистант — крайняя степень неличного общения. Какие языковые и коммуникационные вещи он заострил?
Воцарилось новое коммуникативное пространство — видеосвязь. Тимур Бекмамбетов когда-то придумал киножанр, который назвал «скринлайф». Я бы, оглядываясь на него, сказал, что появилась «скринкоммуникация», которая распространилась чрезвычайно. И правила речевого поведения и поведения во время речи отличаются от того, что было до пандемии, хотя понятно, что по видеосвязи все общались и раньше. Но не так.
Переход от очного общения к экранному содержит сложности. Понятно, что у экрана человек чувствует себя гораздо комфортнее, чем в публичном пространстве. Многократные шуточки по поводу отсутствия брюк все помнят. Человек следит не за всем телом, а только за той его частью, которую видно камере, то есть головой. Он дома, а его говорящая голова находится в публичном пространстве. Был такой фантастический фильм — «Суррогаты», в котором люди сидели дома и управляли роботами, которые, собственно, ходили на работу, на приемы, общались и жили. Так и мы отчасти превратились в говорящие головы, причесанные и накрашенные, которые в некотором смысле покинули свои тела в трениках и тапочках и отправились в публичное пространство: на совещания, на лекции и уроки и даже на вечеринки.
Но есть и недостатки — меньшая эмоциональность, меньшая близость. Этого тоже многим не хватает. Непонятно, что такое смотреть в глаза собеседнику, потому что невозможно смотреть в глаза человеку на экране, особенно если людей несколько. Думаю, что будет еще изучаться, как люди переходят из одного формата в другой и как будут возвращаться обратно. И насколько мы вернемся. Когда этот период полностью пройдет, мы увидим последствия в изменении коммуникации.
Скажем, до пандемии я много путешествовал по профессиональным надобностям, в месяц у меня было от двух до четырех поездок. За последний год я съездил в одну командировку — прочел публичную лекцию в Туле. Я перешел на формат удаленной коммуникации. Теперь с некоторым ужасом думаю о том, как вернусь к привычному режиму. С одной стороны, мне не хватает его. С другой — я становлюсь старше, мне многое труднее, а простота, с какой я могу выступить в любой точке мира, не вставая с домашнего кресла, — это большой соблазн. И эта проблема не только моя. Веселее общаться в жизни, но комфортнее общаться на экране.
Так что мы с этим останемся. Другое дело, что мы пока не понимаем, в каких долях. Но к старому очно-разъездному типу общения мы точно не вернемся.