Почти два века назад казаки оставили на Урале «западный след», основав на юге региона около 30 поселений, которым дали наименования европейских городов и сел. Берлин, Варна, Варшавка, Лейпциг, Кассель, Фершампенуаз — каждый в честь военных побед на Западе. Париж, к примеру, — в честь взятия французской столицы во время войны с Наполеоном. Названия эти сохранились до сих пор, пусть никакого сходства с оригиналами как не было, так и нет. Только в челябинском Париже несколько лет назад появилась своя Эйфелева башня. Она-то и стала своеобразным аттракционом, на который потянулись редкие туристы. Как выглядит современный русский Париж и чем там заняться обычному путешественнику — в репортаже «Ленты.ру».
Вряд ли я бы когда-то оказалась в уральском Париже, если бы не мой французский бойфренд. Грегуар уже несколько лет живет в Москве, но каждый год ездит домой на Рождество — в Париж настоящий. В этот раз из-за коронавируса традицию пришлось нарушить. Тогда-то он и предложил вместо этого отправиться на Урал: «Ну, а что, смешно же!».
Надо сказать, что направление это совсем не туристическое: ни отелей, ни визит-центров, ни даже Airbnb там, конечно, нет. Просто сельская местность. Ближайшие гостиницы — в Магнитогорске, то есть в ста километрах. Если же хочется остановиться в Париже или его окрестностях, нужно искать кого-то из местных и просить, чтобы «вписали». Благо люди там живут довольно гостеприимные, к тому же иностранцы к ним заезжают нечасто.
Нашего хоста мы нашли в одной из поселковых групп во «ВКонтакте». И если мне, ссылаясь на корону, многие отказывали, то Грегу — настоящему французу — двери открылись буквально сразу! Первый же человек, к которому он обратился, был готов нас принять. Хоть и не в самом Париже, но в расположенном в 20 километрах от него селе Фершампенуаз, названном так в честь коммуны во французской Шампани (ее коалиционные войска взяли за несколько дней до входа в Париж).
Так что мы быстренько взяли билеты и в канун Нового года прилетели в Челябинск. Там купили игристого, взяли машину и отправились к местам казачьей боевой славы.
Фершампенуаз находится примерно в трех часах езды к югу от Челябинска. И если на северо-востоке области уже возвышаются старейшие в России Уральские горы, то здесь тянется бесконечная уральская степь. Заснеженная, она совершенно сливается с небом, так что белизна тут везде, куда ни посмотри.
Сам же Фершампенуаз, несмотря на свое пышное название, оказался вполне обычным поселком городского типа: со школой, ФОКом, «Пятерочкой» и елкой у дома культуры. Из достопримечательностей — разве что музей камня, открытый местным энтузиастом.
Мы приехали в поселок ближе к ночи и сразу отправились к нашему хосту Светлане. Она сельский депутат и, наверное, самый активный человек во всей Фершанке (так село называют местные). Новый год мы отметили с ее семьей — мужем, детьми, родными.
Вместо «Голубого огонька» (и даже речи Владимира Путина) у нас был бенефис Грега. Оказалось, что француз в уральском Фершампенуазе — это как какой-нибудь ананас в России петровских времен! То и дело кто-то вопрошал: «Грег, а скажи, пожалуйста…» Дальше следовал миллион разных продолжений: «Что тебе кажется странным в России?», «Какое твое любимое русское блюдо? А нелюбимое?», «Что тебе у нас нравится?», «К чему ты так и не смог привыкнуть?»...
В итоге за новогоднюю ночь было обсуждено все вдоль и поперек: от желтых жилетов до «правда ли, что все французы извращенцы». Диалог культур закончился под утро, и мы разбрелись спать. На следующий день нас ждал Париж!
Дорога к «городу любви» тоже тянулась посреди заснеженных полей. На подъезде показался типичный синий указатель, на котором значилось «село Париж». Рядом с табличкой уже фотографировались люди в новогодних колпаках. Оказалось, это супружеская пара из соседнего района, которая приехала в Париж на прогулку.
— Сюда частенько приезжают, — говорит Светлана, пока мы едем дальше. — Туристы, журналисты, иногда и французы, кстати, бывают. А как-то раз был один из байкерского клубы «Ночные волки». Так он вообще из Крыма вез с собой в багажнике круассан и кофе, чтобы съесть это с видом на наш Эйфель!
Самый большой наплыв гостей случается в Париже летом: люди приезжают на организуемый Светланой Парижский полумарафон. Это социальный проект, который она — бывшая спортсменка — проводит уже пять лет, чтобы поддержать жизнь в селе. Участники бегут по местным полям и финишируют у башни. Манит бегунов название, ну и, конечно, сама постройка.
Эйфелеву башню видно еще на въезде в село. Она хоть и меньше оригинала в шесть раз (ее высота — 50 метров), но на фоне саманных деревенских домиков выглядит очень даже эффектно. Появилась она здесь в 2005 году и выполняет ту же функцию, что и ее французская праматерь: передает сигнал сотовой сети. Местные называют башню просто «эйфель», хотя один знакомый журналист уверял меня, что у нее еще есть и неофициальная кличка «ядрена-матрена».
Рядом с башней стоит колонка, куда местные возят на санках бидоны и наполняют их водой. Сочетание, конечно, необычное. Забавно смотрится и арт-объект I love Paris, установленный во дворе одного из сельских домов как раз для редких туристов.
В остальном же Париж оказался вполне обычным поселением на тысячу жителей, со своей школой, храмом, небольшим, но очень уютным этнографическим музеем, а еще почтой, откуда можно отправить письмо с парижским штампом.
Любопытно, что в Фершампенуазе и Париже живут не обычные казаки, а казаки-нагайбаки. Это малочисленный тюркоязычный народ (всего восемь тысяч человек), переселенный сюда в 1840-е годы из Нагайбакской крепости в Башкирии. У них свой особый язык, близкий к татарскому, свой национальный костюм, свои обычаи и обряды.
— Нагайбаки — по сути, сборный народ, образовавшийся в 30-е годы XVIII века, чтобы охранять российские границы в Башкирии, — говорит Светлана Белоруссова, кандидат исторических наук, автор книги «Нагайбаки: динамика этничности». — Тогда взяли людей разных национальностей, но крещеных. Этнически они близки и к башкирам, и к русским, и к татарам, у них в крови есть даже персы. Получился такой сплав. Когда их переселили на Урал — их стали звать по названию крепости в Башкирии: нагайбакские казаки. И уже здесь-то, в Париже, они сформировались как отдельный народ.
Нагайбаком оказался и муж Светланы — предприниматель Сергей родом из Парижа.
— Я еще говорю на нагайбакском, — рассказывает он, — а вот молодежь языка уже не знает. Потихоньку он умирает, и это жалко! Дети учить не хотят, говорят, что в этом нет смысла.
Несмотря на крепкие семейные связи, отцов-основателей своих сел нагайбаки уже не помнят. Не знают и того, кто именно из их прадедов брал Париж и брал ли вообще.
Любопытно, что у французов в этом смысле все ровно наоборот: они могут найти очень много данных о своих предках в архивах. Грег, например, знает, что один из его пра-пра-пра- был в армии Наполеона, дошел до Москвы, был ранен в ногу под Вязьмой, а потом вернулся домой, отморозив несколько пальцев. И это только одна частная история.
Издание вспоминает, что казаки разбили лагерь прямо на Елисейских полях и Марсовом поле. Они занимались джигитовкой, купали своих лошадей в Сене, пили водку и распевали похабные песни, наводя дикий ужас на парижан. Но потом между двумя народами завязалось некое подобие дружбы. Французы вынесли свой вердикт: казаки грубые, но очаровательные!
Парижанин Виктор Гюго позже вспоминал, что казаки были «совершенно не похожи на их изображения; у них не было ожерелий из человеческих ушей; они глубоко уважали Париж, который был для них священным городом».
И, как оказалось, остался таким до сих пор! В 2012 году нагайбаки даже отправились на Запад — в паломничество по местам своих предков.
Об этом путешествии мы узнали от Никиты и Алины — супружеской пары, живущей в Кассельском. Это еще одно нагайбакское село, в которое мы заехали на обратном пути, перед этим вдоволь нагулявшись по Парижу, наделав романтичных снимков у Эйфелевой башни и съев купленные в «Магните» круассаны.
В Касселе мы поболтали с Никитой — одним из сельчан, который как раз распрягал лошадь. Когда он узнал, что Грег француз, тут же заявил: «О, а моя жена тоже в Париже была. Пойдемте пить чай, она вам расскажет». Вскоре мы вчетвером уселись за стол есть домашние пельмени из одной большой тарелки (так принято), и Алина поведала свою историю.
— Я тогда прочитала объявление в нашей местной газете. Писали, что ровно 200 лет прошло с начала войны, и предлагали собрать группу и поехать по местам боевой славы предков. Муж у меня не особо путешествия любит, а я сразу решила, что поеду!
В итоге собралась компания из 20-25 человек. В основном пенсионеры. Турфирмы поначалу отказывались брать таких странных клиентов, но все же тур состоялся: за неделю нагайбаки на автобусе съездили в Польшу, Германию и Францию. Они надевали национальные костюмы, пели народные песни на улицах и как могли рассказывали европейцам о себе — что они тоже из Парижа, только из другого!
В Европе нагайбаков встретили тепло. В нескольких небольших городах им даже устраивали приемы в городских мэриях. Последней же точкой их недельного путешествия стал Париж. Там они сходили в Лувр, побывали на знакомых их предкам Елисейских полях, ну и, конечно, сравнили французскую Эйфелеву башню со своей («Ну да, больше, но это для всего мира, а наша — для нас»).
— У нас очень мало времени там было, — вспоминает Алина, — но это, конечно, невероятная красота была! Я потом вернулась домой, мы с мужем ремонт затеяли, и я тогда купила вот этот шкаф, — она кивает в сторону шкафа-купе с изображением Эйфелевой башни. — Пусть хоть мои внуки смогут говорить: «Вот, наша бабушка в Париже была».
Фильм мы смотрели с Никитой и Алиной вместе. К концу Грег так растрогался, что чуть не пустил слезу. А мне казалось, что я присутствую в какой-то точке вечного возвращения, где и 200 лет спустя казаки едут в Париж, а французы — к нам в Россию, даже добираются до Урала. За это время культурная пропасть между французами и казаками едва ли стала меньше, но тонкая связь оказалась на удивление живучей.