«Мы были там, где нужны» В России миллионы людей стали волонтерами. Почему они помогают другим и не просят за это денег?
Юрий Михайлов
В последние годы волонтерское движение в России активно растет. По оценкам Росстата, в 2020 году в стране насчитывалось около 2,7 миллиона официально зарегистрированных волонтеров старше 15 лет. И с каждым месяцем их становится только больше. Сыграла роль и охватившая мир пандемия коронавируса. Сотни тысяч россиян нашли в себе силы и желание помочь нуждающимся. В одной только акции #МыВместе участвовало более 200 тысяч тысяч человек, которые помогали пожилым во всех регионах России, доставляя продукты и лекарства. Как люди приходят в волонтерство? Почему посвящают себя безвозмездной помощи тем, кто в ней нуждается? И почему совсем не просят за эту помощь денег? В поисках ответов на эти вопросы «Лента.ру» поговорила с волонтерами из разных регионов России.
Что надо знать про акцию #МыВместе
Всероссийская акция взаимопомощи #МыВместе началась в самый разгар пандемии — в марте 2020-го. Изначально она задумывалась как проект по помощи людям старшего поколения в период пандемии. Тысячи неравнодушных россиян по всей стране привозили сидящим на изоляции пожилым людям продукты, лекарства и предметы первой необходимости. Впрочем, постепенно границы акции расширились. Ее участники начали оказывать любую посильную помощь. Психологи и репетиторы бесплатно оказывали профессиональные услуги в режиме онлайн. Кто-то перечисляя средства на покупку продуктов, кормов для животных и медицинских масок. Другие сортировали продукты для многодетных семей, помогали врачам и медицинскому персоналу в больницах, поликлиниках и принимали телефонные звонки в колл-центрах.
За прошлый год участники акции помогли более 5 миллионам россиян.
Проект #МыВместе инициирован Общероссийским народным фронтом, Всероссийским общественным движением «Волонтеры-медики», Ассоциацией волонтерских центров и платформой DOBRO.RU. Чтобы стать участником акции надо подать заявку на сайте мывместе.рф, дождаться ее подтверждения, а после пройти необходимый инструктаж.
Кристина Исаева, учредитель благотворительного фонда «Я без мамы», Ростов-на-Дону:
Это был 2004 год, и никакой популяризации добровольчества и фондов практически не было. Существовал, конечно, Российский детский фонд, и все.
Когда тебе 20 лет, ты вообще не думаешь о добровольчестве и тем более о каких-то фондах. У меня заболел мой маленький ребенок, и врач назначил ему соответствующие процедуры, на которые нужно было приезжать в больницу. Там, проходя мимо одной из палат, я увидела брошенных детей. Они лежали и не проявляли никаких эмоций. Обычно дети либо плачут, либо смеются — у меня на руках был ребенок того же возраста. А эти лежали, ни на что не реагировали и смотрели в пустоту. Этот процесс называется депривацией.
Тогда я стала задавать вопросы медработникам: что это за дети, почему они так себя ведут… Я выяснила, что государство выделяет для них определенное детское питание, которое подходит не всем — у некоторых от него бывает рвота. У нянечек и медсестер мизерные зарплаты — и они скидывались, чтобы покупать для таких детей подходящее детское питание.
Мы начали помогать им, приносить в больницу все, что могли. Спустя некоторое время мы узнали о семьях, которые забирали своих детей, но растить их было сложно.
Не верили, что кто-то может просто так приехать и помочь. Но мы помогали чем могли. Собирали по знакомым вещи подходящего размера, лекарства.
Потом мы начали ездить по семьям, которые забрали детей, но находились в очень сложной ситуации. Стали помогать им вещами, продуктами. Вначале все было на уровне меня и нескольких подруг.
А потом я встретила единомышленников, которые видели в больницах такую же ситуацию, и мы организовали фонд «Я без мамы», который существует с 2007 года до сих пор. В рамках его деятельности, например, няни ухаживают за брошенными младенцами в больницах города и области. Плюс мы занимаемся профилактикой сиротства, потому что порядка 80 процентов одиноких детей, находящихся в больнице, — это социальные сироты, дети, у которых есть биологические родители, но которые по тем или иным причинам изъяты из семьи.
Мы также стали поддерживать семьи. Сейчас у нас есть гуманитарный склад, на котором есть продукты и вещи. Мы участвуем в таких акциях, как помощь в сборе детей к школе. Помогаем с лекарственными препаратами, с реабилитацией. Делаем все, чтобы ребенок не попал в детский дом. К тому же у нас есть профориентационные проекты.
У нас под опекой состоит порядка 450 семей из Ростовской области, оказавшихся в сложной ситуации. Малоимущие семьи в период карантина столкнулись с тем, что у них не было техники для дистанционного обучения, и мы пытались находить людей, которые могли бы отдать ненужную им технику детям из многодетных семей.
Не любая семья среднего достатка может позволить себе репетитора, — что уж говорить о малоимущих. Дети, не до конца готовые к дистанционному обучению в условиях ограничений из-за коронавируса, столкнулись с тем, что им оказались нужны репетиторы. Мы нашли определенное количество добровольцев из разных регионов России, которые были готовы проводить такие онлайновые уроки в рамках нашего проекта «Учусь дома», который мы реализовывали совместно с Общероссийским народным фронтом.
Что касается наших планов, то жизнь всегда вносит свои коррективы. Бывает так, что в информационном поле сталкиваемся с той или иной проблематикой, которая требует решения. Например, несколько лет назад мы построили первую в Ростовской области площадку для детей-инвалидов. В центре города, 400 квадратных метров — это был очень масштабный проект. Мы начали реализовывать его потому что в Ростовской области не оказалось ни одной площадки, адаптированной для детей-инвалидов.
Сейчас у нас в планах еще несколько проектов для детей с ограниченными возможностями — для подростков и молодых людей постарше. Но чтобы осуществить их качественно, нужно время для разработки, планирования и так далее.
В целом мы не делаем долгосрочных планов. Есть какие-то текущие инициативы — допустим, нянечки или помощь семьям — актуальность их не теряется. Параллельно случаются подпроекты, когда мы видим, что где-то что-то проседает и в это необходимо включиться. Зачастую бывает, как с этой площадкой, — было важно привлечь внимание общественности, сдвинуть тему с места. И после нас сразу открылось несколько таких площадок — застройщики обратили внимание на эту проблему.
Волонтерство в целом очень важно для нашей страны. Люди, которые работают по зову сердца, как правило, бесплатно, эффективнее любых других. Они работают на результат, а не для того, чтобы отработать с 10 до 18 часов. Это неравнодушные люди.
Это крайне важно, ведь в рамках системы есть определенные ограничения. Волонтеры более гибкие, где-то — более креативные, и они действительно находятся в тех ситуациях, где по-настоящему нужна помощь. Но, на мой взгляд, очень важно и сотрудничество с органами власти: органами опеки, различными другими госструктурами. Знания, навыки, опыт, который есть у сотрудников этих учреждений, работающие в совокупности с волонтерами, благотворительными организациями — вот оптимальная форма взаимодействия.
Агнесса Куприянова, победительница школьного конкурса «Большая перемена», волонтер, республика Мордовия:
Волонтером я стала уже давно — с 2017 года. В 2018 году я занималась волонтерской деятельностью в своем родном городе Саранске в рамках Чемпионата мира по футболу. Помогала иностранцам, работала в фан-зоне и на вокзале — сразу на двух точках. Я ориентировала людей по городу и помогала им покупать обратные билеты, потому что у многих с этим возникали проблемы.
Помню, одной группе иностранных туристов нужно было срочно уехать, они хотели поменять билеты — и так познакомились с нами. Уезжали они в Москву уже поздно вечером, после моей вечерней смены, но мы приехали их провожать и приготовили им в дорогу блины со сгущенкой. Им очень понравилось, они были в восторге! А один из них снял с себя крестик и значок национальной сборной и отдал мне.
Я начала работать с «Серебряными волонтерами», добровольцами преклонного возраста, в начале пандемии. У нас в Мордовии был такой конкурс — нужно было делать какое-то доброе дело прямо из дома. Я подумала, что надо организовать группу среди «Серебряных волонтеров», где бы они бесплатно обучались английскому языку. В этом году я заканчиваю лингвистическую гимназию, и могу дать этим людям те знания, на основе которых они смогут общаться с иностранцами хотя бы на базовом уровне.
Они сами очень хотели этим заняться, чтобы участвовать в международных проектах. Мы начали с азов, и уже сейчас они умеют представляться, рассказывать о себе, заказывать еду в кафе и ориентироваться в городе на английском. Без таких вещей невозможна нормальная коммуникация в другой стране.
Добровольцы очень нужны стране, ведь мы делаем добрые дела, творим и помогаем тем, кому это действительно важно. Есть люди, которым никто, кроме нас, не поможет. Да и не только люди — мы помогаем и бездомным животным, скажем. Я уверена, что если каждый начнет вкладывать хотя бы частичку себя в волонтерскую деятельность в России, у нас жизнь станет намного лучше! Потому что начинать нужно прежде всего с себя.
Олеся Назарова, начальник отдела направлений медицинского волонтерства всероссийского общественного движения «Волонтеры-медики»:
В волонтерство я пришла очень давно — по меркам моей жизни, по крайней мере. Добровольчеством я занимаюсь с 10-го класса, то есть восемь лет. Все началось в музее, где я была рядовым волонтером. Я дежурила в Галерее на Солянке и проводила экскурсии. И так мне это все дело понравилось, что однажды я стала оставаться дежурить на всю ночь.
Волонтерское сообщество затянуло меня. Я нашла тут очень много друзей, от смены к смене становилась все ближе к этой теме и уже не мыслила себя без нее.
К большому сожалению, я пропустила Олимпиаду в Сочи, хотя должна была поехать туда, но это был мой выпускной год, и я готовилась к поступлению в медицинский вуз. Но, поступив в университет, я вернулась к добровольчеству и вступила в движение «Волонтеры-медики».
Когда я пришла в «мед», времени не было ни на что. Первый год был погружением в тему, и я не могла заниматься тем, чем мне нравилось, волонтерить. Когда я узнала о «Волонтерах-медиках», то поняла, что это выход: я могу работать на пользу моей будущей профессии и делать то, что люблю. Вот такой получился компромисс с собой.
На тот момент, в 2015 году, «Волонтеры-медики» были еще общественным объединением, даже не имели статуса российского общественного движения. Штаб-квартира была только в Москве, и как раз в тот год мы открывали первое отделение в Коми.
Когда я пришла туда, то первый год была волонтером в ОДКБ, сначала в отделении детской реанимации. Мы помогали там, где были нужны. Это, конечно, не были врачебные манипуляции — даже не сестринские, поскольку на тот момент я училась только на первом курсе. Но при этом моя помощь всегда была нужна в отделении. С одной стороны, я там набиралась опыта — прежде всего психологически прокачивала свои навыки, училась мириться с определенными ситуациями, воспринимать их правильно, что очень важно для медика. Училась работать с родителями больных детей, с медицинским персоналом.
К тому же я видела и медицинские манипуляции, наблюдая за врачами, которые делились историями и опытом. Это, конечно, было бесценно, учитывая, что я хотела себя связать с медициной. И вообще, почему, когда у тебя есть время, не уделить его помощи другим людям?
Сейчас «Волонтеры-медики» — большая организация, которая всегда оказывается там, где необходима помощь. В 2020 году востребованной оказалась психологическая помощь, поэтому мы, несмотря на то что всегда являлись сторонниками профессионального волонтерства, отбросив все, решили взяться за эту сферу. Это было стихийно организованное движение, мы работали по запросу.
У нас были открыты линии психологической помощи, и нам как медикам было понятно, насколько нестабильна ситуация в обществе. Уровень стресса зашкаливал, и люди не понимали, как жить в новых условиях, что сказывалось на психике людей. На горячей линии работали зачастую непрофессионалы — мы на скорую руку обучали людей, которые не имели ни психологического образования, ни опыта работы на телефоне ранее. Они стали сталкиваться с агрессивными или очень расстроенными людьми. Получалось так, что они принимали удар на себя и при этом не могли помочь человеку. Чаще всего такое состояние звонившего было связано с нехваткой продуктов, боязнью заразиться или отсутствием работы. Ему нужно было сориентироваться в этой новой реальности.
Когда это началось, к нам пришел запрос о том, что нам не хватает психологов.
Это сообщество продолжало расти. Нам поступали самые разные заявки, причем не только от профессиональных психологов, но и от людей, которые были готовы работать в этой сфере согласно тому, что они понимали для себя о психологической помощи. Но мы заранее поставили критерий, что нам нужны профессиональные психологи, желательно с опытом работы на горячей линии, поэтому такие заявки, к сожалению, не принимали.
Нужно было создать то, чего никогда раньше не было — волонтерскую службу, оказывающую профессиональную психологическую помощь и консультацию. Буквально за неделю мы подключили горячую линию. Мы получали тысячи заявок и каждый день наращивали количество людей, дежурящих одновременно. В итоге буквально за неделю получилось, что в моменте на дежурстве одновременно было 15-20 человек, сменявшихся каждые три часа. Мы оказывали психологическую помощь в круглосуточном режиме.
Поэтому совмещать материнство, которое сейчас занимает, конечно, большую часть моего времени, с волонтерством несложно. Тем более сейчас есть столько возможностей помогать удаленно — хоть час, хоть два в день, хоть раз в полгода.
Сейчас я занимаюсь проектом, который по воле случая пришел ко мне в сентябре прошлого года, к тому моменту, когда я собиралась в декрет. Он связан с профилактикой абортов, и здесь я нашла возможность рассказать другим женщинам о важности материнства, о том, какие эмоции можно испытывать, о том, что это вовсе не конец жизни, как думают некоторые.
Некоторые говорят, что если волонтеры нужны, это значит, что государство недорабатывает в этой сфере. Но я считаю, что государство — это мы. Поэтому именно мы должны справляться со своими трудностями и помогать друг другу, а говорить о государстве в третьем лице не приходится.