В прокат вышел «Нос, или Заговор "не таких"» — не просто новая работа живого классика отечественной мультипликации Андрея Хржановского, но и один из самых радикальных и смелых российских фильмов последних лет. «Лента.ру» рассказывает об этом удивительном кино, в котором сходятся Гоголь и Шостакович, Мейерхольд и Эйзенштейн, Сталин и Мединский, опера и ГУЛАГ.
Николай Васильевич Гоголь приехал в Петербург — и первым делом заразительно чихнул. На нос в столице вообще нагрузка нелегкая — вот и от коллежского асессора Ковалева во сне нос сбежал. Да еще и, подкрепившись дорожкой для важности, надел золотой мундир и чином статского советника обзавелся. И ста лет не пройдет, как «Нос» в пространство отечественной культуры вернется: «Николай Васильевич, тут по вашей повести талантливый композитор оперу написал», — поведает растерянному классику режиссер Мейерхольд. Талантливый композитор Дмитрий Шостакович скромно опустит взгляд — пусть лучше смотрят на сцену: его «Нос» по смелости формального решения, пожалуй, идет ноздря в ноздрю аж с «Броненосцем Потемкиным». Эйзенштейн, кстати, тоже в зале — и тоже не может отделаться от сравнения оперы с собственным киношедевром.
Это всего лишь первый из трех снов, составляющих новый мультфильм Андрея Хржановского, живого классика, ответственного за великие «Дом, который построил Джек», «Королевский бутерброд» и «Осень». Хватает радикализма и в двух других. Вот Иосиф Сталин, проникнувшись письмом Михаила Булгакова, не просто вызывает писателя в Кремль, но и заводит с ним настоящий броманс: в бильярд партейку раскатывает, в баньке вместе парится. Но стоит литератору умчать в Киев, как находит на вождя народов тоска — пострадает, как можно догадаться, «Нос», на постановку которого от скуки Сталин заявляется в компании всего Политбюро. «Сумбур вместо музыки», — провозгласит влиятельный театрал. Месть настигнет его в третьем сне — полной экранизации «Антиформалистического райка» Шостаковича, той самой злой композиторской шутки для своих, в которой Сталин обернется Единицыным, Жданов Двойкиным, а их познания в музыковедении будут высмеяны фразой «Лезгинка должна быть кавказской». Жаль только, месть русской культуры русским тиранам возможна лишь на территории вымысла: в реальности это тираны отправляли деятелей культуры в ГУЛАГ и в расстрельные списки.
В прошлом году немало внимания привлек к себе проект Ильи Хржановского «Дау» — долгострой, позиционировавшийся автором и его соратниками как новое слово в кинематографе. Что ж, стоит обратить внимание: еще дольше, полвека, вынашивавшийся фильм его отца Андрея оказался куда, куда радикальнее — и обошелся при этом всего полутора, а не семьюстами часами экранного времени. И дело даже не в том, что кроме эксцентрично-экстремального производственного процесса да монументального объема «Дау» оказывается способен предъявить зрителю лишь посконный реализм, только иногда осмеливающийся зайти на территорию абсурда, — а «Нос», напротив, в абсурдистском, одновременно историческом и фантазийном пространстве, разворачивается весь. У Хржановского-старшего просто-напросто куда интереснее работает воображение: так, решение разворачивающейся в третьем сне его фильма экранизации «Антиформалистического райка» своими лаконичностью, остроумием и прямотой сообщает о жутких парадоксах сталинизма намного больше любых провокаций «Дау».
Богатство воображения Хржановского распространяется и на форму его фильма: «Нос», всматриваясь в Гоголя через призму советского авангарда, и сам стремится в плане авангардности соответствовать. Поэтому в его свободном, не скованном рамками жанров и отдельных техник коллаже монтируются не только фигуры Гоголя, Шостаковича и партийных деятелей, но и акварель — с перекладкой, мультипликация — с архивными кадрами, вставки из классики — с метаэлементами, в которых камера вдруг показывает художников, это кино создающих. Аналогом полифонии Шостаковича, под музыку которого развивается и мутирует «Нос», становится и всеядность стилистическая, допускающая в пространстве одного и того же фильма как оживающих в хоровом пении жнецов Малевича, так и вторгающихся черно-белыми призраками в красочный анимационный мир хуциевских двадцатилетних. Да, тематически Хржановский, безусловно, обращен в прошлое с его многочисленными гениями, злодеями и простыми пассажирами — но эксцентрика формы и стиля его фильма бесконечно современна. Именно она делает всех постоянных и мимолетных персонажей «Носа» актуальными.
Не то чтобы Хржановский при этом боялся и прямого высказывания о России не только исторической, но и нынешней. Ему вполне хватает смелости наглядно проиллюстрировать, насколько сильна в кремлевских коридорах традиция комичного выслуживания перед главным: вот перед угрозой едкой сталинской подколки падают один за другим в обмороки мультипликационные кагановичи с молотовыми, а вот на дистанции всего-то в десяток минут обнаруживается комичная вставка документального телематериала — в ней испуганно вращает глазами в ответ на вопрос президента, где застряли выделенные на Крым деньги, бывший министр культуры. Что до самой культуры, то ее положение в этой стране Хржановский убедительно показывает в финале — где творческий танец авангардистов и новаторов замирает перед объективом камеры, снимающей их анфасы и профили для картотек НКВД. Заговор этих «не таких» обречен производить впечатление лишь на потомков — да и то, лишь в виде имен на фузеляжах самолетов «Аэрофлот».
Фильм «Нос, или заговор "не таких"» уже вышел в российский прокат