Национализм в Белоруссии и на Украине давно перестал быть маргинальным явлением. Сейчас обе страны по-разному переживают период создания собственного национального государства. Однако у этих национальных проектов много общего — оба отрицают советское прошлое, игнорируя вклад большевиков в их становление. При этом именно советская власть сыграла главную роль в формировании национального самосознания в Белоруссии и на Украине — после Гражданской войны это было средством укрепления власти на окраинах бывшей Российской империи. «Лента.ру» выясняла, зачем советские власти поощряли развитие национального самосознания белорусов и украинцев и к чему это привело.
Положение большевиков в первые годы советской власти оставалось крайне неустойчивым. Не только в среде интеллигенции, но и среди крестьян и даже среди рабочих сохранялось недовольство новым порядком. Люди обнищали, потеряли близких и не понимали, как жить дальше. После кровопролитных разорительных войн и постоянных переворотов многие тепло вспоминали тучные имперские годы, когда мир был понятен и предсказуем. Естественно, что старое мировоззрение, формировавшееся веками, невозможно было искоренить всего за несколько лет.
К началу 1920-х годов, когда началось строительство СССР, в руководстве союзных республик плотно обосновались местные националисты. Их стремление к культурной автономии в будущем могло перерасти в борьбу за автономию политическую — и даже за отделение от Советского Союза. «Красные вожди» Ленин и Сталин это прекрасно понимали. Поэтому центральное советское руководство решило дать местным националистам все, чего они хотели в сфере культурной независимости. С одной стороны, чтобы укоренить в массах большевистскую идеологию, с другой — чтобы ослабить националистические настроения на местах.
Особенно большое значение эта работа имела на территориях Украинской и Белорусской ССР, так как они наиболее громко заявляли о стремлении создать свое национальное государство в начале XX века, и эти земли были присоединены к Советскому Союзу ценой больших жертв. Более того, используя белорусскую и украинскую идею, большевики планировали повлиять на умы православного населения так называемых Восточных Кресов — польских территорий нынешних Западной Украины, Западной Белоруссии и Литвы, ранее входивших в состав Австро-Венгерской и Российской империи, и склонить их к присоединению к СССР.
Даже после окончания Гражданской войны русская национальная идея, на которую опиралось Белое движение, наравне с местными националистическими движениями оставалась главной угрозой большевистскому миру. И крупнейшие города Белорусской и Украинской ССР — Киев, Одесса, Харьков, Екатеринослав (с 1926 года — Днепропетровск) и Минск — оставались центрами дореволюционной русской культуры.
В 1926 году русские составляли четверть городского населения в БССР и УССР. Так, в Одессе проживало 160 тысяч русских и 73 тысячи украинцев. Чуть менее существенной разница была в Харькове. В тогдашней столице УССР насчитывалось 154 тысячи русских и 160 тысяч украинцев. Причем национальную принадлежность тогда нередко определяли даже не по родному языку, а по факту проживания на территории национальной республики.
Чтобы окончательно разрушить старое общество и нейтрализовать реальные угрозы сопротивления на местах, большевики решили настойчиво поддерживать белорусскую и украинскую культуры в противовес культуре русской. Как раз в 1920-е годы в города на заработки массово отправились крестьяне, которые в большинстве своем еще были лишены национальной самоидентификации. Поэтому политика коренизации была направлена именно на привлечение на сторону большевиков крестьянских масс.
Сначала власти объявили ликвидацию безграмотности, а затем — начали национализацию. «Красные вожди» прекрасно понимали, что, приезжая в города, крестьяне воспримут ту культуру и тот язык, которые позволят им самореализоваться. Как писал Сталин, благодаря новой политике советская власть должна была стать «народной и понятной», «не только русской, но и междунациональной, родной для крестьян ранее угнетенных национальностей».
Ради этих целей в апреле 1923 года на XII съезде РКП(б) большевистская партия официально провозгласила политику коренизации, направленную на ликвидацию «националистических пережитков». Она предполагала содействие развитию местных языков и культур и создание национальных элит. Целью кампании было замещение русского языка и культуры в союзных республиках местными языками и культурами. Подавалось это под лозунгом борьбы с «великорусским шовинизмом», который ассоциировался с имперским прошлым России.
Под великорусским — или великодержавным — шовинизмом большевики понимали крайнюю форму национализма в Российской империи, которая, по их мнению, проявлялась в подавлении русскими других народов. Широкое применение термин получил еще в революционной среде в конце XIX — начале ХХ века. Советские власти противопоставляли этой идеологии «последовательный пролетарский интернационализм», который привел бы к созданию общества «равенства, дружбы и братской взаимопомощи». Ленин еще в 1914 году назвал Российскую империю тюрьмой народов, в числе прочего раскритиковав запрет на чествование украинского писателя Тараса Шевченко.
Большевистская партия объявила о необходимости исправить последствия «русификаторской» политики в Российской империи, чтобы облегчить путь социалистического строительства. Как бывший титульный великодержавный народ русские были объявлены виновными в угнетении национальных окраин. И потому они не должны были получить национальных привилегий, которые полагались остальным народам СССР, — ни своей коммунистической партии, ни национальной республики им не полагалось.
Большевики воспитывали местные элиты, наделяли официальным статусом их языки и финансировали распространение на этих языках культурной продукции и прессы. Таким образом народности, которые всегда были составной частью русского суперэтноса, начали оформляться как новые «независимые» нации со своей идеологией в ранее никогда не существовавших границах. Как отметил в одной из своих главных работ профессор Гарвардского университета Терри Мартин, советская национальная политика того времени была новаторской и уникальной по масштабам применения.
После объявления политики коренизации национальные языки и культуры в БССР и УССР получили максимальную господдержку. Активно пропагандировались символические признаки идентичности: фольклор, музеи, одежда и кухня, литература и исторические события. Одновременно из школ и вузов, прессы, театров, делопроизводства начал изгоняться русский язык. Особенно бурная деятельность в этом направлении развернулась на Украине.
Еще в 1924 году в Киев с согласия большевиков вернулся основной идеолог «украинской нации», историк Михаил Грушевский. Он разработал и воплотил метод повсеместного внедрения украинского языка через систему школьного образования. Параллельно лингвисты продолжали заниматься созданием литературного украинского языка. Результаты не заставили себя долго ждать. С 1926 по 1932 год доля украинцев среди рабочих в промышленной отрасли выросла с 41 до 53 процентов. Чиновникам, которые не владели мовой, предписывалось в течение года выучить ее или покинуть должность. Для тех же, кто только собирался поступить на государственную службу, владение украинским стало обязательным условием.
Украинизация шла под непрерывным административным нажимом, поскольку вызывала неприятие городского русскоязычного населения. Особенно людям не нравились предписания использовать украинскую речь на официальных мероприятиях. Дерусификация дополнялась и пропагандистской кампанией в советских газетах. Помимо этого активно развивалось издательское дело на украинском языке. На нем к 1933 году издавалось 373 из 426 периодических изданий в УССР.
В советской Белоруссии коренизация шла не менее активно. Ее местный вариант — белорусизация — фактически включал не только активное насаждение национальной культуры, но и расширение белорусской территории, на тот момент охватывавшей лишь шесть уездов Минской губернии. В 1924 году к Белорусской ССР были присоединены Витебская губерния и часть Смоленской губернии с Оршей, в 1926 году — Гомель. Территория республики увеличилась до 126,3 тысячи квадратных километров, а население до 5 миллионов человек.
Начало белорусизации как официальной политики провозгласили на заседании ЦИК БССР в июле 1924 года. Для ее проведения была создана специальная комиссия под руководством Александра Хацкевича. Уже у 1928 году 80 процентов школ на территории республики были переведены на белорусский язык обучения. В издательстве «Советская Беларусь» начали массово выпускать газеты, журналы, книги на мове. Заработал Белорусский государственный передвижной театр Владислава Голубко. Одновременно создается национальная система дошкольного и школьного образования, профессиональных училищ и техникумов.
В то же время наркоматы и ведомства специально разработали программы и создали курсы по белорусоведению, которые, помимо изучения мовы, давали знания по белорусской литературе, истории и географии. Целью таких курсов была подготовка специалистов, способных вести делопроизводство на белорусском языке.
Еще одним важным направлением стало укоренение кадров — замещение ответственных должностей лицами белорусской национальности в партии и всех органах власти. К началу 1929-го более 50 процентов служащих составляли белорусы. При этом процесс белорусизации охватил и часть Смоленской области. В 1926-1927 годах в Минске проходили тренинги для учителей из РСФСР.
Все шло хорошо. Но в начале 1930-х годов союзные власти заметили, что вместе с ростом численности населения, разговаривающего на местных языка, на первый план в БССР и УССР начали выходить националистические настроения, в том числе в рядах партии. Центральной власти приходилось все больше считаться со стремлением местных элит к самостоятельности. Это стало рассматриваться как слишком опасное усиление и распространение национализма на местах.
Была еще одна причина признания коренизации неудачной. Выпускники школ во многих советских республиках, в том числе в БССР и УССР, зачастую не знали русского на достаточном уровне и потому с трудом могли продолжить обучение в вузах, в которых преподавание велось на этом языке и который оставался языком межнационального общения. В связи с таким очевидным перекосом национальные школы было решено объявить «очагами буржуазно-националистического влияния на детей».
Однако центральная власть не могла открыто признать свою ошибку, поэтому все негативные последствия решено было списать на местные власти. Поэтому в СССР развернули кампанию террора против «буржуазных националистов», которых поставили на одну доску с многострадальными «великодержавными шовинистами».
Процесс сворачивания коренизации был запущен в 1932 году. ЦК ВКП (б) отменяет украинизацию на Кубани, в Ростовской области и в отдельных районах Курской и Воронежской областей. Сейчас это кажется странным, но в 1920-е школы, предприятия и организации на этих территориях РСФСР были переведены на украинский язык. Дело в том, что русские и украинцы перемешивались и жили по обе стороны административной границы. Но очевидный «приоритет» украинской культуры над русской, объявленный на XII съезде, давал о себе знать.
Так, весной 1938-го газета «Правда» подвергла критике власти УССР, рассказав о низком уровне подготовки учителей русского языка: «Только один из ста учителей написал диктант по русскому языку на "посредственно", остальные — на "плохо"». Национальные школы было решено объявить «очагами буржуазно-националистического влияния на детей». В январе 1938-го оргбюро ЦК ВКП(б) предписало преобразовать их в обычные, с преподаванием «или на языке соответствующей республики, или на русском». Одновременно восстанавливалась русскоязычная пресса, шла ликвидация национальных районов и сельсоветов.
Окончательно большевики отказались от коренизации во время Великой Отечественной. Впрочем, к тому времени она принесла вполне конкретные результаты. Белорусский и украинский языки получили официальный статус, оформились национальные идеологии и элиты, удалось национализировать и крестьянскую массу. Хотя кардинально изменить облик русскоязычных городов так и не удалось, что объяснялось как сильными позициями русской культуры, так и развернувшейся борьбой с национализмом.
Проблема заключалась и в том, что при насаждении белорусского и украинского языков в расчет не принималось мнение жителей БССР и УССР. Так, например, при создании белорусского литературного языка его пытались максимально отделить от русского. В итоге мова получилась чуждой для населения, далекой и от «трасянки» (белорусско-русской речи), и от народных диалектов. Путаницу добавляли и постоянно менявшиеся стандарты правописания. Из-за этого белорусизация получила крайне негативную оценку со стороны интеллигенции и простого населения БССР.
Однако частично коренизация все же сработала на укрепление Союза, как и планировалось. Большевикам удалось полностью нейтрализовать польское влияние в Белоруссии и на Украине и изменить баланс сил и влияния на западной границе в свою пользу. Польша уже не смогла бы претендовать на советские территории. Хотя после подписания в 1921-м году Рижского мирного договора, в соответствии с которым советско-польская граница проходила в 40 километрах западнее Минска, это было вполне реально.
Связь с внешней политикой — важный фактор в планировании национальной политики СССР. Еще в 1920-е годы тогдашний комиссар народного просвещения Украинской ССР Николай Скрыпник выдвинул так называемый «пьемонтский принцип». Он настаивал, что поощрение этнических групп, разделенных западной границей СССР — прежде всего речь шла об украинцах и белорусах, — привлечет их собратьев за рубежом на советскую сторону. В перспективе это позволило бы Советскому Союзу увеличить влияние и на западных соседей.
Расчет большевиков состоял в том, что этнических белорусов и украинцев, проживавших на территории Польши, заинтересует происходящее в СССР. Идет обучение на родном языке, за него никто не преследует, развивается национальная наука и культура — о таком белорусы и украинцы в межвоенной Польше могли только мечтать. Там их считали чуть ли не людьми второго сорта и подавляли любые попытки национального самоопределения.
С оговорками можно сказать, что «пьемонтский принцип» сработал: в сентябре 1939-го после подписания пакта Молотова — Риббентропа под контроль СССР перешла Западная Белоруссия и Западная Украина. Тогда же с приобретенных территорий началось выселение поляков в Сибирь и Казахстан — в Кремле вызывала опасения националистически настроенная диаспора, расселенная вблизи границ. На этом фоне во вновь присоединенных районах Западной Белоруссии (Барановичской, Белостокской, Брестской, Вилейской и Пинской областях) и Западной Украины (Львовской, Дрогобычской, Тернопольской, Станиславской, Волынской и Ровенской областях) развернулись массовые репрессии в отношении «классово чуждых» и «врагов советской власти».
Задача же окончательного закрепления в составе БССР и УССР приобретенных территорий вновь решалась в том числе средствами политики белорусизации и украинизации, только на этот раз вытеснялся не русский язык, а польский. Эта политика шла рука об руку с советизацией — то есть унификацией административной, культурной и научной сфер в соответствии с общепринятыми в СССР нормами. На первых порах большевики столкнулись с трудностями, потому что выяснилось, что местное население не владеет белорусским и украинским, и общается только на польском. Но эту проблему быстро решили с помощью национализации школьного образования.
В течение Великой Отечественной войны и сразу после ее окончания западные области Белоруссии и Украины пережили почти полное изгнание поляков, начиная с Волынской резни 1943 года, переселение в край украинцев в 1947 году в ходе операции «Висла», борьбу с партизанскими формированиями Украинской повстанческой армии (УПА, организация запрещена в России). Но больше никогда после 1939 года украинская принадлежность Львова, Луцка и Ровно, как и белорусская — Гродно, Бреста и Барановичей, под сомнение не ставилась.
Именно национальная политика СССР 1920-1930-х годов сформировала литературные стандарты белорусского и украинского языков. Если в начале ХХ века на них разговаривали преимущественно в сельской местности, то благодаря коренизации языки получили широкое распространение среди городского населения, в том числе среди интеллигенции.
Как следствие — на территории современных Белоруссии и Украины начался подъем национального самосознания. И даже после сворачивания коренизации он по инерции длился еще много лет. По сути советская политика позволила БССР и УССР стать самостоятельными субъектами, имеющими собственную национальную элиту и творческую интеллигенцию, что открыло им путь к независимости.
Современный историк Юрий Борисенок уверен, что большевики сыграли ключевую роль в формировании белорусской государственности. В конце XX века Белоруссия вряд ли состоялась бы как независимое государство, если бы не советская национальная политика. Именно по инициативе союзного центра было создано жизнеспособное государство с правом выхода из СССР, которым оно и воспользовалось в 1991 году. Это справедливо и по отношению к Украине, которая благодаря усилиям советской власти получила возможность стать национальным государством.