11 мая объявивший себя богом 19-летний студент Ильназ Галявиев зашел в казанскую гимназию №175 и расстрелял девять человек. В сети появилось видео, на котором стрелок выглядит невменяемым и объясняет свой поступок ненавистью ко всем. Чиновники поспешили найти виновных случившегося: оказалось, что в школе не было охраны, а оружие Галявиев каким-то образом купил легально. Но не все так просто. О том, как в России разрастается культура насилия и почему конфликт стал нормой поведения во всем обществе — от продавщицы до депутата, «Лента.ру» поговорила с доктором психологических наук, профессором, академиком Российской академии образования, завкафедрой психологии личности факультета психологии МГУ имени Ломоносова, членом Совета по правам человека Александром Асмоловым.
«Лента.ру»: В чем причина таких трагедий, как нападение на казанскую школу?
Асмолов: Многочисленные социологические и психологические исследования — прежде всего подростков — выявили поразительные факты. В ситуации морального выбора, требующего от них либо поиска компромиссов, либо агрессии и выхода на конфликт, все больше подростков склонны выбрать путь конфликта как стратегию разрешения сложных ситуаций. За этим стоит немало причин, привести одну или две из них явно недостаточно, потому что ситуация требует строгого и очень серьезного анализа.
В фокусе моего внимания — целый ряд характеристик изменяющейся социально-исторической ситуации развития личности, говоря языком выдающегося психолога Льва Семеновича Выготского. Первый из них заключается в нарастании межпоколенческих конфликтов и нарушении связи времен. Этот разрыв часто называют цифровым — на смену поколению цифровых мигрантов приходит поколение цифровых аборигенов. Этот разрыв прежде всего связывают с резким различием модели успеха у родителей и их детей — они меняются. Иными словами, произошло резкое изменение коммуникации между поколениями. Приходящее поколение живет в совершенно новом мире, или, как его еще называют, в мире новой нормальности, а старшее поколение продолжает применять свою стратегию жизни — важную и нужную, но живет в том старом мире, в котором оно родилось, действуя по вчерашним стереотипам моделей успеха.
Дело не только в этом, но и в том, что взрослые по отношению к детям часто проявляют гиперопеку — это самое грустное. Взрослые часто хотят, чтобы жизнь ребенка стала продолжением их нереализованных сценариев, выходом для тех амбиций, которые они не реализовали сами. Все эти ситуации наиболее ясно описаны культурологом Маргарет Мид. Мы банально живем в мире разных скоростей, в мире роста неопределенности, сложности и разнообразия. И каждый из нас — каждый человек, каждая семья, каждая страна — проходит испытание огромного масштаба.
Это испытание на сложность, которое катализируется ситуацией пандемии и инфодемии.
И на фоне этого мы видим, что многие политики, выбирая между «быть» или «казаться», выбрали второе. По сути дела, мы каждый день видим в нашем обществе примеры поразительного поведения, которые так или иначе актуализируют нормы жестокости и насилия, унижения достоинства одних людей другими.
Именно они формируют вокруг чудовищную атмосферу жестокости и неприязни, и именно в этой атмосфере господствует самое страшное в мире явление — торжество незначительности. Его опасность в том, что приходят люди со все более и более узкими горизонтами развития, люди эгоцентрического характера, живущие не ради других людей, а только ради себя.
Если вы взглянете и проанализируете сквозь призму человеческого взгляда те законы, которые были приняты за последний год, вы удивитесь. Депутаты как бы конкурируют между собой, предлагая к рассмотрению законы, унижающие человека и возвеличивающие контроль Большого брата за поведением каждого из нас. Мы практически достигли ситуации, передаваемой формулой «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью».
В этой ситуации эскалации насилия, жестокости, поиска врага, нормы поведения через конфликт становятся нормами поведения прежде всего для подростков, потому что подростковый период всегда был периодом бури и натиска — так его называют психологи.
Но сейчас подростковый период совпал с тем, что вся цивилизация попала в своего рода подростковый период. Она как ежик в тумане — в ситуации неопределенности, не знает, куда ей идти, и начинает актуализировать агрессивные, жесткие, репрессивные способы поведения, чтобы все было как вчера, любым путем сделать так, чтобы мы оказались в том мире, где все рецепты существуют, все готово, и так далее. Но такого мира уже больше не будет. Мы находимся в новой реальности и в новой нормальности.
И дело не только в сумасшедшем стремительном цифровом прогрессе. Растет и трансформация коммуникации между поколениями. Сегодня на первый план выходит не только взрослая и авторитарная коммуникация, как в школе, когда взрослый на верху горы. Подростковая субкультура сейчас начинает задавать свою логику и нормы развития. Молодежь во все времена была носителем правил беспорядка. Сегодня это все нарастает, и именно с этим мы сталкиваемся.
И керченский стрелок, и казанский стрелок — все это ситуации системных болезней нашего с вами общества.
Поведение подростков — это как бы отражение настроений всего общества?
Поведение подростков никогда не является калькой настроений общества, но все, что есть в обществе, в подростковом поведении доводится до предела. Причем это происходит в ситуации практически равнодушия людей и государства к жизни подростка. Во все времена возникала подростковая истерия — попытка неадекватными способами перекричать мир взрослых. Они как бы говорят: «Заметьте меня! Я есть среди вас! Я существую! Я могу полуголым выйти на улицу, но я это делаю только для того, чтобы вы увидели: я есть! И я не похож на вас». Подростки так пытаются доказать собственное существование. Мотив самоутверждения очень силен, особенно в подростковом возрасте.
А среди взрослого населения такая культура насилия в чем проявляется? В каких-нибудь более бытовых конфликтах — без стрельбы и поножовщины?
Культура насилия среди взрослых — не только в жестокости и поножовщине. Она не только в домашнем насилии, когда муж лишает достоинства более слабых жену и ребенка и издевается над ними. В свое время Владимир Жириновский сказал, что не будет вставать в День памяти жертв Холокоста и что его не касается уничтожение шести миллионов человек, — это было проявлением культуры насилия. Мы не реагируем или слабо реагируем на холокост, на армянский геноцид...
Подростки наиболее сенситивны и наиболее восприимчивы к жестокости. Они понимают, что путь насилия — это то, через что они могут достигнуть успеха. Они не надеются на законы, потому что в нашей стране суд и прокуратура — «в законе», как говорят в блатной культуре. Тем самым, явно или неявно, при принятии решений начинает господствовать криминальная субкультура. И это, конечно, влияет на поведение подростков.
Вместе с тем, когда пытаются сделать козлом отпущения за то, что произошло в Казани, например, школу — это глубокая политическая и безнравственная ошибка. Именно учительницы ценой жизни пытались спасти и спасали детей. Это подлинные гражданские подвиги. И в этой ситуации те, кто говорят, что надо в школе увеличить количество турникетов и других устройств безопасности, обвиняя во всем школу, — они ничего не сделали для того, чтобы в России учитель был таким же уважаемым человеком, как в Голландии или в Дании. Несмотря на это в Казани именно учителя старались своими телами закрыть детей. Вот о чем надо думать. Вот где точка кризиса.
Президент России поручил внести предложения о награждении учителей казанской гимназии №175 государственными наградами. В связи с этим я обращаюсь к президенту с предложением о присвоении отважным учительницам, пожертвовавшим жизнью ради своих учеников, самого высокого звания — Героев России.
Практика насаждения запретов, поиск виновных и резкая социальная несправедливость — вот что порождает культуру насилия в нашей стране. Между разными слоями населения у нас настолько велика неравномерность, что мало других цивилизованных стран, где так же были бы различны доходы граждан.
Так это чисто российская особенность?
Это проявляется во многих странах. Но в таких странах, как Голландия, Финляндия и Норвегия, социальное расслоение сведено к минимуму. В этих странах кичиться богатством и показывать свою крутость просто не принято. Распальцовки в этих странах вызовут удивление и непонимание. И эти страны относятся к одним из наиболее благополучных.
Люди вынуждены придерживаться этой установки, чтобы приспособиться к условиям, которые диктует управленческая среда и массмедиа. СМИ постоянно тиражируют образцы жестокости, особенно в ток-шоу и политических программах. Именно это и является одной из предпосылок возникновения трагичных ситуаций с нашей молодежью.
Но ведь при этом с начала 90-х идет снижение преступности. И все равно культура насилия прогрессирует?
Тезис о снижении преступности — это лукавые слова. Что считать преступностью? Есть физическое насилие, а есть насилие психологическое. Я же говорю о нарастании психологического насилия. Ключевой синдром XXI века — это кража человеческого достоинства. А это связано не только и не столько с физической агрессией, сколько с психологической. Именно психологическая агрессия направлена на то, чтобы уничтожить и деперсонализировать личность.
Бытовых примеров психологического насилия, которое мы не можем приписать к преступлениям, огромное количество. Например, вы обращаетесь с вопросом к продавцу в магазине, а вас окидывают холодным взглядом, потому что вы как-то не так одеты или просто рожей не вышли для того, чтобы с вами разговаривать. Это уже, по сути дела, психологическое оскорбление. Беспрецедентная невежливость и невнимательность встречаются буквально на каждом шагу. Людей в упор не замечают! Представьте: вы часами стоите в очереди, но для вас все равно нет никакого решения, — это тоже психологическое насилие.
Каждый раз, когда человека деиндивидуализируют, — это психологическое насилие. Когда вас строят и одевают в униформу без объяснения причин и какого-либо дознания — это психологическое насилие. Когда вас заставляют учиться по одному-единственному учебнику в условиях, когда остальные запрещены, — это психологическое насилие. Примеров много, и мы сталкиваемся с ними каждый день.
Конечно, тот, кто объявил себя богом и пошел стрелять в людей, — это прежде всего человек с резкими отклонениями. Но общая атмосфера насилия на него тоже повлияла. Мы имеем дело с мощными предпосылками, приведшими к психиатрическим отклонениям, резко усиленным социумом. Этот человек был неоднократно травмирован, и в какой-то момент все эти травмы вырвались на поверхность. Такие люди были всегда. Я не могу сказать, становится ли их больше, но подобных случаев становится больше — это факт. История США и СССР показывает, что подобных массовых убийств было меньше. Это исторический факт.
И можно смело провести параллель между агрессивными действиями таких людей и агрессией в обществе. Это своего рода ответ на обезличивание и равнодушие общества по отношению к человеку. Это ответ на то, что общество, в котором живут люди, — это общество, в котором они ограничены в правах.
А здорового человека без каких бы то ни было психических отклонений можно довести до срыва?
Естественно. Нет жесткой грани между нормой и патологией.
Любой человек может сорваться?
Трудно прогнозировать, но я готов предположить, что ситуация обезличивания может толкнуть на бесчеловечные поступки не только конкретную личность, но и целую страну.
И что с этим можно сделать?
Если бы я знал ответ на этот вопрос, наверное, я был бы провидцем.
Наверное, для этого необходимо создать страну, где существуют нормы социальной справедливости и где главной ценностью является личность каждого человека, а не ее унижение. Люди должны жить не в культуре агрессии, а в культуре достоинства, где каждый ради другого готов сделать если не все, то очень и очень многое.
Это похоже на социальную утопию, но я бы очень хотел, чтобы эта утопия стала реальностью. В скандинавских странах эта утопия существует. И в контексте нашего разговора важно отметить, что там одна из самых уважаемых профессий — это профессия учителя. Первый шаг для оздоровления страны — это поднятия с колен профессии учителя. Когда мы сделаем так, чтобы у нас появились уважаемые учителя, и когда они сами начнут ценить и уважать свою профессию, я уверен, что мир жестокости и насилия отступит. Это важно, потому что именно учитель растит личность. Это антропологическая профессия, которая, наряду с профессией врача, должна быть главной в обществе. Но даже врачей должен кто-то вырастить, воспитать.
И если бы все было так, то и вероятность таких явлений, как стрельба в школе, резко уменьшилась бы.