В российский прокат выходит «Новый порядок» Мишеля Франко, лауреат Гран-при жюри второго по престижности приза Венецианского фестиваля и один из самых скандальных фильмов года. В этом дистопическом триллере Франко через историю одной обеспеченной семьи и ее слуг показывает бунт рабочего класса против мексиканских богачей, который приводит к массовым беспорядкам и убийствам, введению военного положения и приходу к власти хунты, тоже стремительно обращающейся к насилию, пыткам и вымогательствам. Это противоречивое, но борзое и эффектное кино ждал противоречивый прием: оказалось достаточно критиков и зрителей, которые сочли, что Франко предостерегает свою аудиторию от любых протестных акций. «Лента.ру» поговорила с мексиканским режиссером и узнала, что он на самом деле имел в виду.
«Лента.ру»: Одной из символических отправных точек «Нового порядка», буквально подчеркнутой в одном из первых кадров фильма, служит огромная картина Омара Родригеса-Грэма «Только мертвые видели конец войны (После Тьеполо)». Почему для вас важно было включить ее в фильм?
Мишель Франко: Омар — мой близкий друг. И, кстати, его можно несколько раз увидеть в «Новом порядке» в сцене свадьбы и вторжения на нее протестующих. Его даже называют по имени — он первым передает в кадре конверт с деньгами молодоженам, а потом вместе с женой неоднократно появляется рядом с собственной картиной. Само полотно появилось в фильме более-менее случайно. Омар позвал меня на ужин. До начала съемок было еще четыре месяца, и у меня был особенно плохой день: некоторые члены группы вышли из проекта, объявив, что снять такое кино, как я задумал, нереально, в первую очередь из-за того, что у нас недостаточно денег. Что, к слову, было правдой. Бюджет был небольшой, и я это знал, но это реалии работы в кино: ты справляешься с тем, что имеешь. Так вот, я был в ярости и в этом состоянии приехал к Омару. «Успокойся. Выпей бокал вина. Пойдем в мою мастерскую, покажу тебе новые работы», — сказал он. Хотел меня отвлечь. И тут я вижу это огромное полотно — и оно производит на меня мгновенное мощнейшее впечатление. Так плохой подготовительный съемочный день резко оказался хорошим. «Я начну свой фильм с твоей картины», — сказал я Омару. Он был доволен! Пока я не заявил, что позже по сюжету картина будет уничтожена. Его лицо изменилось.
Но вандализму же в кадре подвергается не сама картина, а ее реплика, я надеюсь?
Конечно. Вообще, это удивительно — картина Родригеса-Грэма как будто суммирует собой весь фильм, весь его замысел. Я сразу же подумал о ее сходстве с «Герникой» Пикассо, но Омар объяснил мне, что он вдохновлялся Тьеполо. У него получилось красочное, хаотичное, прекрасное полотно — наполненное смыслом, который идеально выражает название «Только мертвые видели конец войны». Ровно этих самых качеств я хотел добиться от своего кино.
Мне кажется, картину с вашим фильмом роднит еще кое-что. В обоих случаях подтекст как будто бы и есть текст. То, что не сказано вслух и напрямую, важнее того, что озвучено.
О, я рад, что кто-то это понимает! Потому что для меня в кино то, что не показывается на экране, то, что происходит между кадрами, во временных скачках между событиями, то, что подразумевается, но не показывается, — самое важное.
Вы задумали этот фильм еще пять или шесть лет назад, если я не ошибаюсь.
Да. Первые задумки появились в 2014-м — в разговорах с моим другом, продюсером и режиссером Габриэлем Рипштейном, с которым мы часто работаем вместе. Тогда мы как раз снимали два фильма с Тимом Ротом — мой «Хроник» и «600 миль» Габриэля. С Тимом мы тоже подолгу разговаривали, и в какой-то момент я озвучил ему это свое желание — снять фильм о подъеме крайне правых сил, об усилении военных и действиях политиков, которые вселяют в простых людей страх. Я уже тогда чувствовал, что нас ждут тревожные времена. Хаос, насилие. Люди по всему миру уже выражали недовольство, и я хотел снять кино о том, как политики воспользуются этой ситуацией: позволят хаосу нарастать, чтобы затем извлечь собственную выгоду. Это происходит и в «Новом порядке». В то же время я хотел обойтись без того, чтобы пускаться в ненужные объяснения, — без того, чтобы погружаться в идеологию протестующих.
Почему это было для вас важно?
Вот что любопытно. Уже когда мы наконец приступили к работе над «Новым порядком», во Франции начались протесты «желтых жилетов» — и я был впечатлен: у них не было лидера, не было никакой идеологической базы в классическом понимании, а на улицы выходили люди самых разных возрастов и уровней дохода. Они просто требовали перемен — потому что устали от того, что происходило, чувствовали, что прежний порядок жизни неправилен и несправедлив. Но мы должны быть осторожны — и должны задавать себе вопрос, что будет дальше. Потому что политики всегда будут пытаться овладеть ситуацией — и сделать все только хуже.
В Латинской Америке, кажется, подобное повторяется вновь и вновь — недовольство населения приводит к приходу к власти военных и кровавому закручиванию гаек.
Именно так, да. Мы можем прямо сейчас наблюдать это в Колумбии. В Южной Америке сложилась традиция диктаторов у власти. И, опять же, я говорю это не с каких-то четких политических позиций. Ведь, например, Пиночет олицетворял крайне правые силы. С другой стороны, в Венесуэле власть узурпировали левые. Так что дело не в идеологических пристрастиях — а в самой механике узурпации власти. В чем я абсолютно уверен — что прежние ценности, социальные и политические, растеряли то значение, которое у них было раньше. И это генерирует хаос. От которого страдают прежде всего неимущие — вот что кажется мне чудовищно несправедливым.
Снимая фильм на такую взрывоопасную тему, вы еще и подставляетесь под то, чтобы оказаться непонятым. Что уже происходит — и заметно в обсуждениях «Нового порядка» и в некоторых критических текстах, которые как будто упускают смысл второй половины фильма, посвященной военному положению. Воспользуетесь возможностью оправдаться, охарактеризовать свою истинную политическую позицию?
Мне кажется, в наше время нужно быть очень наивным, чтобы искренне верить в левых и правых. Венесуэла — хороший пример. И я не хотел бы углубляться в политику, потому что это увело бы внимание с фильма. Что до моей позиции... Я с народом. Мне больно смотреть, как большая часть населения планеты живет без всякой надежды на лучшую жизнь — без доступа к образованию, к здравоохранению, к нормальному питанию. Моя страна, Мексика, — очень наглядный пример. За чертой нищеты у нас живет более 70 миллионов человек. Так что — да, я за простых людей. Но в то же время я не верю ни одному политику. Я больше им не доверяю. И своим фильмом я пытаюсь сказать, что необходимы перемены.
И это будет логично, у этого будут очевидные причины. Текущий статус-кво не может продлиться бесконечно — потому что он основан на несправедливости. Я верю в перемены. И я верю в революцию. Но я не верю в тех, кто за ними на самом деле стоит. Мексиканская революция 1910-х, например, была фарсом. Люди не стали лучше жить. Наоборот, стало только хуже. А теперь у нас 70 миллионов бедняков. Как, сработала революция? Конечно, мексиканцы, когда слышат от меня подобное, оскорбляются. И многих оскорбляет мое кино, да. Особенно если они себя в нем узнают. Если же смотреть его с чистой головой, без чувства вины, то чему оскорбляться? «Новый порядок» предназначен быть всего лишь отправной точкой, должен провоцировать обсуждение накопившихся проблем. Я, кстати, рад, что кого-то мой фильм возмущает. Для этого я его и снял — не чтобы возмущать и оскорблять, конечно, но чтобы встряхнуть зрителя.
С такой мощной и провокационной темой мало кто в итоге обращает внимание на стиль «Нового порядка». А, по-моему, контраст между цветастостью мира богатых в вашем фильме и серой гаммой импровизированного концлагеря во второй половине работает на ваш замысел не хуже, чем сюжет.
Ну, мне достаточно, что хоть кто-то это замечает! Для меня вопросы формы и стиля в кино — главные. Я не снимаю кино, чтобы кого-то образовывать или просвещать. Откуда у меня такое право? Я ведь всего лишь режиссер. Знал, что будет сложно найти правильный киноязык для фильма о том, как распадается целая страна, и о том, как военные вместе с грязными политиками на самом деле этого жаждали и к этому вели. Как это осуществить, не располагая большим бюджетом? Поэтому уже когда я писал сценарий, я закладывал в него основные формальные принципы — что история будет рассказываться с нескольких точек зрения, глазами нескольких людей, что мне нельзя будет так полагаться на статичную камеру и долгие планы, как в моих прошлых фильмах. Поэтому «Новый порядок» снят плавной ручной камерой, стремящейся следовать за действием, переключаться с одного персонажа на другого — и по-своему быть невидимым свидетелем происходящего. Так что то, что многие не обращают внимания на стиль «Нового порядка», по-своему хорошо — это значит, что зритель как будто присоединяется к камере, сам становится ее спутником, таким же, как она, соглядатаем. Да, такой зритель не задаст мне потом вопрос о значении первых кадров — с нарезкой тревожных образов и Шостаковичем за кадром. Но это не значит, что они проходят мимо него. Просто весь фильм оказывается больше, чем его вступление, и больше в себе несет.
Фильм «Новый порядок» (Nuevo orden) выходит в российский прокат 20 мая