Ровно 25 лет назад, 3 июля 1996 года, Борис Ельцин победил лидера КПРФ Геннадия Зюганова во втором туре самых, пожалуй, важных и точно самых противоречивых президентских выборов в истории России. Благодаря огромному финансированию и ярчайшей кампании со знаменитыми танцами Ельцина он набрал 53,82 процента голосов, его соперник — 40,31 процента. С самого начала предвыборную кампанию сопровождали скандалы — «коробка из-под ксерокса», разговоры о финансировании действующего президента из США и карманов «семибанкирщины» и многие другие. Что о тех выборах спустя четверть века говорят победители и проигравшие? Мог ли Зюганов действительно победить и что тогда было бы? Зачем Горбачев выдвинул свою кандидатуру и с каким единственным условием Билл Клинтон согласился помочь Ельцину избраться на второй срок? Об этом — в материале «Ленты.ру».
Сергей Филатов, политик. В 1996-м — заместитель главы предвыборного штаба Бориса Ельцина, председатель координационного комитета Общероссийского движения общественной поддержки президента:
Борис Николаевич имел очень низкий рейтинг. Когда он пригласил меня стать заместителем начальника штаба, над всеми нами витала страшная цифра — шесть процентов. К июню требовалось значительно поднять рейтинг. Это было тяжелое время.
У Ельцина уже не было партии, на которую он мог бы опереться. Поэтому сторонников собирали путем массовых встреч и агитации. Я возглавил корпус доверенных лиц Бориса Николаевича. Они очень активно работали. Но первые шаги штаба оказались плачевными.
По своему характеру Борис Николаевич был тяжел в таких разговорах. Было невероятно трудно его убедить принять рекомендации специалистов по выборам. И тогда пришла хорошая идея, подсказанная опытом президента Франции Жака Ширака, которому помогала дочь. Таня (Татьяна Юмашева, тогда носила фамилию Дьяченко — прим. «Ленты.ру») была влюблена в своего папу и его деятельность, очень внимательно следила за всеми шагами Бориса Николаевича. Мы решили подключить Таню к выборам. Ельцин слушался ее практически беспрекословно.
Мы изменили эту ситуацию. Борис Николаевич снова появился на первом плане, начал общаться с народом. А делать это он хорошо умел. В общем, результаты начали меняться. Рейтинги в регионах поползли вверх. Насколько я помню, 21 мая 1996 года показатели Ельцина и Зюганова сравнялись. И тогда мы немного успокоились, поскольку понимали, что за оставшийся месяц Борис Николаевич уйдет вперед. Так оно и произошло.
Коржаков панически боялся ухода Бориса Николаевича с поста президента (Филатов заявлял, что Коржаков, Сосковец и Барсуков в 1996-м выступали за отмену президентских выборов, Коржаков утверждал, что лишь хотел перенести их из-за здоровья Ельцина — прим. «Ленты.ру»). Страх остаться не у дел подбивал Коржакова к тому, чтобы любым путем сохранить Ельцина в должности. Борис Николаевич долго сопротивлялся идее отмены выборов. Но в какой-то момент все-таки сдался. По-моему, он подписал такой указ, хотя лично я документ не видел. Наверное, большего скандала в России не было и уже никогда не будет. Не знаю, каким путем Ельцин в итоге пришел к выводу, что отменять выборы ни в коем случае нельзя.
Что касается «коробки из-под ксерокса», формально это могли быть любые деньги. Надо было доказывать, вести следствие. Коржаков же хотел «на дурачка»: арестовать этих ребят, поднять шум. И под этот шум отменить выборы — только уже не указом президента, а какими-то другими действиями. Конечно, против этого поднялись все. Никто не хотел ждать от Коржакова новых пакостей. В итоге Борис Николаевич снял с должностей всю «великолепную тройку». После этого обстановка стала чище. Члены штаба больше не ощущали за собой слежку, улучшилась атмосфера. Считаю, их отставка положительно повлияла на ход событий.
Конечно, никто не предполагал, что у Бориса Николаевича случится инфаркт (это произошло 26 июня 1996 года — прим. «Ленты.ру»). Все пришли в уныние. Когда мы встречались накануне выборов, он был бледный, но держался очень хорошо. Это нас тогда приободрило.
25 лет назад я считал и анализировал, строил графики. По всем показателям победил Ельцин. Важно то, что сам Зюганов признал свое поражение. Признаюсь, когда писали Конституцию, я хотел внести такой пункт, что выборы заканчиваются признанием итоговых результатов противником. Уверен, надо было это записать.
Возможно, [если бы Ельцин проиграл], под воздействием общественного мнения Зюганов бы стал меняться, принял бы концепцию Горбачева. Меня всегда ужасало, что он открыто говорил: мы уйдем от приватизации, опять создадим Госплан и так далее. Но это все слова. Мы знаем, что многие победители выборов не соблюдают обещаний, становясь президентами или губернаторами. Когда человек дает предвыборное обещание, он не представляет себе всех трудностей, которые ждут его на этом пути. Общее состояние России в тот период не позволяло полностью отдаться строительству демократии, рынка. Сначала требовалось привести в порядок экономику. А вариантов решения этой проблемы столько же, сколько у нас экономистов.
Сергей Лисовский, экс-сенатор, бизнесмен. В 1996-м — член предвыборного штаба Ельцина:
Это была хорошая и красивая работа, где были востребованы новые идеи. Не только лишь одна технология, но и творчество. С нами работали талантливейшие люди — Юрий Боксер, Юрий Грымов. К началу кампании нам уже удалось накопить приличный опыт.
Сейчас все привыкли, что политики выходят к людям. Тогда же это было в диковинку. Существовало коммунистическое представление о политиках. Соответственно, новые ходы оказались для всех очень неожиданными. Поначалу Таня Дьяченко очень настороженно отнеслась к нашей идее [выпустить Ельцина на сцену с Евгением Осиным]. Сказала, что проконсультируется. И потом предложение отклонили. Однако Борис Николаевич сам вышел на сцену. Видимо, поняли, как отреагирует народ, и решили действовать.
У MTV была кампания Choose or Lose. Взяли только идею [для лозунга «Голосуй или проиграешь»], все остальное придумали сами.
Были очень большие проблемы, поскольку многие губернаторы не поддерживали Ельцина. Доходило до арестов наших агитпоездов. Особенно сложной были обстановка в центральных регионах страны, где пропадали целые машины с агитационными грузами. В общем, было достаточно сильное противодействие.
Наши артисты выступали по всей стране — так самолеты не выпускали с аэродромов. Например, на 12 июня 1996-го мы планировали большой концерт на Васильевском спуске. Хотели снять его на видео с вертолета и подали заявку. Мне позвонил генерал, начальник службы ПВО. Спросил: «Это вы подавали заявку на полеты над Москва-рекой в районе Кремля?» — «Да, я» — «Мы вам не разрешаем». Он, видно, ждал какой-то реакции и весьма удивился, когда я просто сказал: «Хорошо». Я пообещал, что поручу эту работу такому человеку, который все равно полетит и будет снимать концерт. Тогда генерал пригрозил сбить наш вертолет.
«Сбивайте», — ответил я и положил трубку. В 12 часов вертолет вылетел и все снял. Оказалось, что пилот отказывался взлетать из Тушино. Тогда мой приятель вытолкнул его из кабины и полетел сам. В то время мы были достаточно дерзкими.
Я не занимался технологиями голосования, концентрировался на агитационной работе. Но, насколько я понимаю и могу судить, манипулирования с голосами тогда действительно не было. Тем более, как я уже сказал, минимум половина регионов была против Ельцина. Они в открытую мешали нам работать.
В 1996 году нам за четыре месяца работы действительно удалось серьезно поменять настрой в отношении Ельцина. Это была совместная работа всех направлений. Выпускалась газета «Не дай Бог», фокусировавшая внимание на отрицательных сторонах советской действительности. Контрпропаганда приносила свои плоды. А то ведь люди по прошествии лет помнят только хорошее. Примерно так происходило и после распада СССР. Сопоставление было не в пользу Ельцина и его кабинета. Но когда мы расставили акценты — да, есть проблемы переходного периода, но мы переживаем их в том числе потому, что в 1980-е власть не смогла среагировать на современные вызовы, — люди многое поняли. Мы работали и в военных частях, и в деревнях, и в крупных городах.
Я могу сказать, почему вообще стал заниматься выборами. У меня была крупная и успешная компания, а выборы — это всегда риски. Если работал не с тем человеком, то попадешь под удар. Проще отсидеться в стороне. Но я общался со многими политиками, в том числе помогал коммунистам на региональных выборах.
Однажды у меня состоялся разговор с зампредом Думы, бывшим силовиком. На дворе стояла весна 1995 года. Мы стали что-то обсуждать, и он говорит: «Сереж, а что ты волнуешься? Нам тоже нужны массовые зрелища. Ну будешь на танках красные флаги возить».
Для нас же, молодежи, была ценна свобода, которую мы уже почувствовали. А зампред продолжает: «Мы же тоже демократы в душе. Будем публиковать расстрельные списки». Он сказал это так буднично и так спокойно, что я понял: а ведь так оно и будет. И мне очень не захотелось жить в то время, когда начнут публиковать расстрельные списки.
Алексей Подберезкин, директор Центра военно-политических исследований, профессор кафедры всемирной и отечественной истории МГИМО. В 1996 году — заместитель главы предвыборного штаба кандидата в президенты России Геннадия Зюганова:
С одной стороны, Ельцин, как кандидат от власти, — это был очень плохой вариант с ничтожным рейтингом. Да и вообще был развал в стране — за шесть лет его пребывания у власти он растерял практически весь свой электорат, который на самом деле и так был не очень большой и наскоро слепленный на фоне [его борьбы против] Горбачева в свое время.
С другой стороны, у Ельцина был колоссальный административный, финансовый и медийный ресурс. Задача штаба Ельцина состояла в том, чтобы аккумулировать его. И в аккумулированном виде он выстрелил.
В штабе Зюганова происходило немного другое. Об этом мало кто говорит, но перед этим мы провели удачную кампанию на выборах в Государственную думу, где была выстроена очень интересная схема, когда удалось суммировать усилия всех отдельных кандидатов, их штабов, которые били в одну точку. Результат оказался поразительный и неожиданный даже для руководства КПРФ: мы получили больше 50 процентов мест в Думе.
Огромную работу провел покойный Виктор Зоркальцев. Смысл ее заключался в том, чтобы консолидировать на достаточно широкой площадке патриотические организации самого разного толка: от монархистов до леваков. Это удалось сделать.
Дальше это нужно было транслировать на выборы президента, что, собственно, мы и делали. Я предложил использовать ту же схему.
Но дальше мы столкнулись со следующей ситуацией: во-первых, часть партийных функционеров опасались, что Ельцин не отдаст власть. Все время была боязнь того, что партию запретят, и ей придется уйти из легальной оппозиции в нелегальную, то есть неизвестно куда. Во-вторых, далеко не всем нравился Зюганов. Оппозиционная часть внутри КПРФ была против Зюганова и совсем не хотела, чтобы он дальше набирал силу. Поэтому получилась странная ситуация: поначалу мы здорово сработали все вместе, а когда пошли на президентские выборы, то удалось аккумулировать далеко не все ресурсы. Это была большая разница — то, что удалось, это примерно 50 процентов от того, что было.
Некоторые друзья и союзники Зюганова выступали против него. Кто-то считал, что он недостаточно коммунистичен, что он слишком ударяется в непартийно-коммунистическую линию. Кто-то еще что-то говорил. Но Зюганов однозначно не был общепризнанным лидером в то время, он скорее был одним из вариантов. И эти варианты — «другие», которые были против него, скорее даже мешали.
А за это время команда Ельцина оправлялась. После ужасного старта она постепенно начала приходить в себя — постепенно, где-то к маю. Конечно, в основном это было за счет бешеного ресурса — финансового, административного и медийного.
И, конечно, при таких деньгах, которыми завалили штаб Ельцина, им удалось сделать многое. После этого, например, некоторые его сотрудники, которые сейчас очень хорошо смотрятся на экранах как представители патриотического крыла власти, построили себе очень комфортабельные дачи. Целые деревеньки выросли из таких дач, потому что денег было немеряно.
Очень здорово обогатились артисты, которые получали бешеные гонорары. Тиражи ельцинских газет-однодневок были миллионные, причем печатались они в цвете и на хорошей бумаге.
Плюс ко всему имели место откровенные фальсификации. То есть борьба была абсолютно неравная. С одной стороны, аккумулировались все ресурсы власти и ее зарубежных союзников, а с другой — шла сознательно организованная борьба внутри оппозиции, потому что некоторые ее представители боялись победы Зюганова.
Эти люди были в руководстве КПРФ. Я не могу их назвать, потому что у Зюганова были разного рода противники — скрытые, не очень скрытые, явные. В какой мере они выступали против, очень трудно сейчас доказать. Но их влияние было очень сильным. Я думаю, что половина членов президиума КПРФ были против Зюганова и против того, чтобы он шел на выборы. Хотя бы потому, что они боялись запрета партии в случае его победы. Это как лозунг: «Мы спасены, партия проиграла».
Конечно, шанс победить у Зюганова был. Он и победил на самом деле. Но там другой момент важен. Понимаете, власть не дают, власть берут. Зюганов не готов был бороться за то, чтобы реализовать свои преимущества в конкретную власть. Он сдулся в последние недели перед выборами и фактически слил кампанию вместе со своими партийными чинушами. Если бы они действительно боролись за власть, они бы получили ее. Можно было бы победить, особенно, если бы Зюганову удалось преодолеть внутреннее сопротивление своих коллег и ориентироваться на улицу. Улица бы его безусловно поддержала.
Да, если бы он заявил, что будет отстаивать свои результаты на улице, я думаю, Ельцин пошел бы на силовой вариант и запретил КПРФ. И, конечно, были бы какие-то социальные толчки. И Ельцин смог бы каким-то образом изолировать верхушку оппозиции. Так, как это было в 1993 году. Вот этого как раз очень боялись коммунисты.
Николай Попов, социолог. В 1996-м — руководитель социологического направления Аналитического центра президента России:
Это были достаточно честные выборы. Результат соответствовал волеизъявлению народа. Знаю, о чем говорю, поскольку измерял намерения людей каждую неделю — в то время я заведовал направлением социологических исследований в Аналитическом центре президента России. В общем, народ проголосовал, как хотел.
Полагаю, что подсчитано все было правильно, хотя со свечкой не стоял. При этом состязательные условия у кандидатов были, безусловно, разные. Нельзя сравнить всю ту мощь, брошенную правительством, администрацией президента и олигархами в поддержку Ельцина, с возможностями остальных претендентов. Деньги на кампанию, представленность в прессе, прочие возможности — у действовавшего президента всего этого было гораздо больше. Нельзя сравнивать аппарат Зюганова в Орловской или Пензенской областях с возможностями центрального телевидения.
Плюс танцы Ельцина сделали, конечно, свое дело. Положительный ход. Навар от него перевешивает весь негатив.
Его отсутствие как вождя, как лидера нации было заметно и вызывало у простых людей глубоко негативные ощущения. Впрочем, члены штаба в значительной мере учли недостатки. Прежде всего были выплачены зарплаты, которые тогда задерживали по полгода. Это имело колоссальное положительное воздействие. Популярность Ельцина значительно возросла. Прекратились активные военные действия в Чечне. Ельцин появился на ТВ как харизматичный лидер — с танцами и яркими выступлениями.
Все долги по зарплатам выплатили в течение мая 1996 года. Для этого Ельцин, кстати, даже обращался за помощью к своему «другу» Биллу Клинтону.
Одной ядерной группы у него не было. Это не молодежь, как у Явлинского, не партийцы, как у Зюганова, не военные, как у Лебедя. Основной костяк — простые трудящиеся. Но явно не коммунисты. За Ельцина проголосовал средний россиянин.
Интеллигенция в 90-х разочаровалась в Ельцине. Но когда определился его главный конкурент, вопрос встал жестко: только не коммунисты. Ученые, люди искусства рассуждали примерно так: да, он наломал кучу дров, но мы не хотим прихода Зюганова.
И это было абсолютно реально. Тем более в декабре 1995 года коммунисты выиграли выборы в Думу. Все тогда шло к возврату к СССР.
[Передача Ельцину голосов Лебедя в обмен на пост секретаря Совбеза] — это был колоссальный ход. Хотя по социологическим опросам было понятно, что большинство избирателей Лебедя и так проголосуют во втором туре за Ельцина. Я сам проводил опросы и могу точно сказать: уже в мае стало ясно, что Ельцин потихоньку опережает Зюганова. Это произошло еще до прихода лебедевских голосов.
Но главные, кому должен быть благодарен Ельцин, их семь человек. А называются они — семибанкирщина. В начале 1996 года крупные банкиры собрались в Швейцарии, где Ленин встречался со своими соратниками. Они решили, что отдадут все силы ради победы Ельцина. В итоге банкиры сыграли колоссальную роль. И получили право обслуживать государственный бюджет.
Вбросы и «карусели» появились, я думаю, позже. Насколько знаю из своих источников, запасные варианты в 1996-м продумывались. Из серии «если все пойдет не так». Но все пошло так, как надо.
Виктор Мироненко, руководитель Центра украинских исследований Института Европы РАН. В 1996 году — глава предвыборного штаба кандидата в президенты России, последнего лидера СССР Михаила Горбачева:
Пойти на выборы было личное глубоко продуманное решение Горбачева. Вплоть до 1996 года у нас ним практически никаких контактов не было. И вдруг неожиданно для меня Михаил Сергеевич позвонил и попросил зайти к нему. Я сказал ему, что немного удивлен приглашению. Он ответил, что позвал меня потому, что собирается баллотироваться в президенты Российской Федерации и предложил мне возглавить его штаб.
Я сказал: "Михаил Сергеевич, вы понимаете, что наши шансы в данной ситуации равны нулю? Это не о ваших качествах говорит и идеях, просто такова политическая ситуация". Он согласился, признавшись, что никаких иллюзий на этот счет не питает. Хотя, я думаю, что все-таки у него была какая-то надежда.
После этого я задал ему тот вопрос, который сейчас задали мне вы: «Михаил Сергеевич, а зачем вам это нужно? Вам, нобелевскому лауреату, человеку с мировым именем, вписавшему его в историю не только Советского Союза, но и всего мира. Для чего вам все это сейчас?»
И тут Горбачева прорвало. Он довольно эмоционально и откровенно рассказал, что несет ответственность за то, что происходило до декабря 1991 года.
Горбачев добавил, что ему нужен этот диалог с людьми, и что у него нет такой возможности: его практически изолировали от всех СМИ. Он подытожил, что хочет воспользоваться этой возможностью, чтобы еще раз объяснить, что хотел сделать, а также каковы были цели реформ и перестройки.
Давайте я тогда открою еще один секрет. Михаил Сергеевич меня, наверное, простит. Я все-таки имею некоторый политический опыт, и, уже согласившись стать главой предвыборного штаба, я, естественно, задал ему в конце того нашего разговора еще один вопрос: «Михаил Сергеевич, простите, а деньги на предвыборную кампанию у вас есть?»
Была ли у него поддержка со стороны каких-то людей? Возможно, она была. Я могу предположить, что ему помогал Александр Лебедев, их связывали довольно интересные отношения. Скорее всего, он мог чем-то помогать. Но еще кого-то назвать мне трудно, честно говоря. То есть, мы были очень лимитированы в средствах, практически зажаты.
В 1996 году в борьбе за власть схлестнулись две главные силы. С одной стороны, это партийная номенклатура во главе с Зюгановым. Кстати, команда Ельцина построила свою предвыборную кампанию на том, что пугала всех возвращением самой консервативной части партийной номенклатуры. То есть, Зюганов представлял интересы той самой партийной номенклатуры, которая ранее была готова Горбачева в попу целовать и прикасаться к его пиджаку, но как только они почувствовали, что он всерьез пытается поставить их власть в зависимость от выборов, то сразу от него отвернулись. Одним словом, это был тот оставшийся с советских времен эшелон, который надеялся вернуться к власти.
Ельцин же олицетворял другую часть номенклатуры, более изворотливую, более умную, а также тот слой людей, которые рвались к собственности и через собственность рвались к власти.
Две эти группировки и столкнулись между собой на тех выборах. Как видите, выбора там не было. И те, и другие были смертельно опасны для страны. Было ясно, что при победе любого из этих двоих кандидатов страна свернет с пути возвращения из русской революции в мир и с пути адаптации к этому новому миру. Все это Горбачев понимал, он писал об этом в своих мемуарах. Для него это был еще один мотив пройти эту очень трудную для него кампанию.
Кстати, она была особенно трудной не только для него, но и для его близких. Как-то я спросил его, отдает ли он себе отчет в том, сколько грязи выльют на его голову эти две группы: зюгановская и ельцинская. Он сам человек крепкий, но стоял вопрос, выдержат ли его жена, дочери, внучки. И Раиса Максимовна в конце концов не выдержала. Ее смерть, на мой взгляд, была следствием всего того, что произошло тогда, в 1996 году. Она очень болезненно реагировала на неуважение, ложь, клевету и так далее.
Шанса победить в то время не было. Я не ручаюсь за точность, но по крайней мере мне рассказывали о том, что во время визита президента США Билла Клинтона в Москву в разгар предвыборной кампании у него состоялся разговор с Ельциным. Последний очень долго расписывал перспективы прихода к власти Зюганова и возвращения коммунистов. Клинтон ответил, что все понял, мол, побеждайте, Борис Николаевич, мы вам поможем чем угодно. Но при этом у американского лидера была одна просьба: не трогать Горбачева. По слухам, после этого Ельцин разразился речью с использованием местных идиоматических выражений, смысл которой сводился к вопросу: «А что Горбачев за птица такая, что его нельзя трогать?». На это Клинтон вроде бы ответил: «Понимаешь, Борис, здесь речь идет уже не о твоих выборах, а о моих».