Россиянка Надежда Lertulo прошла долгий путь от сироты из интерната и учащейся строительного училища до одной из самых необычных и востребованных моделей. Она снималась для модного журнала Elle и участвовала в показе люксовой марки Vetements, ее необычная внешность и яркая харизма вызывает интерес как западных модельеров, так и отечественных кинорежиссеров. Надежда рассказала «Ленте.ру» о своей карьере и личной жизни.
«Лента.ру»: У вас была сложная судьба, тем более впечатляет ваш нынешний успех. Вы выросли в интернате. Как это повлияло на вашу дальнейшую жизнь?
Надежда Lertulo: Я росла без родителей, мать лишили родительских прав. Может быть, она и не хотела терять ребенка, но так вышло. Поскольку это был Советский Союз, уже непонятно, почему это было сделано. Виновата она, не виновата… Я никогда никого не осуждаю. Не вижу в этом смысла.
Было сложно. У меня было два интерната, и есть такое: не все воспитатели хорошие, не все плохие. И если хорошие и плохие работают в разные смены, то это словно две ипостаси человека, который надзирает над вами. Интернат — это очень много хорошего и очень много плохого, «салат» из разных событий. Но у интернатских, по крайней мере до пубертатного периода, есть солидарность.
Девчонки и мальчишки не делают между собой разницы. И между плохими и хорошими не делают разницы, действуют, как правило, слаженно. Мы вместе придумывали и играли спектакли, что-то затевали, даже проказничали — всем классом, вместе.
В пубертате все сложнее: у кого-то нервы, у кого-то гормоны. Я в этом возрасте потеряла взаимопонимание с теми, с кем росла. После выпуска у всех разные судьбы. Один мой друг по интернату теперь священнослужитель. То, что я знаю о других, меня не слишком радует, и я стараюсь от этого отстраниться. Я еще в молодости сделала для себя вывод: нельзя застревать в том, из чего ты выползал.
Надо меняться, надо искать себя, надо учиться самому жить. Что я, собственно, и сделала. А кто-то так и не смог выбраться ни материально, ни морально. Некоторые оказались негодяями: знаю историю одного чувака, который после интерната стал черным риелтором и отжимал квартиры у своих же, интернатских, которые ему доверяли по детской привычке.
Что было самым сложным для вас после выпуска?
Самое сложное — переход из закрытого сообщества в большой мир. Тебя словно из космической капсулы в космос выпустили. Ты не знаешь, как общаться с людьми, всех боишься, не поднимаешь глаза, не задаешь вопросов, никогда не жалуешься — потому что ты привык «не». Принцип «знай свое место» очень распространен в таких заведениях.
Мой первый интернат был очень хорошим. Многое зависит от сотрудников, там были хорошие воспитатели. С одной из них я встретилась не так давно, она мне сказала, что искренне рада тому, что я выросла из гадкого утенка в красивую женщину, что я говорю по-английски, путешествую по миру, приобрела новых друзей.
В другом было хуже, была очень злая воспитательница, разгильдяйства было больше, дети были разобщеннее. Но все равно мне повезло, что я росла в московских интернатах, потому что по месту рождения москвичка. Периферийные интернаты еще хуже. Но каким бы хорошим ни было учреждение, по выходе из него приходится заново учиться общаться, улыбаться, понимать, кто ты.
И как вы справились?
Мне очень сложно было в молодости. Мне некогда было пить, гулять, релаксировать. Я не знала никого вокруг. Злая воспитательница, о которой я говорила, была просто молодой и неопытной, мне было уже 16, она со мной не справлялась и избавилась от меня, не дав доучиться 11 классов. Отправили меня в строительное училище.
Другие ребята, которые со мной из интерната попали в это училище, сразу кинулись во все тяжкие, как будто им ворота открыли — свобода! Стали прогуливать, выпивать, дебоширить. Я этим не занималась. У меня был большой интерес к учебе, хотелось развиваться. Преподаватели говорили: «Тебе бы повыше куда-нибудь пойти учиться». Но не было возможности, приходилось выбирать. Я совмещала училище и вечернюю школу, чтобы было полное среднее образование, и еще работала.
Штукатурить учили на учебно-производственном комбинате. Мне было интересно, и легко это давалось. Там один мастер — я даже помню его имя, оно редкое — Юлий Гдалиевич — меня учил: «Надя, раствор должен быть вкусный!» Я это запомнила и теперь говорю так же тем, с кем я работаю. К сожалению, трудоустройства, которое было нам положено после училища, не случилось, приходилось самим устраиваться.
Интернатских неохотно брали на работу, боялись доверять: тебе в интернате внушили, что ты никто и звать тебя никак, ты не смотришь в глаза, не взаимодействуешь с людьми. Я работала в ЖЭКе по гибкому графику за какие-то копейки, параллельно пыталась получить высшее образование. К сожалению, не получилось: денег не хватало, чтобы прокормиться. А учиться было легко. Начерталка мне давалась, с физикой, с 3D-проекцией все было просто. С алгеброй — не очень.
Как вы относитесь к тому, что рано или поздно начнете стареть, меняться внешне?
Се ля ви, как говорят французы. Тут есть один тонкий момент. Конечно, можно пойти к хирургу или что-то вкалывать в себя. Но я считаю, во-первых, что не стоит влезать в материю, которая была свыше назначена. Или надо делать это очень аккуратно, без грубого физического воздействия. Во-вторых, все эти стройки, ремонты не слишком хорошо влияют на здоровье.
Когда я была молодой, одна моя знакомая, которой тогда было за 40 (и выглядела она при этом великолепно), сказала мне: «Вот стану старше — научусь стареть красиво». Как в старинной французской поговорке, которую иногда приписывают Шанель: «В молодости вы выглядите, как вас задумала природа, а в зрелые годы — как заслужили». По-французски звучит лучше, но я не говорю по-французски, только по-английски.
Смысл в том, что все морщинки отражают ваш характер, вашу жизнь: сколько вы смеялись, сколько злились, сколько были задумчивы. Умный человек смотрит на эти морщины с художественной точки зрения, читает в них прошлое. Тут речь не о физиологии старения. Кстати, французы не злоупотребляют пластической хирургией, там этого меньше, чем в России. Они ухаживают за собой, могут быть педантичны в вопросах внешности, но хирургией не злоупотребляют.
А в романтических отношениях? Многие мужчины предпочитают молодых…
Никто никому ничего не обязан. Лучший воспитатель для женщины — мужчина. Никто, кроме мужика, не сделает женщину сильной и устойчивой ко всем стрессам — своей халатностью по отношению к ней и эгоизмом. Как у Ницше: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее».
Состоя с кем-то в отношениях, нужно быть готовым к тому, что с вами могут поступить нехорошо. Не стоит верить словам. Да вообще не стоит ни на что гарантированное рассчитывать. Полагаться можно только на себя. Я больше не верю словам, только поступкам и человеческим качествам.
Умный мужчина не будет действовать по поговорке «послушай, что баба скажет, и сделай наоборот». Он будет взаимодействовать с женщиной. Потому что женщина, хранительница очага, предвидит будущее лучше мужчины. Вообще, тут как в игре, скажем, в футбол: члены одной команды должны действовать сообща. А иначе будет как в той сказке, где мужчина решил, что женщине живется легче, отправил ее пахать, а сам остался в доме на хозяйстве, и у него все пошло наперекосяк. А жена с поля вернулась и еще ему стала помогать.
Мы, интернатские, выходили в жизнь без вещей, без подушки собственной, но мы сами решали, как жить. А у «семейных» много внешних внушений. Да, у тебя есть подушка, есть поддержка семьи, но эта «подушка» тебе что-то говорит, внушает. Однако свою дорожку я никому не пожелаю, особенно если в России родился. Без поддержки тяжело, хотя где права — там и обязанности, конечно.
Важна ли для вас физическая красота?
Я очень долгое время была слепа, так сказать, к своей внешности, к своим достоинствам. Лет с 25 я слышала комплименты от друзей и знакомых, от мастеров, с которыми работала. Они мне говорили: ты сильная, ты умная, ты красивая. А я только: «Ой!»... Один мастер хвалил мое знание электрики. Одна клиентка — мне было лет 35 — сказала: «Надя, вы красивая!». Иногда просто незнакомые люди хвалили мои волосы, руки. «Какие у вас красивые руки!». А я не верила. Не знала, как реагировать. Слышать и воспринимать комплименты — особое умение.
Постепенно я научилась воспринимать себя как красивую женщину. Моя подруга по интернату живет на Сицилии, ее там усыновили. У них на Сицилии нет своих сирот, сразу всех берут в семьи. И вот я у нее гостила уже взрослой, и ее семья, муж меня спрашивали: ты такая накачанная — наверное, богатая, можешь себе позволить ходить в зал? Я отвечала, мол, ничего подобного, я тяжелым физическим трудом занимаюсь.
Конечно, важен вопрос генетики, но я не знала своих родителей и даже не видела медицинской карты. Единственное, что я знаю, — то, что у меня жуткая аллергия на медикаменты. Это меня, кстати, спасло однажды, когда та самая «злая» воспитательница упекла меня в психиатрическую больницу. Там всех пичкали препаратами, а меня не могли из-за аллергии, поэтому я сохранила нормальный рассудок. Это и удача, и смекалка, примерно поровну. Вышла из «дурки» своими ногами.
А как вы попали на подиум?
Это был мой личный шаг отчаяния. У меня был один очень хитрый клиент. Обычно я с клиентами держу дистанцию, но этот умудрился втереться ко мне в дружбу, говорил, какой я хороший человек и так далее. Нельзя путать работу и дружбу. Я никогда на такое не попадалась, но этот уж больно хитер был. И в итоге он долгое время пытался уклониться от оплаты моих услуг, а это была очень приличная сумма.
Я на нее рассчитывала — хотела продать свою комнату в коммуналке и купить квартирку в зеленом районе: у меня собаки, в том числе борзая, и им нужны прогулки. Но возврат денег по решению суда затянулся на длительный срок, инфляция, рост цен — купить квартиру не получилось. Кредитов я не беру, в нашей стране нельзя жить в кредит.
Я подумала: какого черта я не ценю себя? Другие говорят, что я красивая, умная, креативная, умею экономить чужие деньги, хорошо работаю, дотошно отношусь к делу. Почему я так к себе отношусь? А тут моя подруга и клиентка, художница (она как-то нарисовала мой портрет углем) мне сказала, что с моей внешностью нужно в модельное агентство Lumpen. Что там успешными моделями становятся необычные личности, люди, которые вышли из низов.
Я посмотрела сайт агентства, почитала интервью моделей. Это же не мой бизнес, я никогда раньше не думала быть моделью. И вот, почитав, я убедилась, что основательница агентства Авдотья Александрова видит людей глубоко — как художник. В людях она разбирается. Я посмотрела на себя ее глазами.
Я попросила коллегу сфотографировать меня на обычный смартфон и рискнула написать в Lumpen. И приложила фото: но не лица, а своей спины. Подумала: может, их заинтересует такое — сильная женщина не из спортзала. Авдотья пишет: «А где лицо? Присылайте срочно!» Я сняла лицо фронтальной камерой смартфона, отправила. В ответ — «Срочно на кастинг!»
Агентство ищет моделей по всей России и в Европе. И на кастинге я увидела настоящий «салат» из людей: и статные, высокие, и моего роста (я не самая высокая модель), и альбиносы, например, и люди с азиатской внешностью. И я сразу поняла, что я среди своих.
В Европе и Америке человеческое разнообразие давно считается естественным, это мы в России отстаем слегка. Исповедуем какие-то каноны внешности… Надо отмести эти каноны! Мы часть цивилизованного мира, интернет нам никто не отключит, а то получит революцию, как в Египте, когда там интернет отключили.
Какие проекты вам больше всего запомнились?
Я не могу выбрать, мне все нравится. Конечно, помню показ Vetements в Париже. Мне очень понравилось, что делает Гурам Гвасалия. Я всегда ценила качественную одежду, хотя редко могла себе ее позволить. Это был мой первый опыт с Vetements, но одна коллега из агентства уже четвертый раз с ними работала.
Vetements меня выбрали после того, как я им прислала свою «проходку», снятую тоже на обычный смартфон. Нужно было прилететь в Париж на кастинг. Я полетела, я люблю Париж. Меня выбрали. Это был неплохой гонорар и что-то новое, тоже важно. Как ни странно, я не боялась. Если тебя в жизни постоянно троллят и унижают, ты уже ничего не боишься. Меня очень поддержали коллеги, модели из разных стран.
На показе у меня был «лук» брутальной женщины, и Гвасалия решил почему-то, что я британка, он говорил со мной по-английски. Он сказал мне, что никогда не видел, чтобы так здорово ходили под музыку. А я ему ответила: «Я знаю, Гурам, что вы говорите по-русски…» И он тут же: «Ты русская?!» Я говорю: «А что, непохожа?» — «Вообще нет!» Когда идешь по подиуму, это не страх. Это красота! Я поняла, что если людям нравится, если о тебе пишут разные издания, если ты на обложке Elle — значит, ты достойна внимания.
А какие-то забавные истории были?
Меня выбрали для рекламной кампании корейской марки Gentle Monster. Это было после показа Vetements. Съемку делал крутой российский арт-проект AES+F. Они олдскульные, но мыслят современно. И там был забавный случай: их ассистент по мейкапу заметил, что у меня ноги не побриты. Говорит: «Надя, я понимаю, что ты у нас девочка естественная, но надо побрить». И дал мне бритву и пену. Я: «Окей!» — это работа, надо так надо.
Владимир Фридкес из AES+F, известный фотограф, уже все настроил и говорит: «А где Надя-то?» А костюмерка кричит: «Да Надя ноги бреет!» Он стучит в гримерную: мол, можно войти? Я говорю — окей, я же в лифчике, все нормально. Он забегает, видит меня и говорит: «Надя, в следующий проект возьмем обязательно!» Это было весело. У меня всегда весело.
Многие медийные люди жалуются на негативную сторону публичности. У вас нет такой проблемы?
Под фотографиями, например, фотосессии бренда нижнего белья в Instagram очень много юмора, очень много комплиментов, очень много сравнений с разными личностями. Например, кто-то написал, что я Дарт Вейдер без маски. Кто-то написал, что я выгляжу, как Грета Тунберг, только взрослая. Я хотела пошутить, что только Ди Каприо не хватает (они же общались), но не стала. Негативные комментарии — после Vetements, после Парижа — я воспринимаю со смехом. Плюс чем больше комментариев, тем больше продаж.
Меня сравнивали с Нео из «Матрицы», с рестлерами, со злой училкой из фильма «Матильда». Главный хейт, конечно, был от русских. Скажем, я рекламировала крем бренда Адель Мифтаховой Don’t touch my skin, и под фото была подпись: «Это что, порнокрем?» И я считаю, что это был комплимент.
Иногда я снимаюсь с другими ребятами из Lumpen в их музыкальных проектах, и там это не про гонорар, а про поддержку. Есть фальшивые художники, а есть подлинные художники, мои друзья. И если им нужна помощь, я забываю про зарабатывание денег и помогаю. Я ценю всех, кто со мной работает во всех проектах — и в моделинге, и в ремонтах, и на съемках. Скажем, Адель Мифтахова сделала мне честь лично познакомиться со мной. Это настоящие профессионалы. Люди нового формата. У них есть свобода выбора, свобода мысли. Я надеюсь, что тоже принадлежу к нему.
Вы не раз говорили про свою естественность.
К счастью, сейчас можно быть таким, как тебе удобно. Мужчина может ухаживать за собой, если ему так удобно, или не ухаживать. И женщина тоже может краситься или не краситься, депилироваться или не депилироваться, это ее личное дело. Я была очень рада поучаствовать в проекте Манижи. Она оду женщинам спела! Я участвовала бесплатно, мне это было в радость. Меня один знакомый спросил, зачем я участвую в этом, как он выразился, «шоу уродов»: «Что ты с этими фриками?» А потому что это против расизма, против шовинизма, я часть этой страны, и я тоже немножко необычная.
А как реагируют люди в обычной жизни на вашу необычную внешность?
Меня иногда называют молодым человеком. Голос низкий, плюс сейчас молодые люди носят длинные волосы. Как-то мы с моим агентом пошли на «Мосфильм», на кастинг, и на КПП я показываю паспорт, а мне контролер говорит: «Простите, это не ваш паспорт!» Я: «А чей же тогда?» Она: «Вы мужчина!» Я: «С чего вы решили?» Мы с агентом очень смеялись, весь КПП нас провожал взглядами.
Вы сожалеете о чем-нибудь в своей жизни? О каких-то упущенных возможностях, например?
Сожаление — пагубное чувство. Много моментов, о которых можно сожалеть, но все же я, мне кажется, где-то ловлю удачу. Например, в свои годы и со своей работой я почти не получала травм. Я и на крышах работаю, и сараи ломаю, и чего только ни делаю. Есть у меня какой-то процент удачи, да.
Я сожалею, что у меня не было возможности получить высшее образование. Но даже из этой ситуации я сделала какие-то выводы и повернула ее в свою пользу. Я внимательно прислушиваюсь к своему телу, приглядываюсь к происходящему вокруг меня. В моделинге я научилась видеть творчество, красоту.
А еще через какое-то время осознаешь, что тебе повезло: ты с руками, с ногами, а другие — нет. Есть поговорка для таких ситуаций: «А в Африке детей моют мочой». У нас тут холодно, но хотя бы всегда есть пресная вода.
Вы в первую очередь строитель, а потом модель? Или наоборот?
Я теперь еще и актриса, так что мне даже сложно сказать, что важнее.
Снимаетесь в кино?
Да, скоро выходит первый проект, у меня там роль пока незначительная, но за ним, надеюсь, будут и другие. Это новая школа нашего кино, негосударственные проекты, очень крутые. И сценарий классный, и картина супер просто! Совсем новый режиссер. Роль даже не второго плана, а, наверное, четвертого! (Смеется.) Но со словами!
Сейчас часто приглашают на роли актеров-непрофессионалов. Может, не могут найти профи по кастингу, может, просто такая тенденция, чтобы люди не играли, а переживали в кадре то, что чувствуют. Я смотрю на игру других, учусь у них. Я же на первой съемке даже не знала этой команды «Мотор, начали!» Мне подсказала другая актриса, довольно известная.
Или другой случай. Декораторам иногда сложно работать, особенно девушкам. Как-то вижу, одна из них сидит и гайку крутит, уже пальцы синие. Я ей говорю: «Давай я возьму плоскогубцы и закручу». Мне же это просто, я знаю, как это делать, хочу помочь. А она: «Ты актриса, ты в кадре, тебя уже одели, не трогай!»
В другом проекте я играла вместе с Иваном Охлобыстиным. Я, признаюсь, немножко хуже о нем думала, чем на деле оказалось. Он достаточно мудрым человеком стал. Однажды разговаривали во время паузы в съемках, я сказала, что я интернатская, он не поверил: «Как интернатская?» И когда я в конце съемочного дня уходила, он пожал мне руку и сказал: «Жаль, что мало пообщались!»
Вы говорили, что хотите собственную квартиру. Вы мастер по ремонту, и вы цените красоту. Каким будет ваш дом?
Белые стены. Можно нагружать дом деталями, красками. Но на самом деле ваше жилище — это картины, фотографии, мебель, какие-то интерьерные вещи. Светильниками можно создать световые пространства. Мой интерьер должен быть самым простым, как чистый лист бумаги. Потому что по работе я делаю огромное количество разных интерьеров, от загородных домов до галерей, от частных яхт до бань. Когда меня спрашивают, что мне нужно от интерьера, я говорю: двери хорошие. Чтобы закрыться, послушать свою музыку, почитать, потискать животных. Мне нужно просто удобство, не нагруженное чем-то.
Вы не собираетесь написать книгу о своей жизни?
Пока никто не предлагал. Как, кстати, пока никто не предлагал в озвучке поучаствовать, хотя мне кажется, что у меня голос интересный — низкий. Но если предложат, почему бы и нет.