26 августа в 20:21 по московскому времени старт продаж нового романа Виктора Пелевина «Transhumanism Inc.» (рецензию можно прочесть здесь). С разрешения автора и издательства «Эксмо» «Лента.ру» публикует отрывок из книги, в котором одна из героинь, девушка Маня, дочь банкира и живой женщины, принимает подарки и слушает выступление скоморохов по случаю своего совершеннолетия.
На ферме ждали сразу два сюрприза. Прямо сюда прибыли подарки: дорогущая новая кукуха от отца и персональная поздравительная поэма, присланная московским лицеем «к 206 AV» (отсчет времени в лицее вели на латыни).
Поэма, написанная не нейросетью, а живым филологическим коучем, обыгрывала имя Мани — вернее, его созвучие со словом «money». Чтобы поглядеть, как коуч читает, Маня надела смарт-линзы. Коуч был смешной: старый, плешивый, седой, из какого-то совсем древнего поколения — даже не друмеров, а крумеров, или вообще брумеров. Он слегка заикался, а в слинзах вдобавок еще и двоился, что казалось его персональным недостатком.
— Все мальчики и девочки в наше время влюблены первым делом в деньги, и это нормально, — сказал он, протягивая Мане фальшивый электронный букет (растворившийся в пространстве, достигнув ее предполагаемой руки). — У тебя будет много поклонников и поклонниц, Маня. Как не полюбить существо, фонетически совпадающее с сердцем всемирного либидо... Особенно когда это существо такое милое, как ты...
Сказав эту сложность, коуч сморщился, сложил пальцы щепотью и запел:
— Моя Маня как money,
Мои money как Маня.
Меня манною мая
Маня манит, ня-ня...
В поэме было восемнадцать сладких четверостиший с плывущим размером. Маня узнала, что был такой бог Мани. Услышала тибетскую мантру «Ом мани падме хум», где слово «мани» означало «драгоценность». Выяснила, что когда-то существовала целая секта манихеев, поклонявшихся звуку ее имени.
Маня, Маняша — это и правда звучало денежно и волшебно, словно она была тем самым мифологическим существом, чье прикосновение превращает в золото.
Ах, вашими бы молитвами...
Стихи для поздравлений нормально писала и нейросеть-трешка, но получить их от живого филолога было, конечно, престижней. Ясно, что не всякая семья оплатит. Для Контактона такой прикол — минимум на уровне фото в шубе из безубойной норки. Но вообще-то филокоуч давно отжил свое: его держали в лицее для шика, примерно как швейцара с длинной волнистой бородой (Маня видела такого в гостинице, когда ездила с мамой в Петербург).
Гораздо больше, чем стихами, Мане хотелось похвастаться перед кем-нибудь своей новой кукухой. До лицея оставалось еще несколько дней, тетка в таких вопросах не рубила, мама свой восторг уже выразила дистанционно, а холопам с фермы было, ясное дело, плевать. Они просто не понимали, что это — только радостно мычали из-под грязных марлевых масок.
Поэтому, наверно, Маня упросила тетку пустить на двор скоморохов. Хотя хвастаться кукухой перед ними было еще глупее, чем перед холопами: скоморохи жили нелегально, без кукух и имплантов, стоявших в черепах даже у кочевых тартаренов. Скоморохи обитали на таком дне бытия, что закону было лень за ними нагибаться.
Скоморохов было трое: немолодые, с помятыми похмельными лицами, в одинаковых военных полушубках из синтетического меха — без погон, зато с настоящими дырочками от пуль. Купили, скорей всего, у кочевых. Или тартарены так расплатились за выступление. Старший из скоморохов, здоровый детина с цыганистыми усами, действительно походил в этом наряде на военного.
Тетка разрешила им занести на двор только музыку — пусть нечипованая лошадь с телегой ждет за воротами. Скоморохи постелили полушубки на снег вместо гимнастических матов и остались в тонких шерстяных трико. Завоняло давно не мытой человечиной, заухал бум-балалай — и целый час скоморохи кувыркались, пели и жонглировали мандаринами, обернутыми зеленой фольгой.
– Все идет по пла-а-ану! Все идет по пла-а-ану!
Потом начались старинные наглые частушки:
— Шел я лесом-камышом,
Вижу – девка нагишом!
Девка, хау ду ю ду?
Покажи свою ми ту!
Тетка наморщила губы, обросшие седым климактериальным мхом.
— Ой, про «me too» прилетело... Держите меня, девочки... В каком они веке-то остались?
Все это было терпимо и даже, как выражался филологический коуч, былинно — скоморохов любили именно за эти плевочки радиоактивного карбонового фольклора. Но потом они переключили свой бум-балалай в режим гуслей, бухнулись на колени, уперли бряклые глаза в тучи — и запели про Гольденштерна.
Кому же еще гнать про Гольденштерна, как не скоморохам-бескукушникам? У них проблем не будет. У них все проблемы уже есть.
Былина, как у них это называется, или плач.
Сначала слушать было интересно.
Мол, стонала Русь под половцами, стонала под печенегами — но знала врага, видела его лицо и даже со стрелой каленой в груди белыя могла изогнуться с седла да полоснуть его в ответ заветной казацкой шашкой.
Потом, значит, приехали супостаты-тевтоны в шлемах с пиками, налетели вороги на бипланах — и почти погубили Русь, почти пригнули ее к земле. Но глянула Русь в небо голубыми глазами, улыбнулась, засмеялась да и пустила ворогов клочками по закоулочкам. Вот только осталась у нее от той битвы на лбу кровавая рана в форме звезды, да и ослабла она сильно.
Потом навалилась вражья рать гуще прежней, с железными тиграми и стальными слонами — и совсем почти раздавили Русь, вмяли гусеницами в сырую глину. Но и оттуда Русь поднялась, да страшнее прежней в клубах атомного огня, с ярыми очами да мечом-кладенцом неодолимой силы.
И пропала было Русь, и продалась уже за зеленые фантики, которые неудержимо печатал ворог — но пришли на Русь мудрые вожди. И дали ей новое учение — конкурентоспособность.
Сильна ты, Русь, сказали вожди — сколько вороги ни напечатают зеленых фантиков, все их заработаем честным трудом, так что у нас этих фантиков поболее чем у них станет! И пошла Русь за мудрыми вождями, и набрала много-много фантиков, да вороги догадались, к чему дело идет — и поймали Русь в сеть.
Трепыхнулась она раз, трепыхнулась два — да больно крепко держало вервие. И увидела Русь, что не одна она уловлена той колдовской сетью, а вместе со всем миром. И плыла она скованная в море слез сто долгих лет — русалка белая, китовица чистая, рыба святая — а потом поднялся к сети из темных глубин жидовин Гольденштерн и сказал русским вождям: идите ко мне в банку!
Дам я вам счастье такое, какого вы в жизни не ведали, радость небесную, благодать вечную... И дрогнули русские вожди, и пошли к Гольденштерну в банку, оставили святую Русь. Но не только на Руси так было — вожди всех земель нырнули в банки и оставили свои королевства, и воцарился жидовин Гольденштерн над миром один, и стал сосать кровь клопом окаянным, и когда наказание то кончится, никому не ведомо...
Бум-балалай издал последнюю руладу и затих. Скоморохи стояли на коленях, понурив головы, и ветерок шевелил их длинные чубы. Сколько в тех чубах, должно быть, вшей...
К этому времени Маня с теткой перебрались к окнам горницы второго этажа — сюда вонь не долетала. Надо было реагировать: плач о Гольденштерне слышали не только они, но и кукухи.
Тетка чуть заметно кивнула — мол, давай сперва ты, девочка. Маняша, конечно, знала, что говорить, и даже чувствовала молодое кобылье нетерпение. Сказать можно было много.
— Видите ли, господа скоморохи, — начала она, — самое мерзкое в той процедуре, которой вы нас подвергли — это не контакт с пещерным смрадом вашего конспирологического сознания, а то, что даже конспирологию свою вы знаете на двойку с минусом. Ну почему, спрашивается, «жидовин Гольденштерн»? Учите матчасть! Гольденштерн — если на секунду допустить, что он вообще есть, а это отдельная тема — не еврей и никогда им не был. Отнюдь. Он, если вам так важно, швед. Есть сотни конспирологических сайтов и веток, и там подробно объяснено, откуда взялись фамилии Гильденстерн и Розенкранц и почему Гильденстерн якобы стал Гольденштерном... Если уж взялись врать, так хоть врите умеючи. Но вам лишь бы жидовина где-нибудь обнаружить...
Девку от многоумия повело не в ту степь. Тетка ущипнула ее за попу и вмешалась:
— А если короче, мы в такие детали даже и входить не будем. У нас на дворе порядок простой – кто тут скажет ГШ-слово, получает от ворот поворот. Сразу. Так что валите отсюда подобру-поздорову, мудрецы-конспирологи, а еще раз ГШ-слово услышим, вызовем дроны. Тут база претория недалеко... Мерзавцы какие, а? Ушлепки. Говноеды вонючие...
Одновременно тетка скинула скоморохам в снег батон колбасы, круг сыра, бумажную иконку и несколько ярких подарочных карточек с сетевым кредитом — на такие можно было выменять у кочевых еды. Скоморохи молча подняли подарки из снега, жилистый усач взвалил на спину бум-балалай — и они поплелись со двора к телеге.
Все, конечно, хорошо понимали друг друга. Симбиоз. Скоморохи пели про Гольденштерна главным образом для того, чтобы хозяева могли обругать их последними словами, показав благонамеренность своим кукухам.
Лайфхак номер один — быстро поднять социальный индекс проще всего, вознегодовав, когда рядом скажут ГШ-слово. С этого скоморохи, в общем, и живут.