Южнокорейской «Игре в кальмара» уже пророчат звание сериала года — гипержестокая смесь социальной драмы и баттл-рояля о смертельных состязаниях за бешеные деньги стала хитом Netflix в десятках стран. Фанаты шоу смели с прилавков белые слипоны Vans, которые носят его герои, а на исполнительницу главной женской роли за считаные дни подписались более десяти миллионов человек. Хитом «Игра в кальмара» стала и на родине — на Netflix даже подал в суд корейский интернет-провайдер, пожаловавшийся, что невероятная популярность сериала обрушила его инфраструктуру, а сам стриминговый сервис стал вторым после YouTube генератором трафика в Южной Корее. Из этого, а также из массивной волны посвященных сериалу мемов уже ясно, что наиболее популярным костюмом хэллоуинских вечеринок этого года станет зеленая спортивка, а распространенным конкурсом на таких мероприятиях будет выцарапывание фигур из сахарного печенья. «Лента.ру» разобралась в причинах популярности «Игры в кальмара» и выяснила, что не так с этим сериалом.
Основное действие шоу разворачивается в гигантском секретном комплексе на безымянном острове, на который со всей Южной Кореи свозят сотни маргиналов всех сортов. Среди них — вдрызг проигравшийся Сон Ки Хун (Ли Чон Чжэ), его друг детства Чхо Сан Воо (Пак Хэ Cу), скрывающийся от властей за финансовые махинации, северокорейская беженка Кан Сэ Бек (Чон Хо Ен), мигрант из Пакистана Али (Анупам Трипати) и рассорившийся со своими сообщниками гангстер Чан Док Су (Хо Сон Тхэ). Все они — не по принуждению, а по желанию — борются за призовой фонд в 45,6 миллиарда вон (38 миллионов долларов) в смертельно опасных версиях детских игр. Например, в самом первом состязании «Тише едешь — дальше будешь» (или «Красный свет — зеленый свет») участники пытаются добраться до финиша через поле, пока гигантская кукла поет песенку. Когда песня обрывается, всех, кто продолжает двигаться, беспощадно отстреливают.
Впрочем, участники и сами не прочь сократить число конкурентов, устраивая по ночам беспощадную резню. Чтобы выжить, приходится объединяться в команды, но дружба в «Игре в кальмара» грозит сослужить и плохую службу — в любой следующей игре людей уже могут заставить бороться друг против друга. Да и победитель в этих крысиных бегах останется только один.
За порядком в комплексе следят обезличенные охранники, одетые в коралловые комбинезоны и маски; они же выступают палачами проигравших. Организаторы игрищ скрываются, но известна их цель — «обеспечить равные шансы на успех» всем обделенным и обиженным. Зрителями шоу (а также бенефициарами) выступают интернациональные VIP-гости, которые наблюдают за кровопролитием из психоделической лаунж-зоны, и, как и охранники, также скрываются за масками.
«Игра в кальмара» уже стала популярнейшей корейской дорамой в США и, по-видимому, находится на финишной прямой к званию главного хита Netflix во всем мире. Причины, по которым сериал оказался самым просматриваемым проектом сервиса уже в 90 странах, очевидны — тут и герои с проработанными историями, которым легко сопереживать, и необычные декорации вроде гипертрофированных детских площадок, разноцветных лабиринтов и лестничных башен а-ля «Хогвартс для малышей», и контрастирующая с этой радужностью, в целом непривычная для западного ТВ кровожадность шоу. Последняя проявляется, конечно же, в невероятно напряженных смертельных заданиях, основанных как и на распространенных по всему миру, так и на известных только в Южной Корее детских играх.
Жанр баттл-рояля в кино и на телевидении существует уже несколько десятков лет — основоположником его стал вышедший в 2000-м японский фильм «Королевская битва» Киндзи Фукасаку, в котором правительство отправляло на остров школьников, заставляя их убивать друг друга. Достаточно представителей этого жанра и на Западе — франшизы «Голодные игры» и «Судная ночь» не один фильм стравливали своих персонажей в кровавых и ожесточенных боях. Не стала «Игра в кальмара» и первой попыткой Netflix представить миру дорамы, в том числе в жанре выживания — годом ранее стриминговый сервис выпустил японскую «Алису в Пограничье», не снискавшую, однако, такой же славы. Гипержестокость «Игры в кальмара» в целом для дорам не в новинку — например, японский сериал «Токийский отель вампиров» Сиона Соно (автора, к слову, свежего безумства «Узники страны призраков» с Николасом Кейджем) еще в 2017-м возвел массовое кровоиспускание в степень высшей абсурдности.
Но во всех этих фильмах и сериалах отсутствует одна составляющая — та, благодаря которой «Игра в кальмара» искупалась в хвалебных рецензиях и завоевала симпатии зрителей. Если «Королевская битва» и роман, на котором она основана, изображали столкновение фашистского государства с молодежью (книга была написана Косюном Таками под впечатлением от мировой волны студенческих протестов конца 60-х, проходивших в том числе и в Японии), «Алиса в Пограничье» делала упор на CGI-графику и обилие «неожиданных» (на деле — весьма предсказуемых) сюжетных поворотов, а «Токийский отель вампиров» устроил резню молодых и безнадежно одиноких людей, то новый сериал берет на вооружение тему социального неравенства.
Тему эту еще в 2019-м предвосхитили (тоже с громогласным мировым успехом, еще и забрав чуть ли не все «Оскары») «Паразиты» южнокорейского режиссера Пона Джун-хо. Ну а «Игра в кальмара» органично встроила ее в уже неоднократно доказавшие свою популярность у широкой публики рамки баттл-рояля с реками крови и откровенным садизмом по отношению к собственным героям. Смесь оказалась поистине гремучей — и на руку сериалу сыграла захватившая массовую культуру мода на антикапитализм.
С приходом пандемии, которая только сильнее обнажила огромную пропасть между представителями разных социальных слоев, знаменитости — не раз и не два обжегшись на попытках уравнять себя с собственными поклонниками — по-своему это классовое напряжение экспроприировали, породив поистине абсурдный мир, в котором конгрессвумен Александрия Окасио-Кортес появляется на ультрасветском бале Met Gala в Нью-Йорке в роскошном платье, расшитом лозунгом «Обложите богатых налогами», в котором заимевшая ребенка от богатейшего человека планеты певица Граймс разгуливает по улице с «Манифестом Коммунистической партии» и шутит про создание космической лесбийской коммуны, и в котором древний слоган «Съедим богатых» переживает ренессанс одновременно на политических ралли и в мемах в соцсетях. Словом, массовая культура готова и такую жуткую вещь, как расслоение общества, через удивительные метаморфозы реквизировать, и «Игра в кальмара» оказалась на вершине волны этого странного тренда.
К примеру, при всей обезличенности окружающих героев палачей, у сериала все же есть явные антагонисты — надменные, до боли карикатурные VIP-гости, для которых жизни бедняков представляют лишь минутное развлечение. Вводя таких персонажей в сюжет, «Игра в кальмара» немедленно подталкивает зрителей к мысли о том, что уймой денег могут владеть только отморозки; проповедь эта лишь усиливается в финале сериала, когда герои опускаются до совсем уж клишированных сцен вроде спора о том, может ли бескорыстность в человеке победить алчность, и таких фразочек из уст главного героя, как «мы вам не лошади».
В тех же «Паразитах», которые, балансируя между комедией и хоррором, демонстрируют ужасы социального расслоения, Пон Джун-хо сознательно не стал навешивать на персонажей ярлыки исходя из их социального статуса — подчеркивая, что страшен именно классовый разрыв, а не его представители. В «Игре в кальмара» шоураннер Хван Дон Хек, наоборот, ограничивается популистскими идеями о том, что богатые стравливают бедных для обеспечения статус-кво, что власть и деньги развращают и лишают человеческого облика — оттого скрывают свои личины охранники комплекса, а VIP-гости и вовсе разгуливают в золотых масках животных.
Вместо хоть сколь-нибудь содержательного диалога о социальных проблемах «Игра в кальмара» делает упор на изощренные терзания своих героев на потеху публике — которой в этом случае, выходит, куда ближе по духу не пронумерованные маргиналы, а ахающие и охающие от их мытарств VIP-зрители. И это на самом деле неудивительно — уходящая в глубокие дебри мирового телевидения история менее кровавых, но не менее дегуманизирующих реалити-шоу в отдельном представлении явно не нуждается. «Игра в кальмара», с первого взгляда выступающая критиком такого явления, поскольку проводит параллель между ним и классовым угнетением, на деле оказывается его апологетом, эксплуатируя те же самые приемы. Благо, что в игровом формате.